Николай Гумилев - Поэтические сборники Страница 19

231. НА СЕВЕРНОМ МОРЕ

О, да, мы из расыЗавоевателей древних,Взносивших над Северным моремШирокий крашеный парусИ прыгавших с длинных струговНа плоский берег нормандский — В пределы старинных княжествПожары вносить и смерть.

Уже не одно столетьеВот так мы бродим по миру,Мы бродим и трубим в трубы,Мы бродим и бьем в барабаны:— Не нужны ли крепкие руки,Не нужно ли твердое сердце,И красная кровь не нужна лиРеспублике иль королю? —

Эй, мальчик, неси намВина скорее,Малаги, портвейну,А главное — виски!Ну, что там такое:Подводная лодка,Пловучая мина?На это есть моряки!

О, да, мы из расыЗавоевателей древних,Которым вечно скитаться,Срываться с высоких башен,Тонуть в седых океанахИ буйной кровью своеюПоить ненасытных пьяниц —Железо, сталь и свинец.

Но все-таки песни слагаютПоэты на разных наречьях,И западных, и восточных;Но все-таки молят монахиВ Мадриде и на Афоне,Как свечи горя перед Богом,Но все-таки женщины грезят —О нас, и только о нас.

232. СТОКГОЛЬМ

Зачем он мне снился, смятенный, нестройный,Рожденный из глубине наших времен,Тот сон о Стокгольме, такой беспокойный,Такой уж почти и нерадостный сон...

Быть может, был праздник, не знаю наверно,Но только все колокол, колокол звал;Как мощный орган, потрясенный безмерно,Весь город молился, гудел, грохотал . . .

Стоял на горе я, как будто народуО чем-то хотел проповедовать я,И видел прозрачную тихую воду,Окрестные рощи, леса и поля.

"О, Боже, — вскричал я в тревоге, — что, еслиСтрана эта истинно родина мне?Не здесь ли любил я и умер не здесь ли,В зеленой и солнечной этой стране?"

И понял, что я заблудился навекиВ слепых переходах пространств и времен,А где-то струятся родимые реки,К которым мне путь навсегда запрещен.

233. ТВОРЧЕСТВО

Моим рожденные словом,Гиганты пили виноВсю ночь, и было багровым,И было страшным оно.

О, если б кровь мою пили,Я меньше бы изнемог,И пальцы зари бродилиПо мне, когда я прилег.

Проснулся, когда был вечер.Вставал туман от болот,Тревожный и теплый ветерДышал из южных ворот.

И стало мне вдруг так больно,Так жалко стало дня,Своею дорогой вольнойПрошедшего без меня...

Умчаться б вдогонку свету!Но я не в силах порватьМою зловещую этуНочных видений тетрадь.

234. УТЕШЕНИЕ

Кто лежит в могиле,Слышит дивный звон,Самых белых лилийЧует запах он.

Кто лежит в могиле,Видит вечный свет,Серафимских крылийПереливный снег.

Да, ты умираешь,Руки холодны,И сама не знаешьНеземной весны.

Но идешь ты к раюПо моей мольбе,Это так, я знаю.Я клянусь тебе.

235. ПРАПАМЯТЬ.

И вот вся жизнь! Круженье, пенье,Моря, пустыни, города,Мелькающее отраженьеПотерянного навсегда.

Бушует пламя, трубят трубы,И кони рыжие летят,Потом волнующие губыО счастье, кажется, твердят.

И вот опять восторг и горе,Опять, как прежде, как всегда,Седою гривой машет море,Встают пустыни, города.

Когда же, наконец, восставшиОт сна, я буду снова я, — Простой индиец, задремавшийВ священный вечер у ручья?

236. КАНЦОНА ПЕРВАЯ

В скольких земных океанах я плыл,Древних, веселых и пенных,Сколько в степях караваны водилДней и ночей несравненных...

Как мы смеялись в былые годаС вольною Музой моею...Рифмы, как птицы, слетались тогда,Сколько — и вспомнить не смею.

Только любовь мне осталась, струнойАнгельской арфы взывая,Душу пронзая, как тонкой иглой,Синими светами рая.

Ты мне осталась одна. НаявуВидевший солнце ночное,Лишь для тебя на земле я живу,Делаю дело земное.

Да, ты в моей беспокойной судьбе —Ерусалим пилигримов.Надо бы мне говорить о тебеНа языке серафимов.

237. КАНЦОНА ВТОРАЯ

Храм Твой, Господи, в небесах,Но земля тоже Твой приют.Расцветают липы в лесах,И на липах птицы поют.

Точно благовест Твой, веснаПо веселым идет полям,А весною на крыльях снаПрилетают ангелы к нам.

Если, Господи, это так,Если праведно я пою,Дай мне, Господи, дай мне знак,Что я волю понял Твою.

Перед той, что сейчас грустна,Появись, как Незримый Свет,И на все, что спросит она,Ослепительный дай ответ.

Ведь отрадней пения птиц,Благодатней ангельских трубНам дрожанье милых ресницИ улыбка любимых губ.

238. КАНЦОНА ТРЕТЬЯ

Как тихо стало в природе!Вся — зренье она, вся — слух.К последней страшной свободеСклонился уже наш дух.

Земля забудет обидыВсех воинов, всех купцов,И будут, как встарь, друидыУчить с зеленых холмов.

И будут, как встарь, поэтыВести сердца к высоте,Как ангел водит кометыК неведомой им мете.

Тогда я воскликну: "Где жеТы, созданная из огня?Ты видишь, взоры все те же,Все та же песнь у меня.

Делюсь я с тобою властью,Слуга твоей красоты,За то, что полное счастье,Последнее счастье — ты!"

239. САМОФРАКИЙСКАЯ ПОБЕДА

В час моего ночного бредаТы возникаешь пред глазами —Самофракийская ПобедаС простертыми вперед руками.

Спугнув безмолвие ночное,Рождает головокруженьеТвое крылатое, слепое,Неудержимое стремленье.

В твоем безумно-светлом взглядеСмеется что-то, пламенея,И наши тени мчатся сзади,Поспеть за нами не умея.

240. РОЗА

Цветов и песен благодатный хмельНам запрещен, как ветхие мечтанья.Лишь девственные наименованьяПоэтам разрешаются отсель.

Но роза, принесенная в отель,Забытая нарочно в час прощаньяНа томике старинного изданьяКанцон, которые слагал Рюдель, —

Ее ведь смею я почтить сонетом:Мне книга скажет, что любовь однаВ тринадцатом столетии, как в этом,

Печальней смерти и пьяней вина,И, бархатные лепестки целуя,Быть может, преступленья не свершу я?

241. ТЕЛЕФОН

Неожиданный и смелыйЖенский голос в телефоне, — Сколько сладостных гармонийВ этом голосе без тела!

Счастье, шаг твой благосклонныйНе всегда проходит мимо:Звонче лютни серафимаТы и в трубке телефонной!

242. ЮГ

За то, что я теперь спокойный,И умерла моя свобода,О самой светлой, о самой стройнойСо мной беседует природа.

В дали, от зноя помертвелой,Себе и солнцу буйно рада,О самой стройной, о самой белойЗвенит немолчная цикада.

Увижу ль пены побережнойСеребряное колыханье, — О самой белой, о самой нежнойПоет мое воспоминанье.

Вот ставит ночь свои ветрилаИ тихо по небу струится,О самой нежной, о самой милойМне пестрокрылый сон приснится.

243. РАССЫПАЮЩАЯ ЗВЕЗДЫ