Анна Ахматова - Сжала руки под темной вуалью (сборник) Страница 2

Но бессильна моя ворожба.

Оттого ль его сон безмятежен и мирен,

Что я здесь у закрытых ворот,

Иль уже светлоокая, нежная Сирин

Над царевичем песню поет?

[1912]

Музе

Муза-сестра заглянула в лицо,

Взгляд ее ясен и ярок.

И отняла золотое кольцо,

Первый весенний подарок.

Муза! ты видишь, как счастливы все —

Девушки, женщины, вдовы…

Лучше погибну на колесе,

Только не эти оковы.

Знаю: гадая, и мне обрывать

Нежный цветок маргаритку.

Должен на этой земле испытать

Каждый любовную пытку.

Жгу до зари на окошке свечу

И ни о ком не тоскую,

Но не хочу, не хочу, не хочу

Знать, как целуют другую.

Завтра мне скажут, смеясь, зеркала:

«Взор твой не ясен, не ярок…»

Тихо отвечу: «Она отняла

Божий подарок».

10 ноября 1911

Царское Село

Алиса

I

Все тоскует о забытом,

О своем весеннем сне,

Как Пьеретта о разбитом

Золотистом кувшине…

Все осколочки собрала,

Не умела их сложить…

«Если б ты, Алиса, знала,

Как мне скучно, скучно жить!

Я за ужином зеваю,

Забываю есть и пить,

Ты поверишь, забываю

Даже брови подводить.

О Алиса! дай мне средство,

Чтоб вернуть его опять;

Хочешь, все мое наследство,

Дом и платья можешь взять.

Он приснился мне в короне,

Я боюсь моих ночей!»

У Алисы в медальоне

Темный локон – знаешь, чей?!

22 января 1911

Киев

II

«Как поздно! Устала, зеваю…» —

«Миньона, спокойно лежи,

Я рыжий парик завиваю

Для стройной моей госпожи.

Он будет весь в лентах зеленых,

А сбоку жемчужный аграф;

Читала записку: «У клена

Я жду вас, таинственный граф!»

Сумеет под кружевом маски

Лукавая смех заглушить,

Велела мне даже подвязки

Сегодня она надушить».

Луч утра на черное платье

Скользнул, из окошка упав…

«Он мне открывает объятья

Под кленом, таинственный граф».

23 января 1911

Киев

Вечерняя комната

Я говорю сейчас словами теми,

Что только раз рождаются в душе.

Жужжит пчела на белой хризантеме,

Так душно пахнет старое саше.

И комната, где окна слишком узки,

Хранит любовь и помнит старину,

А над кроватью надпись по-французски

Гласит: «Seigneur, ayez pitiå de nous»[2].

Ты сказки давней горестных заметок,

Душа моя, не тронь и не ищи…

Смотрю, блестящих севрских статуэток

Померкли глянцевитые плащи.

Последний луч, и желтый и тяжелый,

Застыл в букете ярких георгин,

И как во сне я слышу звук виолы

И редкие аккорды клавесин.

21 января 1911

Киев

Сероглазый король

Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король.

Вечер осенний был душен и ал,

Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

«Знаешь, с охоты его принесли,

Тело у старого дуба нашли.

Жаль королеву. Такой молодой!..

За ночь одну она стала седой».

Трубку свою на камине нашел

И на работу ночную ушел.

Дочку мою я сейчас разбужу,

В серые глазки ее погляжу.

А за окном шелестят тополя:

«Нет на земле твоего короля…»

11 декабря 1910

Царское Село

Рыбак

Руки голы выше локтя,

А глаза синей, чем лед.

Едкий, душный запах дегтя,

Как загар, тебе идет.

И всегда, всегда распахнут

Ворот куртки голубой,

И рыбачки только ахнут,

Закрасневшись пред тобой.

Даже девочка, что ходит

В город продавать камсу,

Как потерянная бродит

Вечерами на мысу.

Щеки бледны, руки слабы,

Истомленный взор глубок,

Ноги ей щекочут крабы,

Выползая на песок.

Но она уже не ловит

Их протянутой рукой.

Все сильней биенье крови

В теле, раненном тоской.

23 апреля 1911

Надпись на неоконченном портрете

О, не вздыхайте обо мне,

Печаль преступна и напрасна,

Я здесь на сером полотне

Возникла странно и неясно.

Взлетевших рук излом больной,

В глазах улыбка исступленья,

Я не могла бы стать иной

Пред горьким часом наслажденья.

Он так хотел, он так велел

Словами мертвыми и злыми.

Мой рот тревожно заалел,

И щеки стали снеговыми.

