Иннокентий Анненский - Лаодамия Страница 2

Группа в белом сопровождает пение мимикой.

Пена волныМоет челны,Море, клубясь, златится,Парус дрожит,Птица кружит,Сердце мое — та птица.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Во время строфы второго мелоса из правых дверей дворца выходит старая кормилица, простоволосая и в коричневом. Она обменивается с женщинами приветом и подходит к краю сцены.

Простертые руки и лица обращены в сторону моря.

Спишь или нет,Сладок ответИз серебристой дали.Нежной игрыТира коврыНочью напрасно ждали.

Росу ланит Владычица морейВам, нежные невесты, пусть осушит,Пусть факелы желанные скорейСперва зажжет она, потом потушит.

Сцена пляски женщин. На орхестру спускается хор вдов со спущенными вуалями, у иных волосы обрезаны, у других косы распущены и иногда, свешиваясь на лицо, заменяют откинутый вуаль.

Не политы,Вянут цветы.Страшны голодные осы.И завились,И развилисьДаром тяжелые косы.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Из средних дверей во время пения этой строфы выходит Лаодамия. Она высокая и тонкая, с пышными белыми косами и в белом. В линиях и движениях что-то стыдливо-девическое. Розовые локти и тонкие белые пальцы без колец. Глаза карие с розоватым отблеском.

Знаки почтения и участия в хоре. Кормилица обращается к царице лицом. Лаодамия останавливается в дверях и кланяется хору. Во время пения следующей антистрофы она делает несколько шагов по сцене, и, по ее знаку, сопровождающие ее рабыни, открыв работу, начинают налаживать ткацкий стан.

С дальних бреговМне жемчуговВ нитях не путать змеистых.Не целовать,Не миловатьЛады волос златистых.

Пение, по-видимому, взволновало Лаодамию: она шла работать, но остановилась и обращается то к небу, то к женщинам, простирая руки то вверх, то перед собою.

Как парусов далекой синевы,Не разогнать желанья полным словом,Мне не дано утешить вас, увы!Вы, бледные, и в сером, и в лиловом.

А как узнать — за ясной синевой,Быть может, плач уж носится по стану…

В печальный хор с обритой головойИ я войду тогда, и тихо стану.Но золотом еще горит игла,За ней узор бежит гирляндой пестрой,И даль небес передо мной светла,Простите мне мою надежду, сестры.

После минуты молчания Кормилица тихо подходит к царице и несколько мгновений смотрит на не поднимающую от работы глаз Лаодамию.

Пресветлая царица и дитяЛюбимое, Лаодамия, здравствуй!

Кормилица… что ж? Новостей все нет?Плывут они иль под стенами ТроиРаскинули шатры?.. А ведь сегодняЧетвертая луна свой круг заполнит,С тех пор как царь уехал… бросив пир,Невестою меня покинув думам…

О госпожа! Царицу от рабыньПорою наш не отличает жребий.Терпением повиты мы… Что делать!..Но расскажи, что снилося тебе:Глаза твои еще слезами полны.Скажи: во сне ты плакала, дитя?

Мне снился сон, кормилица, и солнцуЯ расскажу его… Ты знаешь: онНе в первый раз мне грезится. Так странноПорвется нить, а сердце, как рабыня,Уж новую мотает… и в одинНа полотне узор свивает обе.Я видела, что будто босикомЯ по траве иду… Такой ФилакаНе видела, и в Иолке нет такой.Густая и высокая, цветамиЛиловыми поросшая, онаМне резала босые ноги. СводНад головой алел, как от пожара,День или ночь, понять, на небесахЯ не могла… И не было кругомНи дерева, ни птицы и ни тени…Лишь человек высокий — кто он был,Не знала я, — мне долго шлем свой тяжкийНа белые надеть старался косыИ путал их, взбивая… С головойЯ уходила в каску, было душноИ страшно мне, и кожей пахла медь.Хотела я кричать, сопротивляться,Но голоса не издавала грудьИ мягкие мои не гнулись руки,И только слез горячие ручьи,Когда проснулась я, со щек катились…

Гадателя позвать бы… Только сонХорош, дитя… Ведь слезы — это к счастью…

Нет, сердца дум гадателям нестиЯ не хочу… Ты, бог, ты пламя утра,Коль этот сон недоброе сулит,Укрой его в немое лоно поля,Иль голову утесу опали,Или волну ударь в злаченый гребень,Но сбереги мне Иолая… НетЗащиты у меня и нет весельяБез милой головы… и царский родЯ не могу одна продолжить, солнце,Чтоб алтари богам он охранял,Сердца жрецов пленяя жиром нежным.

Гадателя не надо…

Что за видЧудеснейший… И звезды, и луна,И челноки какие-то, и птицыНа парусах… А это что ж? ОднаЛететь устала, видно… Иль на мачтеЕй не нашлось местечка?.. Между волнОна трепещет крыльями… КакаяИскусница… Ведь умудрит же бог…Вот только птица-то зачем упала?

