Алексей Лозина-Лозинский - Противоречия: Собрание стихотворений Страница 19

II

ПРОТЕСТ! ПРОТЕСТ!

J’accuse

Золя

МУРАВЕЙНИК

Это странный муравейник –Хаос улиц и домов,Это вереск и репейник –Эти заросли лесов.

Муравьи там суетятся,Тащут разный нужный хлам;Сообща и управляться,И работать нужно там.

Строят толпами густымиМуравейники своиИ дорожки между ними…Муравьи как муравьи.

Все, растя родную кучу,Хвалят честность, долг и труд…Туча родится и тучуБыстро в ямы волокут.

Рок начертан, приготовлен,Каждый отдан ремеслу,Дрессирован, присноровлен,Каждый втайне склонен к злу.

В каждом в миг, в одно мгновеньеВидишь, в чем он заключен,Видишь круг его мышленья,Знаешь всё, что скажет он…

Идеалы и устои,Закоптелые слова…Есть присяжные герои,Мудрецы есть… Ха-ха-ха!

Жизнь по правилам готовым,Власть привычки, будней нить…Стать никто не в силах новым,Круг свой замкнутый разбить.

Муравьи-рабы мечтают,Копошатся, как рабы,И от века угнетаютИх несчастия судьбы.

Муравьи-жрецы пророчат,Говорят, вершают суд,Господа оружье точат,Плети тщательно плетут.

Вечны эти три породы:Вождь, шаман и раб-Дикарь,Рыцарь, поп, рабы-народы…И теперь, что было встарь.

Годы, годы, дни и ночи…Всё по-старому стоит:Так же трудится рабочий,Так же собственник следит.

В схемах роется келейникС сединою в бороде…Муравейник, муравейник,Муравейник на звезде…

«Нет, я не раб, хоть связан с вами…»

Нет, я не раб, хоть связан вами;Я не прощаю вам обид.Пусть сила скована цепями,Мне мысль ее освободит.

Я берегу обиды жадноВ подвалах сердца моего,Считаю молча и злорадноПроценты с золота всего.

И, выходя из жизни кругаНа смерти страшную межу,Сведу я брата или другаВ подвалы сердца и скажу:

Ты видишь? Вот мое богатство.Ты мой наследник, мой двойник.Возьми же всё во имя братства,Взыщи за всё, как ростовщик.

СТРАННИЦА

Истина – странница, странница бедная…Бродит она по сердцам,Робкая, нежная, светлая, бледная,Чуткая к вашим слезам.

В сердце стучится: «Вы звали страданиемДолжное каждого дня,Что же вам стоит хоть раз со вниманиемВыслушать, люди, меня?

Люди, вы слушали песни шарманщика,Книгам даете года,Вы за цветистые речи обманщикаДеньги дадите всегда,

Я же, я – рядом, я жду с замиранием,Жду я пред сердцем у вас…Что же вам стоит меня со вниманиемВыслушать, люди, хоть раз?

Жизнь коротка, а пути вы не знаете,Слушайте ж сердце свое»…Ах, в вашем сердце собак вы спускаете,Ваших собак на нее!

Взяли на улице злобно булыжники,Чтобы ее забросать,Учат вас хитрые, лживые книжники,Как ей в лицо попадать…

«Весь день один, угрюмо-равнодушный…»

Посв. Валентину Лозинскому

Весь день один, угрюмо-равнодушный,Я в зимнем сумраке, не двигаясь, лежал.Без дум, без сил, тяжелый и бездушный,Я всеми нервами, всем существом молчал.В моей душе погасли жизни звуки,И тяжесть пустоты царит в моем мозгу…Я всё лежу, без страха и без муки,И будто бы ищу сбежавшую тоску.Ее огонь меня бы жег и мучил,Я плакал, плакал бы и я бы проклинал…Но бури нет, хотя нависли тучи…И безучастно я не думал и лежал.Так пагода стоит, толпою позабыта;Угрюмо оперлась о спящий ряд колонн,И пылью алтари священные покрыты,И паутины сеть висит со всех сторон…И дряхло, и темно, и мертвенно-прохладно,И звонко в высоте у сводов звуки мрут,И идолы кругом, уродливы, громадны,Стоят, глядят, молчат… Они чего-то ждут…

«Мне царство грезилось великой тишины…»

Aetas, quae vindice nullo

Sponte sua, sine lege, fidem rectumque colebat.

O. Nason

Мне царство грезилось великой тишины,Последние века задумчивых людей.Спокойны были все, и нежны, и умны,Во имя вечных солнечных лучей.

Там жизнь труда – борьбы мечтательным годамНе говорила нет с насмешливостью злой,Обсерватория, библиотека, храмТам береглись молитвенной толпой.

Среди тенистых рощ встречал седой мудрецС спокойной радостью, как тихий, долгий сон,Земного бытия торжественный конец,Предвечного таинственный закон.

Все перестали лгать, никто не оскорблялКороткого в веках мгновенья своего,И каждый каждого глубоко уважал,Как знавшее о Боге существо.

И их любовь была – испуг случайных встреч,И благодарное, грустящее простиЗа взгляд взволнованный, прерывистую речь,За новый миг, украденный в пути.

Мне царство грезилось великой тишины,Задумчивых племен средь храмов и полей…О, неужели злость и глупость там нужныИ люди не поймут других людей?

«Мир ваш. Он отдан простакам…»

Мир ваш. Он отдан простакам,Которым чужд восторг и храмИ мысль которых мыслью сжата.Но мы напоминаем вам:Жизнь – свята.

О вы, подобные червям,Вы преданы пустым делам,Пустым и низменным усладам.Но мы напоминаем вам:Смерть – рядом.

Из сердца вырванным словамСмеетесь вы… Вы чужды нам,И все вы нападете разом.Но мы напоминаем вам:Мы – разум.

ШУТ

Посв. Михаилу Мухину

Среди воспетых персонажейСредневековья, средь пажей,Жидов, бродяг, принцесс и стражей,И трубадуров, и царей,Лишь шут, веселый и проворный,Мне полюбился глубоко…Любимец мой лишь шут придворныйЗа бубенцы, за горб его.Пред разукрашенной палатой,Средь пышных рыцарей двора,Как понимает шут горбатый,Где глупость, злость, где мишура…Судьба дала ему прозреньеС большим, страдальческим горбом,Он видит зло и преступленье,Всё то, что скрыто под добром.Я так люблю его остротыНа чванство знати на пиру,Презренья сдержанного нотыИ слов запутанных игру,Но шут молчащий, шут не едкий,С больным, задумчивым лицом,Шут, собирающий объедкиВ пустынном зале под столом,Вслед даме, гордой и богатой,Глядящий где-то в уголке,Ты ближе мне, бедняк горбатый,Мудрец в дурацком колпаке.

«Есть безмолвные, робко бредущие…»

Есть безмолвные, робко бредущиеБез желаний по жизненной мгле,Неживые, но всё еще ждущие,Неземные, но здесь, на земле.

Я их знаю по их неуверенным,По измученным, лживым глазам,И по лицам, то странно-растерянным,То застывшим, то отданным снам,

И по голосу четкому, ровному,По скучающей мысли над всем,По покорности мертвой условному,По глухому вопросу «зачем»…

«Что ты плачешь, мой друг, как ребенок?..»