И нет греха в его вине,

Ушел, глядит в глаза другие,

Но ничего не снится мне

В моей предсмертной летаргии.

[1912]

«Сладок запах синих виноградин …»

Сладок запах синих виноградин…

Дразнит опьяняющая даль.

Голос твой и глух и безотраден,

Никого мне, никого не жаль.

Между ягод сети-паутинки,

Гибких лоз стволы еще тонки,

Облака плывут, как льдинки, льдинки

В ярких водах голубой реки.

Солнце в небе. Солнце ярко светит.

Уходи к волне про боль шептать.

О, она, наверное, ответит,

А быть может, будет целовать.

16 января 1910

Киев

«Туманом легким парк наполнился …»

Вере Ивановой-Шварсалон

Туманом легким парк наполнился,

И вспыхнул на воротах газ.

Мне только взгляд один запомнился

Незнающих, спокойных глаз.

Твоя печаль, для всех неявная,

Мне сразу сделалась близка,

И поняла ты, что отравная

И душная во мне тоска.

Я этот день люблю и праздную,

Приду, как только позовешь.

Меня, и грешную и праздную,

Лишь ты одна не упрекнешь.

Апрель 1911

Похороны

Я места ищу для могилы.

Не знаешь ли, где светлей?

Так холодно в поле. Унылы

У моря груды камней.

А она привыкла к покою

И любит солнечный свет.

Я келью над ней построю,

Как дом наш на много лет.

Между окнами будет дверца,

Лампадку внутри зажжем,

Как будто темное сердце

Алым горит огнем.

Она бредила, знаешь, больная,

Про иной, про небесный край,

Но сказал монах, укоряя:

«Не для вас, не для грешных рай».

И тогда, побелев от боли,

Прошептала: «Уйду с тобой!»

Вот одни мы теперь, на воле,

И у ног голубой прибой.

22 сентября 1911

Царское Село

Сад

Он весь сверкает и хрустит,

Обледенелый сад.

Ушедший от меня грустит,

Но нет пути назад.

И солнца бледный тусклый лик —

Лишь круглое окно;

Я тайно знаю, чей двойник

Приник к нему давно.

Здесь мой покой навеки взят

Предчувствием беды,

Сквозь тонкий лед еще сквозят

Недавние следы.

Склонился тусклый мертвый лик

К немому сну полей,

И замирает острый крик

Отсталых журавлей.

1911

Над водой

Стройный мальчик пастушок,

Видишь, я в бреду.

Помню плащ и посошок

На свою беду.

Если встану – упаду.

Дудочка поет: ду-ду!

Мы прощались как во сне,

Я сказала: «Жду».

Он, смеясь, ответил мне:

«Встретимся в аду».

Если встану – упаду.

Дудочка поет: ду-ду!

О глубокая вода

В мельничном пруду,

Не от горя, от стыда

Я к тебе приду.

И без крика упаду,

А вдали звучит: ду-ду.

[1911]

«Три раза пытать приходила …»

Три раза пытать приходила.

Я с криком тоски просыпалась

И видела тонкие руки

И красный насмешливый рот.

«Ты с кем на заре целовалась,

Клялась, что погибнешь в разлуке,

И жгучую радость таила,

Рыдая у черных ворот?

Кого ты на смерть проводила,

Тот скоро, о, скоро умрет».

Был голос как крик ястребиный,

Но странно на чей-то похожий.

Все тело мое изгибалось,

Почувствовав смертную дрожь,

И плотная сеть паутины

Упала, окутала ложе…

О, ты не напрасно смеялась,

Моя непрощенная ложь!

16 февраля 1911

Царское Село

Из книги ЧЕТКИ

Прости ж навек!

Но знай, что двух виновных,

Не одного, найдутся имена

В стихах моих,

в преданиях любовных.

I

Смятение

1

Было душно от жгучего света,

А взгляды его – как лучи.

Я только вздрогнула: этот

Может меня приручить.

Наклонился – он что-то скажет…

От лица отхлынула кровь.

Пусть камнем надгробным ляжет

На жизни моей любовь.

2

Не любишь, не хочешь смотреть?

О, как ты красив, проклятый!

И я не могу взлететь,

А с детства была крылатой.

Мне очи застит туман,

Сливаются вещи и лица,

И только красный тюльпан,

Тюльпан у тебя в петлице.

3

Как велит простая учтивость,

Подошел ко мне, улыбнулся,

Полуласково, полулениво

Поцелуем руки коснулся —

И загадочных, древних ликов

На меня поглядели очи…

Десять лет замираний и криков,