Алина Волку - Реквием по Эрику. Стихи, вдохновлённые Призраком Оперы Страница 2

Сплетни о ПО в покоях Ла Сорелли

Перед ответственным вечером примаОчень хотела побыть в тишине,Только блаженный покой её мнимыйВозглас развеял малютки Жамме.

Что за напасть?… Только голосом тонким(Правду ли, выдумку? Вот в чём вопрос!)«Это был призрак!» – вскричала девчонка,Сморщив от ужаса славный свой нос.

Ла Сорелли – всех их старше, смелее,Сделала вид, что ей всё ни по чём.Только вот крестик святого АндреяВ пальчиках тонких зажала тайком,

Выпрямив гордо роскошную шею,Властным движеньем расчистила путь,И в коридор заглянула, робея,И прошептала: «Здесь есть кто-нибудь?».

Нервно вздохнув, не дождавшись ответа,Прима закрыла уверенно дверь.Девочек глупых из кордебалетаВзглядом окинула: «Ну, что теперь?».

– Мы его видели! Он где-то рядом!– Страшный, аж жуть! Как его я боюсь!– Призрак во фраке!– С мерцающим взглядом!!– Я одеваться одна не спущусь!!

Кто-то кричал, кто-то всхлипывал тайно,В страхе трепал кто-то свой оберег…И обронила, как будто случайно,Темноволосая, тонкая Мэг:

– Глупости всё! Не хочу я обидетьЗдесь никого. Только правда одна —Призрак никто не способен увидеть!Но… говорить я о том не должна…

Тут же к ней стайка девчонок прильнула —Знать все хотели о правде и лжи.Слышалось только средь общего гула —«Ну расскажи, расскажи, расскажи!!»

Ла Сорелли лишь тревожно вздыхала —Больше не грезила о тишине…Гордая прима совсем не желалаС призраком встретиться наедине.

Кристина Дае. «Новая Маргарита»

Лёгким трепетом грёз нежный голос дышал,И порхал, словно райская птица.И в блаженстве внимал очарованный залЭтой маленькой фее-певице.

В её пеньи в тот миг так волшебно сплелисьЗвуки музыки с мыслью поэта,Что казалась, душа её просится ввысьС вдохновенной душою Джульетты.

Это был светлый сон неземной чистоты,Это было само вдохновенье!Трепетали сердца от такой красоты —От её совершенного пенья.

Когда вдруг, заменяя коллегу свою,Она начала петь Маргариту,Очутился весь зал словно в мирном Раю,Где земная вся горечь – забыта.

И сквозил её голос такою тоской,Он такой был тревожный и сладкий,Что все женщины в зале теряли покой,А мужчины – рыдали украдкой.

То звучал этот голос как ласковый стон,То тревожно, то трелью игривой,Но достиг совершенства небесного онВ триумфальном, чарующем трио.

То была Маргарита! Сама, во плоти!Удалось ей так с музыкой слиться,Что теперь никому, никому не уйтиОт манящего зова певицы!…

Мэг Жири о Кристине Дае

Пусть я весьма неделикатна,Но, всё же, не понятен мнеУспех, триумф невероятныйТакой певицы, как Дае.

Не знаю, право, в чём же дело,И что там за учителя —Но раньше ведь Кристина пелаСовсем как ржавая петля!

Ещё тому назад полгодаЕдва лишь открывала рот,Теперь ей не дают прохода—Вот как божественно поёт!

Всегда была такой тихоней,Никто не знал её саму…И вот – блистает, как на троне!Но как так вышло? Не пойму…

Вот ведь загадка непростая!…Да что я всё о пустяке?Пойду-ка лучше разузнаю,Что там с повешенным Бюке!

Филипп о Рауле. «Ох, плут!»

Ох, Рауль! Наконец-то я пламя в глазахЕго вижу. Он, братец мой бедный,Слишком скучно живёт. Да, в столь юных годахДобродетельным быть даже вредно!

Пусть потешится. Слишком уж молод мой братЧтоб сидеть взаперти, как отшельник…Вот, к певице собрался. Ну что же, я рад.Но он знает дорогу, мошенник!

Как бежит, как он рвётся! Ох, маленький плут!Удивляешь меня ты! Ну что же,Коль обрёл фаворитку, и слухи не врут —То с тобою мы в этом похожи.

Только будь с нею честен и не лицемерь!Не жениться ж на ней… Ну, ты понял.Эй, Рауль! Он же выставил всех нас за дверь!Вот и верь этим скромным тихоням!

Взял – и выставил всех, да с лукавством змеи —Чтоб с красавицей уединится!Ну ты, братец, и плут! Узнаю де ШаньиНу, любуйся своею певицей!

Заслужил, заслужил, хитроумный наглец!Развлекайся же с этой Кристиной!Ох, Рауль!…Не пойти бы мне, наконец,Пообщаться с моей балериной?..

Кристина и Рауль. После её обморока, в гримёрке

В гримёрке так душно! И воздуха мало,В ушах – неприятнейший звон…Певица, очнувшись, вздохнула устало,Ответом ей чей-то был стон.

