Ирина Ратушинская - Стихотворения. Книга стихов Страница 19

«Мне сегодня плохо. Милый, не семь же лет...»

Мне сегодня плохо. Милый, не семь же лет —Полувальсом — по бедам, как по воде!Да, не нашей породе — знаю — себя жалеть,Но сегодня никто не увидит,Не вспомнит — гдеУлыбаюсь, держусь и в письмах шутки шучу.Мне сегодня плохо: отпустите меняИз бессмертия! Пятый угол ищу!У Владимира колокола звонят —Не по мне, и не разобрать, по ком!Я не слышу, я уже далеко.И по ком в телефон кричат и не спят ночей,И по ком окаянный взгляд — знаю, знаю чей —Плавит хор свечей и олифы лоск,Богородицу доводя до слёз:— Заступись!А куда ей, бедной, с дитём —За других? Своего не сберечь: растёт!И, беспомощная, плачет — а что ещё?— Опусти глаза, не мучь! Горячо!Ну не плачь, голубка, всё, он сейчас уйдёт,И твои ожоги сбрызнут святой водой,И твои печали залечат колокола...Ну, уж ведь легче? Это он не со зла.Он не будет больше, я напишу: не смей!Мне совсем не плохо!И — рожицу на письме.

«По хлебам России бродил довоенный ветер...»

По хлебам России бродил довоенный ветер,А смешной гимназист,влюблённый во всё на свете,Изводивший свечи над картами Магеллана,Подрастал тем временем. Всё по плануШло, не так ли, Господи?Под холодным небомБредил всеми землями, путая быль и небыль.— Апельсинные рощи Сорренто, —шептал и слушал,Как чужие слова застилают печалью душу.— Варвары спустились в долину, —Он твердил по латыни,И рвалось, как из плена,сердце к этой долине.А когда уездный город Изюм занесло снегами,Он читал, как рабыни, давя виноград ногами,Танцевали над чаномпод хохот медных браслетов,И от этого сохло горло,как прошлым летом.Со стены улыбался прадед в литых лосинах,Бесконечно юный,но потускневший сильно.Застеклённый декабрь стоял,как часы в столовой,И смотрел,и ждал,не говоря ни слова.А потом весна-замарашка в мокрых чулках —Тормошила, смеясь, и впадинку у вискаЦеловала — и мальчик немел от её насмешек.Все уроки — кубарем! Все законы — смешаны!Он сбегал посмотреть ледоход,и ветер апреляВыдувал облака соломинкой. Марк АврелийЖдал с античным терпеньем,открыт на той же странице.Продавали мочёные яблоки. Стыли птицыВ синеглазой бездне, выше колоколов!И для этой печали уже не хватало слов.И рука отчизны касалась его волос...Он как раз дорос до присяги,когда началось.Он погиб, как мечтал, в бою,защищая знамя.Нам бы знать — за что нас так, Боже?А мы не знаем.

Вне лимита

«Есть у нашей совести два оттенка...»

Есть у нашей совести два оттенка,Два молчания, две стороны застенка.Сколько лет старались забыть! ОднакоВ алфавите два молчаливых знака:Мягкий — круглый, родственный и лояльный,И старинный твёрдый, ныне опальный.Сколько раз его, гордого, запрещали,Из машинок выламывали клещами,Заменяли апострофом, и у словОбрубали концы, чтоб ни-ни!Крылом,Лебедь стриженный, не зачерпнёшь утра,Не почувствуешь осенью, что пора,В холода высот не рванёшь из жил —Захлебнёшься сном, не узнав, что жил.И споют тебе колыбельный гимнМедным горлышком, чтоб на страх другим!Самиздатский томик — в архивный тлен —Крысьей лапкой на склизком листать столе,Мягкой пылью — тише! — стелить шажок,И — шнурок на вдох: помолчи, дружок!Помолчи — просиНе губить — простить,Помолчи — скажиСлово — и спасиСам себя! Во лжи —Хочешь? — ВоскресиУниженьем — жизнь!Ну?! И — хруст в кости.Но старинной твёрдости взгляд — ответ,Голубых кровей отражённый свет,Гул молчания — княжьего — палачу —Ни полслова!С телеги — толпе — молчу!Как суду — ни бровью, так им — ни стон,Ни холопский — в четыре конца — поклон!Привыкать ли: с закинутой головойК эшафоту — под радостный зверий вой,Чёткой поступью — медленно — по плевкам,Да по грязной соломе, да по векам;Не оправдываясь — не пристанет ложь!Той же смертной дорогой и ты пройдёшь.И российской совестью — в прорву лет —Двухголосье молчания грянет вслед.

«А я не знаю, как меня убьют...»

А я не знаю, как меня убьют:Пристрелят ли в начале заварухи —И я прижму растерянные рукиК дыре, где было сердце.И сошьютМне белую легенду, и примерят,И нарядят — потом уже, потом,Когда окончится! Когда сочтут потери,Протопят каждый уцелевший дом,И вдруг смутятся, затворяя двери,И загрустят неведомо о ком.А может даже раньше — хоть сейчас:Разденут — и в бетон, в окочененьеЗаконное! За подписью врача —В калеки, в смертники — на обученье!Чтобы не дрогнув — медленно — до дна!Согласно предписаниям режима!О, белая легенда! Холодна!И — с головы до пят — неотторжима!А может, проще — новостью в письме:— Ты знаешь... Оказалось... Что ж, мужайся!Ты сильная...И удержу ли смехНад смятыми листками? Как прижатьсяДырой, где было сердце — только что —К рукам — уже ненужным и неважным?И дальше — как? За гранью? За чертойНепреступаемой? Отмеренной? Бумажной?Ох, только бы не так! Не через вас,Мои!Пускай не вы, пускай другие!Ведь не пощады! Но другую гибель —Цемент ли, пуля — только не слова!А впрочем, что я горожу? Не мне —В друзьях сомненье допустить, в любимом —Смятенье допустить! Единым «нет» —Я отметаю допущенье гримаНа самых верных душах всей земли,На самых яростных и самых гордых!Что, волчий век? Воротишь зверью морду?Кому кого бояться — знаешь?Пли!

ЗЕМЛЯНИЧНЫЙ ГОРОД

В Земляничном городе —Звонкие окошки,В Земляничном городе —Молоко для кошки,В Земляничном городе —Пряники с картинками,Башенки с часами,Цыганки с корзинками,Лужи да кораблики,Финики-бананы,Гордые вороны,Мудрые бараны.Целый вечер — мультики,Целый день — мороженое,А по воскресеньям —И добавки можно!И уже видалиВ Земляничном городеВыраженье счастьяУ лошади на морде!А ещё там ёжики,Тигры и медведи!Купим кучу сахару —И скорей поедемВ Земляничный город!

«Ни сына не оставивший, ни дома...»

Ни сына не оставивший, ни дома,Во вьюгу поднятый среди строки,Щерблёною дорогою ведомый —Нелепым дуновением руки,Бессмертным птичьим взмахом —Не меня лиБлагословил на этот мёрзлый путь?И правящему чёрными конямиЯ не боюсь в глазницы заглянуть:Ни странных птиц кружение и трепет,Ни гул последней облачной черты —Не преуспеют испугать, раз тыУже на берег вышел, чтобы встретить,И ждёшь у края сумрачной воды.Я узнаю твой взмах — и рвутся звеньяБессильных уз, и опадает тлен!А ты сейчас шагнёшь по неземле —И руку мне подашь, чтобы забвеньеНе доплеснуло до моих колен.

«Неумелая пила, пышные опилки...»