Сергей Есенин - Стихотворения. Поэмы Страница 19

1919

«Ветры, ветры, о снежные ветры…»

Ветры, ветры, о снежные ветры,Заметите мою прошлую жизнь.Я хочу быть отроком светлымИль цветком с луговой межи.

Я хочу под гудок пастушийУмереть для себя и для всех.Колокольчики звездные в ушиНасыпает вечерний снег.

Хороша бестуманная трель его,Когда топит он боль в пурге.Я хотел бы стоять, как дерево,При дороге на одной ноге.

Я хотел бы под конские храпыОбниматься с соседним кустом.Подымайте ж вы, лунные лапы,Мою грусть в небеса ведром.

<1919>

«Я последний поэт деревни…»

Мариенгофу[81]

Я последний поэт деревни,Скромен в песнях дощатый мост.За прощальной стою обеднейКадящих листвой берез.

Догорит золотистым пламенемИз телесного воска свеча,И луны часы деревянныеПрохрипят мой двенадцатый час.

На тропу голубого поляСкоро выйдет железный гость.Злак овсяный, зарею пролитый,Соберет его черная горсть.

Не живые, чужие ладони,Этим песням при вас не жить!Только будут колосья-кониО хозяине старом тужить.

Будет ветер сосать их ржанье,Панихидный справляя пляс.Скоро, скоро часы деревянныеПрохрипят мой двенадцатый час!

<1920>

«По-осеннему кычет сова…»

По-осеннему кычет соваНад раздольем дорожной рани.Облетает моя голова,Куст волос золотистый вянет.

Полевое, степное «ку-гу»,Здравствуй, мать голубая осина!Скоро месяц, купаясь в снегу,Сядет в редкие кудри сына.

Скоро мне без листвы холодеть.Звоном звезд насыпая уши.Без меня будут юноши петь,Не меня будут старцы слушать.

Новый с поля придет поэт,В новом лес огласится свисте.По-осеннему сыплет ветр.По-осеннему шепчут листья.

<1920>

Хулиган

Дождик мокрыми метлами чиститИвняковый помет по лугам.Плюйся, ветер, охапками листьев, —Я такой же, как ты, хулиган.

Я люблю, когда синие чащи,Как с тяжелой походкой волы,Животами, листвой хрипящими,По коленкам марают стволы.

Вот оно, мое стадо рыжее!Кто ж воспеть его лучше мог?Вижу, вижу, как сумерки лижутСледы человечьих ног.

Русь моя, деревянная Русь!Я один твой певец и глашатай.Звериных стихов моих грустьЯ кормил резедой и мятой.

Взбрезжи, полночь, луны кувшинЗачерпнуть молока берез!Словно хочет кого придушитьРуками крестов погост!

Бродит черная жуть по холмам,Злобу вора струит в наш сад,Только сам я разбойник и хамИ по крови степной конокрад.

Кто видал, как в ночи кипитКипяченых черемух рать?Мне бы в ночь в голубой степиГде-нибудь с кистенем стоять.

Ах, увял головы моей куст,Засосал меня песенный плен.Осужден я на каторге чувствВертеть жернова поэм.

Но не бойся, безумный ветр,Плюй спокойно листвой по лугам.Не сотрет меня кличка «поэт»,Я и в песнях, как ты, хулиган.

<1920>

Сорокоуст[82]

А. Мариенгофу

Трубит, трубит погибельный рог!Как же быть, как же быть теперь намНа измызганных ляжках дорог?

Вы, любители песенных блох,Не хотите ль. .

Полно кротостью мордищ праздниться,Любо ль, не любо ль — знай бери.Хорошо, когда сумерки дразнятсяИ всыпают нам в толстые задницыОкровавленный веник зари.

Скоро заморозь известью выбелитТот поселок и эти луга.Никуда вам не скрыться от гибели,Никуда не уйти от врага.Вот он, вот он с железным брюхом,Тянет к глоткам равнин пятерню,

Водит старая мельница ухом,Навострив мукомольный нюх.И дворовый молчальник бык,Что весь мозг свой на телок пролил,Вытирая о прясло язык,Почуял беду над полем.

Ах, не с того ли за селомТак плачет жалостно гармоника:Таля-ля-ля, тили-ли-гомВисит над белым подоконником.И желтый ветер осенницыНе потому ль, синь рябью тронув,Как будто бы с коней скребницей,Очесывает листья с кленов.Идет, идет он, страшный вестник,Пятой громоздкой чащи ломит.И все сильней тоскуют песниПод лягушиный писк в соломе.О, электрический восход.Ремней и труб глухая хватка,Се изб древенчатый животТрясет стальная лихорадка!

