Поль Валери - Избранные стихотворения Страница 2

И дерзко обнажив померкшую струю,

Восходит диск луны предательски высокий.

Как радостно в тростник я кинулся густой,

Измучен собственной печальной красотой:

И розу прошлого, и смех забыл я ради

Отвергнутой любви к волшебной этой глади.

О светлый водоем, оплакиваю я

Овал, объятьями моими окаймленный,

Глазами черпая из смертного ручья

Свой отраженный лик, венком отяжеленный.

И нет конца слезам: подводный образ пуст! —

Сквозь чащу братских рук, сквозь бирюзовый куст

Сочится нежный блеск двусмысленного мига:

У холода глубин отняв обломки дня,

На дне, где демонов я ощущаю иго,

Нагого жениха он создал для меня!

Изваян из росы и пыли сребролунной,

Внизу живет близнец безропотный и юный:

Водой повторно плоть моя сотворена!

Руками, зыбкими от золотистой тени,

Взываю к пленнику светящихся растений,

Неведомых божеств скликаю имена!

Прощай, зеркальный лик! Как терпким ароматом,

Нарцисс, заворожен я обликом твоим!

Но разве гроб пустой от глаз мы утаим?! —

Дозволь нагую гладь ласкать цветам измятым!

О губы, розою дарите поцелуй!

Пусть успокоится туманный житель струй, —

Молчат, окутаны закатным одеяньем,

Цветы, и тихо ночь из темных шепчет туч,

Но снова с миртами играет лунный луч.

Тебя под миртами, продленными сияньем,

Я славлю, тайный друг, открывшийся в лесном

Печальном зеркале, подавленная сном,

Напрасно мысль моя прогнать тебя хотела.

Покоится во мхах разнеженное тело,

И ветром полнится томлений горьких ночь.

Прощай, Нарцисс... Умри! Спустился вечер скорый,

Вздымаясь, гонят рябь сердечные укоры,

И флейтами тростник заплакал тонкокорый, —

Певучей жалости стада уходят прочь.

Но в смертном холоде, при свете звезд обманном,

Покуда саркофаг не всплыл ночным туманом,

Прими мой поцелуй сквозь роковую гладь!

Надежда, большего не смею я желать!

О если рябь меня, изгнанника, избавит

От вздохов, пусть мой вздох флейтиста позабавит, —

Надежда, сомкнутый кристалл ломай смелей!

Исчезни, божество, ночная ждет гробница,

А ты, послушная прибрежная цевница,

Луне рыдания жемчужные излей!

ЭПИЗОД

На солнце девушка причесывалась в тихой

Купальне, оттолкнув точеною ногой

Кувшинку, и мелькал атлас руки нагой

В ласкающих теплом, тускнеющих глубинах,

Согретых розами закатов голубиных.

И если по воде, где ветерок поник,

Бежала дрожью рябь, виной тому тростник —

Нелепая свирель вздыхателя, чьи речи

В жемчужинах зубов воспели сумрак встречи,

Для поцелуйных тайн избрав зацветший плёс.

Но равнодушная к притворству этих слез,

Не возводя из роз словесных пьедестала,

Тяжелый ореол богиня расплетала,

До наслаждения затылок отведя

Под зыбким золотом волнистого дождя.

Сквозь пальцы локоны текли в алмазной дрожи.

...Неторопливый лист на влажной замер коже,

Тростник разбил слезой прибрежное стекло,

И вздрогнула нога, как робкое крыло

Вечерней птицы...

ЗРИМОЕ

Если выгнулся внизу

Берег, дымом истекая,

Если сумрака слезу

Искупила соль морская —

На губах безгрешный дар, —

Значит к выпрямленной тверди,

К стенам волн струится пар,

Убаюканный в предсердьи

Той, чьи губы на ветру

Прогоняют влажной дрожью

Слов неслышную игру,

Приоткрыв за внешней ложью

В белозубом блеске дня

Нежность тайного огня.

ВАЛЬВЕН

[3]

Распутать здешний лес мечтательно осмелясь,

Расплавься в шепчущем огне воздушных струй,

Что ослепительной листвою расшумелись,

И лодку быструю стихами зачаруй.

Белеющих бортов обласканные блики

Бегут над Сеною, покуда паруса

Предчувствуют косу, где полдень солнцеликий

Купает в синеве июльские леса.

