Андрей Ильенков - Веко Страница 2

Прощание

Слезы и солнце морозного полудня,Осень мою – ржавью плотницких скоб…Осени больше не будет, как в Болдино,Белою крышкой накрылся сугроб.

Долго ли, коротко соль закипала бы,Туго ли мячик мученья глотал,Вольно ли было выплакивать жалобы,Губы сжигая о липкий металл?

Мне ли, большому, не плакать об осени,Пусть и еще обо мне говорят,Я ли ее из подъездов обоссанныхНе выносил на руках, как солдат?!

Как я люблю ее! Робость у пропастиКрай стерегла до окончания дня,Что же вы, люди, все мимо торопитесь?Нет, я здоровый, оставьте меня…

Железная дорога

Железная дорога под окнами лежит.Асфальт течет мазутом, ручьями пот бежит.

Стою я на балконе с коробкой папирос.А мимо проезжает вонючий тепловоз.

Свистит свисточек тонко, снаряд вперед летит,Отважная девчонка на буфере сидит.

От пыли золотая на чашечке весов.И я предполагаю, что нет на ней трусов.

И мне смешно и больно, и сразу член встает,Она рукой мне машет и песенки поет.

Она не будет больше в Пышме пасти коров,Ее в Шанхае снимут жандармы с буферов,

В цепях заточат в башню за неоплпату виз,А вызволит оттуда какой-либо маркиз,

В притонах Сингапура, в колечках анашиЛимонными ночами коктейли хороши.

Но поезд едет быстро, везет ее в Китай,Она мне ручкой машет, кричит «Прости-прощай!»

Прощай, моя Маруся, безмозглый мотылек!Тебя я не увижу, и член на место лег.

Взмахнув полой халата, опять сажусь за стол,Включаю вентилятор и ручку грызть пошел.

Слагаю я поэму о ядерной войне,Ответственная тема, и так погано мне!

Есенина листаю рассеянной рукой,Но он не помогает в тематике такой.

Я пью чифирь из банки, смотрю в окно, а тамПлатформы классных танков везут в Афганистан

И часовой угрюмо сжимает автомат,Нерадостные думы сейчас его томят.

Пропитан китель потом, письмо прислала мать,Ему курить охота и стремно умирать.Окровлены кинжалы, раскалены стволы,Горят на перевалах груженые «Зилы»,

Гремит бесшумный выстрел, в аду не хватит мест,Но поезд едет быстро, везет его в Термез.

А лично б я не против поехать бить сейчасДушманов, сионистов и всех, кто против нас!

Увы – судьба иная поэтам суждена,И я еще не знаю, как сложится она,

И я еще не вижу далеких перспектив,Но небо стало ниже и лижет брег прилив,

И вот – волненья волны захлестывают мол,И, вдохновенья полный, я вновь курить пошел.

Вдыхаю, выдыхаю, словесный пышет пыл,Бегу блокнот хватаю, но все уже забыл,

Печальная улыбка подохла не бедаВ аквариуме рыбка в неволе навсегда

И жизнь скучна как совесть, когда боренья нет,И снова едет поезд и партизанов нет.

Фортуна

Она не молчит, или просто немая —Она не моя.Как всякая женщина, ты понимаешь,Понятлив и я.

На грубом ветру как луна пожилаяС накрашенным ртом.Напрасно глазами ее пожираю:Ей скучно о том…

Ей скучно на лестничной клетке ОстанкиноЦарапать глазки,Ей скучно со мною, но осень-жестянкаТоскливей тоски.

Я.

– Взгляни: я могуч, я вылажу из кожи,Чего же еще?

ОНА.

– Еще – ничего, и уже – ничего же,Оставь этот счет,Гармонию алгеброй можно поверить,Но хаос – увы.Скрипят бесприютно небесные двериИ двери травы.

Я.

– Скажи, но затем ли Создателю молитсяПоследний поэт?

ОНА

– Эх ты! А считался еще комсомольцем!Вить бога-то нет!

Гляжу я на небо – а Бога и нету,Дозволено все.Какие поэты! Какие планеты!Какой я осел!