Видели ли вы,Как бежит по степям,В туманах озерных кроясь,Железной ноздрей храпя,На лапах чугунных поезд?

А за нимПо большой траве,Как на празднике отчаянных гонок,Тонкие ноги закидывая к голове,Скачет красногривый жеребенок[83]?

Милый, милый, смешной дуралей,Ну куда он, куда он гонится?Неужель он не знает, что живых копейПобедила стальная конница?Неужель он не знает, что в полях бессиянныхТой поры не вернет его бег,Когда пару красивых степных россиянокОтдавал за коня печенег?По-иному судьба на торгах перекрасилаНаш разбуженный скрежетом плес,И за тысчи пудов конской кожи и мясаПокупают теперь паровоз.

Черт бы взял тебя, скверный гость!Наша песня с тобой не сживется.Жаль, что в детстве тебя не пришлосьУтопить, как ведро в колодце.Хорошо им стоять и смотреть,Красить рты в жестяных поцелуях, —Только мне, как псаломщику, петьНад родимой страной аллилуйя.Оттого-то в сентябрьскую скленьНа сухой и холодный суглинок,Головой размозжась о плетень,Облилась кровью ягод рябина.Оттого-то вросла тужильВ переборы тальянки звонкой.И соломой пропахший мужикЗахлебнулся лихой самогонкой.

1920

Исповедь хулигана

Не каждый умеет петь,Не каждому дано яблокомПадать к чужим ногам.

Сие есть самая великая исповедь.Которой исповедуется хулиган.

Я нарочно иду нечесаным,С головой, как керосиновая лампа, на плечах»Ваших душ безлиственную осеньМне нравится в потемках освещать.Мне нравится, когда каменья браняЛетят в меня, как град рыгающей грозы,Я только крепче жму тогда рукамиМоих волос качнувшийся пузырь.

Так хорошо тогда мне вспоминатьЗаросший пруд и хриплый звон ольхи,Что где-то у меня живут отец и мать,Которым наплевать на все мои стихи,Которым дорог я, как поле и как плоть,Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.Они бы вилами пришли вас заколотьЗа каждый крик ваш, брошенный в меня.

Бедные, бедные крестьяне!Вы, наверно, стали некрасивыми,Так же боитесь бога и болотных недр.О, если б вы понимали,Что сын ваш в РоссииСамый лучший поэт!Вы ль за жизнь его сердцем не индевели,Когда босые ноги он в лужах осенних макал?А теперь он ходит в цилиндреИ лакированных башмаках.

Но живет в нем задор прежней вправкиДеревенского озорника.Каждой корове с вывески мясной лавкиОн кланяется издалека.И, встречаясь с извозчиками на площади,Вспоминая запах навоза с родных полей,Он готов нести хвост каждой лошади,Как венчального платья шлейф.Я люблю родину.

Я очень люблю родину!Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь.Приятны мне свиней испачканные мордыИ в тишине ночной звенящий голос жаб.Я нежно болен вспоминаньем детства,Апрельских вечеров мне снится хмарь и сырь.Как будто бы на корточки погретьсяПрисел наш клен перед костром зари.О, сколько я на нем яиц из гнезд вороньих,Карабкаясь по сучьям, воровал!Все тот же ль он теперь, с верхушкою зеленой?По-прежнему ль крепка его кора?

А ты, любимый,Верный пегий пес?!От старости ты стал визглив и слепИ бродишь по двору, влача обвисший хвост,Забыв чутьем, где двери и где хлев.О, как мне дороги все те проказы,Когда, у матери стянув краюху хлеба,Кусали мы с тобой ее по разу,Ни капельки друг другом не погребав.

Я все такой же.Сердцем я все такой же.Как васильки во ржи, цветут в лице глаза.Стеля стихов злаченые рогожи,Мне хочется вам нежное сказать.

Спокойной ночи!Всем вам спокойной ночи!Отзвенела по траве сумерек зари коса…Мне сегодня хочется оченьИз окошка луну. .

Синий свет, свет такой синий!В эту синь даже умереть не жаль.Ну так что ж, что кажусь я циником,Прицепившим к заднице фонарь!Старый, добрый, заезженный Пегас,Мне ль нужна твоя мягкая рысь?Я пришел, как суровый мастер,Воспеть и прославить крыс.Башка моя, словно август,Льется бурливых волос вином.

Я хочу быть желтым парусомВ ту страну, куда мы плывем.

1920