Легонько она повернула головкуИ вздрогнула, будто во сне,И тихо промолвила: «Мне так неловко,Но я вас не знаю, мсье!»

Виконт весь зарделся: «Ну как же, Кристина?Я, связанный с вами судьбой,За шарфиком вашим нырнувший в пучинуМальчишка, ваш милый герой!

Хотел бы я рядом быть с вами, как прежде,Как в детстве – вы помните, нет?»И он целовал её руку в надежде,Она – рассмеялась в ответ.

Её возмущённым он взглядом окинул,И вспыхнул: «Не верите мне?!Напрасно, мне есть что сказать вам, Кристина!Но вам только – наедине,

А не при служанке и докторе…“ – „Может,Сначала поправлюсь я, нет?Нет, я не больна, но устала я всё же» —Она прошептала в ответ.

Звучал её голос, до боли холодный:«О, дайте побыть в тишине!Уйдите вы все! Если вы благородны —И вы уходите, мсье!

Ушёл он, в печаль своих дум погружённый,И сердце болело в груди…Прочёл он в глазах её синих, бездонныхЧужое: «Рауль, уходи!»…

Рауль. За дверью гримёрки Кристины

Как она пела! Без сомнения,Я слышал ангела теперь,Но не имел – увы! – терпения,И был я выставлен за дверь.

Хотел уйти, печалью сломленный,Не узнанный, забытый друг.Но голос, нежности исполненный– Мужской, мужской!!! – услышал вдруг.

Ах, моё сердце! Боль ужасная!Любовь ли это?… Как же быть??Я слышал требованье страстное:«О, вы должны меня любить!»

Любить?! Кого? Кто там, за ширмою?Кто сей чудак, соперник мой?Я слушал их беседу мирную,Забыв и счастье, и покой.

Она, сквозь слёзы: «Как вы можете?Я лишь для вас, для вас пою!Зачем же вы меня тревожите?!И, мягко – он: «Благодарю!

Ах, вы устали? Тяжко дышите…»«О, как кружится голова!Я отдала вам душу, слышите?И я мертва, мертва, мертва!»

О, горе мне! Она – бесчестная!Она – там, с ним, наедине!Зачем обманщица прелестнаяКак божество явилась мне?

Врага звучала речь надменная:(Ах, то мой личный был кошмар!)«Душа прекрасна, несравненная!Я принимаю этот дар!»

Не слушал дальше… О, страдания!…Сковала сердце мне печаль…Застыл я в мрачном ожидании…Вот – вышла… Тёмная вуаль

Её лицо скрывала нежное…Она одна… А он-то – где?И мысли тёмные, мятежныеВели, вели меня к беде!

Она ушла. Скорей, в гримёрную!Сейчас настигну я его,Раскрою душу эту чёрную!Но – тишина. И – никого…

Эрик. У фонтанчика

Все чувства во мне как-то странно изменчивы —То ужас, смятенье, то счастье безбрежное…А рядом совсем – драгоценная женщина,В руках моих – тёплая, лёгкая, нежная.

Вся жизнь – позади, только что в ней хорошего,Когда от неё я хочу невозможного?Но руки дрожат под небесною ношею,Холодные руки безумца ничтожного.

Что дать ей смогу, кроме мёртвого холода,Дыханья могилы да райского пения?Как чуждо мне всё, что прекрасно и молодо!Но в ней возродилось моё вдохновение!

Но нет, то был Ангел. Не Призрак под маскоюПоймёт?… Иль – как мать – проклянёт меня в ужасе?Я был для неё лишь бесплотною сказкою —И как объяснить, что невинен мой умысел?

Смотрю на неё – и тревогою сладкоюМне сердце пронзает истома неясная.Любовь для меня остаётся загадкою,Но вот, предо мною – такая прекрасная,

Такая волшебная, дивная женщина…И так хорошо, так отрадно мечтается,В душе моей всё так свободно, изменчиво…О, веки трепещут… Она – просыпается!…

Проводы Дебьена и Полиньи. Явление П. О.

Почётных гостей в тот особенный вечерБыл полон торжественный зал.Звучали прощальные длинные речи —Ведь театр тогда провожал

Своих импресарио, вдруг уступившихДругим своё место. В их честьИ был этот вечер, отраду суливший,И мягкую, сладкую лесть.

Но что-то нарушило мерность теченьяМинут торжества. За столомСпокойно сидел человек-привиденьеС печальным и страшным лицом.

Нет, вёл он себя совершенно прилично,Но только не ел и не пил.Но только вот облик его необычныйГостей напугал и смутил.

Но, сквозь отвращенье – ему улыбались,Умело скрывая испуг.И шуткою злою задеть не решались —Ну мало ли чей это друг!

Но стало для вечера горькой приправой,Кошмаром в уютном мирке,То, что произнёс он: «Танцовщицы правы.Возможно, что гибель Бюке

Была не такой уж естественной..» Тут жеПогасли улыбки, и страхПронзивший сидящих безмерною стужей,У всех отразился в глазах.

Вмиг праздник утратил своё настроенье —Ведь, право, случилась беда!!Лукаво глядел человек-привиденье.…А вечер испорчен был, да.

Дебьен и Полиньи – Ришару и Мушармену