Отрывок, взгляд и нечто

…Посмотришь сквозь пальцы – и больно невольно,Как вымыли кальций не винные волны

Давясь, я читал скукотищу для взрослых,И их проверял, задавая вопросы,И если мне лгали, я знал, что так надо,И был для себя хитроглазой наградой.Мечтал я о дружбе с девчонкой хорошей,И чтоб до полночи играть с ней в Гавроша,Однако ребята играли в Чапая,При этом всех девок за белых считая,Что скучно и грустно, и лучше бывалоИскать в одиночестве клады в подвалах,Срисовывать башни и шхуны в альбомыИ изобретать преужасные бомбы

Имел я, как водится, больше, чем стоил,Но меньше, чем был, несомненно, достоин!И жизнь я презрел, но она, как ни странно,Не шла извиняться с упрямством барана,Наверно, на радость веселым и пьянымСолдатам, матросам, рабочим, крестьянам.И вот я баранку кручу наизнанку,Однако изнанка ломает баранку.И се: посредине реки на корягеСмотрю, как чужие проносятся флаги.

В разливе весною, святое и злое,Все было со мною, да только чужое.(Здесь речь не о том, что чужие медалиИ лавры не дали мне спать, истопталиВсю грудь замечательных личностей ряшкиВо фраках, толстовках и черных рубашках.)Умище – бессмертен, но грустно в могиле,Что жизнь твою проживали другие.

Как косы и челки меня ни кружили,Чужие девчонки с другими дружили.И станы чужие – чужими рукамиВ стихах моих жадных с чужими строками.Звеня, в темноте растворялись окошки,Ступали на грунт осторожные ножки.Удушливым летом фабричной слободкиДвойняшки-сиротки румяны от водки,Прекрасны и кротки близняшки-сиротки,Но коротки руки, четверошник робкий!

Поставил на лиру, последний свой фертингОтдал за билет лотерейный в конверте:Лелею и холю, как дулю в кармане,Надеждой живу, но проверить не манит.Всю правду хочу про себя я изведать,Но только не горькую, только не это!Неплохо с прожженною музой в обнимкуВтихушку печатать души порноснимки,Но слаще в истерике зависти чернойРыдать над портретом Есенина…

Эпизоот

Смеются, выставив клыки,На клетку напирают грудью,Волчонок мечет огоньки,И солнце лазает сквозь прутья.

От зноя в полдень врут часы,Что сталь ломается однажды,И пахнут кровью их трусы,И рот окрашивает жажда.

Но даже если люди злы,Ты зла не видел, будь доволен,А клетка – что ж! Кругом козлы —Не быть же хищнику на воле!

Пускай козлы. А вот – коза,И ей не страшно здесь влюбиться.Олешек, карие глаза,Нетерпеливые копытца…

Никто не знал, что вы – враги,Кому назавтра есть капусту —Никто не знает. О, не лги,Что презираешь это чувство!

Еще слыхал ли ты свирель,Которой агница внимала?Да кстати, и других зверейЕще ты видел слишком мало.

Революция №999

«Нам у мамы химии…»

Б. Рыжему

Нам у мамы химииВсем одно почтение,Только за стихи моиЯ прошу прочтения.

Не суди по имениЗа земными судьями,Господи, прочти меняМежду строчек суетных,

Между кровью крашеных,На сметане мешаных.Ты их жалуй, ряженых,Не стреляй и бешеных,

Пусть их безобразные!Это – вещи штучные,И всегда непраздные,Оттого и тучные.

Есть у них, у каменных,С рифмами раскосыми,Между воплей маминыхВдохи Твои, Господи.

Утреннее

Я встал. За окнами носом хлюпалДождь, загадочное существо.Он обрадовался и стал глупоПоказывать скучное свое мастерство:Заполнив пространство и время, промозглый,Свисая с неба, по людям тек,Ушами хлопал, без глаз, без мозга,Шаркал ступнями старческих ног.По комнатам бегали противные карлики,Уроды фантазии, аборты строк,Всю эту нежить элементарнуюДождик смывал – я радостно мок.Крыши блестели, запахло раскопкамиТрои, и тронулся лед наконец.Так реставрировал город из копотиДождь, чистоты слабоумный творец.

Запоздалое признанье

«Станешь янки – сделав бизнес,Иудеем – с обрезанья,Станешь русским после тризныЗапоздалого признанья,

Выпьешь утреннего снегаГорлом, вспухшим от рыданий,Задохнувшийся от бегаС похоронками признаний.

Сорок дней любая пьянка,Ты устал, но стены зданийПахнут иодом: где-то ранкаНовой боли непризнаний!

…Ветер взял твой нежный волосПеренес полукасанье,Но напрасен прежний голос —Запоздалое признанье…»

– У дверей ее намедниТы царапал на листочке,Но она не будет медлить,А вот русским – станешь точно.

Поджелудочный мир