Зачем она упала?.. Видно, такЕй боги присудили… Иль никтоТам, думаешь, в лазурной выси, няня,Летать и не устанет, и землиДалекой Африканской всем достигнутьПридется им?.. А бури? Разве бурь,Как на море, в эфире не бывает?Вот, может быть, которая-нибудьТак радостно пускалась в путь сегодня,А завтра… Нет, сегодня даже ейПодломит крылья ветер, или коршунИз стаи вырвет жадный, и птенцовНе выводить уж никогда голубке…

Пауза. Лаодамия работает.

Не выводить птенцов… А мне зачемТы сладкого залога не оставил,Мой Иолай?..Качай я колыбель,Я повторять теперь могла бы имяЛюбимое… И, слушая меня,Уж люди бы вокруг не улыбались,Что с куклой я или сама с собойВсе говорю.

Придет, Лаодамия,Всему черед… Немало их потомПо именам ты назовешь… Пожалуй,Придумывать наскучит имена…Вот только бы Приамовой столицыИм удалось разрушить стены… МнеРассказывал один купец фригийский,Что боги им слагали их… Легко льСтроение богов сравнять с землею?..Да, дерзок род царей, и никомуТаких гребней для шлема непокорныхНе выбивал кузнец, мехи вздувая,Сам золотой в своей пещере черной…

Как думаешь… Меня он не забудет?Другой жены себе он не возьмет?Ведь дочери Приамовы уж, верно,Не то, что мы, лесные пташки, имИ нежные румяна шлет лидиец,И золотые ткани, и духи.Пожалуй, есть у них и зелье — сердцеПривязывать мужское.

Иль рабыньБояться дочь царя Акаста может?

Нет, няня, нет… Я знаю, что никтоЕго нежней и крепче не полюбит.Бывало, мать печальную не разЯ ласками смеяться заставляла,Улыбку я сумею и царюНа строгие уста его, как кистью,Перевести горячим поцелуем.Я арфой в нем желанье разбужуНа нежные полюбоваться руки,И зеркалом мне будет он, — когдаДушистые свивать начну я волныИ белые… О, горе! О, зачемВы, факелы, так быстро догорели?Ты, хор, умолк так рано? И царюЯ ласковых имен шепнуть не смела?День был как сон…Но трепетной рукиМне ласково не тронул царь… ВуаляОн с розовых ланит моих не поднялИ яркий шлем надел… Мои цветыНа мягкие ковры упали грустно…О женщины! О цвет подруг моих,Вы, белые невесты! Вы, гречанкиСо всей Эллады дивной — все, комуКрылатые ладьи вернут ли счастье,Я вас молю, что б ни таила даль,Еленами не будем мы…И еслиОбнять дано героев нам, одинПускай огонь священный ГименеяСжигает нас, покуда, догорев,Под пеплом мы его не станем, девы,Старухами седыми…Сколько слез,О, сколько слез в твоем безумном бракеИ змей среди цветов твоих, женаНеверная, в улыбках сколько яду…

Вы ж, белые и быстрые, эфирРассекшие крылами… вас молю…Желания мои и этих горькихНесите в даль эфирную, туда,На берега троянские… от медиБезжалостной пусть оградят сердцаСуровые… и нежные… и наши…

Скованы тяжкие латы…Что ж молот несытый гудит?И бурое пламя чадитЗачем, озаряя палаты?О нет, позабыть не могла ты,Эллада, кровавых обид…Иль меч на Париса еще не отбит,Что, искрами брызжа, железо журчитИ молот кричит:«Расплаты! Расплаты! Расплаты!..»

Горы с зеленой дубравойОтважный забудет стрелок,Там долго он черных берлогТревожить не будет облавой;Милее ему златоглавыйПриама высокий чертог…Вот, веслами пеня Эгейский поток,Помчались ахейцы, и пыл их жесток.Туда, на восток:«За славой! За славой! За славой!»

Розовым утромЕсли бы ланью я сталаИды высокой,Я бы Париса,Я бы Париса красою,Легкостью гибких движенийВ чащу сманила и жаждойБыстрого б там затомилаШлем потерявшего в дебряхЯ б чародея с глазами,Полными синего блеска,Нежной зеленой трясинойТихо потом засосала…

Если бы птицейСладко-певучей я стала,В терем Елены,Пленницы нежной,Плакать бы я прилеталаВ тихие лунные ночи,Чтобы, очей не смыкая,Слушала песни царицаИ умирала, тоскуя,Чтобы хотелось ей страшноДочку увидеть и мужа,Гулкую белую залуИ тростники на Евроте.

Синевою небес пролетая,Бог далекой земли,Ты Парису лелеял зачем корабли,Бог далекой земли?Белый Аргос и Спарта златаяНежной дивы таить не могли,Унесла ее белая стаяС ней не волей ли Зевса свитая?Лель… лели…Розовея, дымятся угли,Облака разбегаются, тая,Гименея, о дева, моли…

Златокудрое Зевсово чадоЦепи роз обвили,Пока луч, отдыхая, в пылиЦепи роз обвили…Убежала, рыдая, менада…А когда тени ночи легли,Не горела в огнях колоннада,О, не надо Париса… не надо…Лель-лели!..Розовея, дымятся угли,Голубая мерцает лампада,Гименея, о дева, моли…

Оставьте петь… Я вижу вдалеке,Там облако… но только не на небе…

Молчание.