Но каждый раз, когда крикливые станицы

Дробят небесный свод, безмолвна и грустна,

Дрожит перед тобой пустая тень страницы,

Как всеми брошенный, бездомный парус на

Припудренной реке, теченьями изрытой,

И Сена книгою лежит полураскрытой.

ЩЕДРОСТЬ ВЕЧЕРА

Неоконченное стихотворение

Борясь игрой ума с истомой колдовскою

Светила, что на миг открылось нам, смотри! —

Лазурное вино я пью, водя рукою

По шерстяным бокам таинственной зари.

Прощальный пыл небес прохладой успокою,

Былых искусников катаю янтари,

Но бог, пресыщенный сумятицей людскою,

Уходит прочь, презрев земные алтари.

Вручая небу плод мыслительной науки,

Ты материнские одолеваешь муки,

Заря, достигшая вершины лишь сейчас.

Догадкой звездною провидит ангел глаз,

Как ночь безгрешную сверлит неблизорукий,

Бесптичью высоту пронзающий алмаз.

О вечер, сладкое отдохновенье празднуй!

По кромке западной ты разливаешь сон

Для праведных сердец и даришь неотвязный

Восторг змеиных роз лукавые соблазны

Для смертного, чья мысль пытает небосклон.

            На алтарях твоих в седом дыму курений

Богатство памяти сжигает взором он

            И смотрит, идолопоклонника смиренней,

Как вырастает храм из ярких испарений, —

Он, точно весопляс, над пропастью повис

И устремляется с мостов эфирных вниз:

Чужим триумфом пьян, спешит настигнуть Случай,

— А вдалеке, в тени задумчивых кулис,

Ущербная луна скользит за тонкой тучей.

...Зевает человек — небытия вино

Допито, сокрушен сосуд тревоги жгучей,

Но чары вечера, клубясь, летят в окно,

Где женщина в туман закуталась давно...

— О старцы мудрые, сидящие в Совете,

Пусть стрелкой золотой весы укажут эти

На пик безмолвия богам не прекословь!

— Мой портик, кто еще спасет нас от избытка

Бессмертной Красоты? В морях призывных — пытка

Венеры противоречивая любовь!

Мой взор, внимательный к судьбе валов соленых

И жадный до твоих видений, Водолей,

Оставил для миров, прибоем усыпленных,

Пустую комнату во тьме глубин зеленых,

А страсть к открытиям, мерцая все тусклей,

Явила женщину из золотистых горнов

Песчаной отмели, где ходит пенный жернов.

Но ярче мысль, когда голубизна вокруг:

Мне в тучах видятся неведомые страны,

Где облака легко приемлют облик странный

Вакханок, и гроза срывает плащ пространный

С небес и демона высвечивает вдруг:

Стоит, на облако облокотясь устало,

И смотрит, как плывет архангел в синеву,

И, точно тень меня неволить перестала,

Я сам плыву за ним, подобно божеству,

С презрением к себе парю в немом просторе,

Приморской памятью в несбывшемся живу,

И взор избранника в моем кочует взоре.

            Тысячесветная и пенная гряда,

Ты крепость чистоте возводишь всемогущей!

            До сердца достучись, бегущая вода,

Дроби осколки солнц, чья кровь закатов гуще,

Один рубеж тебе заказан навсегда —

Богов от сумрака земного стерегущий.

            Дуга длиною в лье, многоколонный свод,

Над ливнем тяжких чар в оцепененье белом,

Где жажда вознестись шатром поголубелым

Влечет задымленный, иссякший пароход...

            Но сумеречный пик погас, отягощенный

Снегами, облачный его сжимает нимб.

Прощанья близок миг, лучами позлащенный,

Влечение твое рассеется, Олимп!

Исчезнет хрупкий челн, пространством поглощенный.

            Фронтоны грузных снов с неконченой резьбой,

Фасад, где занавес раздвинут голубой —

Для злобных глаз земли рубинами приколот.

Грядет ущерб Времён — желанья нет ни в ком:

На пурпурных губах, растянутых зевком,

Слова, плененные поэтом, рушит молот...

            Грядет ущерб Времён желанья нет ни в ком.

            Прощайте, чудные картины, я как прежде