Николай Глазков - Избранные стихи Страница 2

Николай Старшинов

СТИХИ

«Люди бегут на лыжах…»

Люди бегут на лыжах,Желая кому-то добра.Налет на цинковых крышахСолнца и серебра.Так лета пролетали…Хотелось хорошего мне б!Но цинком струит планетарийИзнанку каких-то неб.

Смотрит на город витрина,Не холодно ей, ни тепло.Похоже на паутинуТреснутое стекло.Загромождено мелочамиТеченье большого дня.Люди не замечаютНи мелочей, ни меня.

Если добраться до истин,Ни одна трава не сорняк:Пусть бесполезны листья,Значит, польза в корнях!..Много стихов сочинил яПро то, как жизнь хороша,Пальцы мои в чернилах,Пальцы, а не душа!

Ворон

Черный ворон, черный дьявол,Мистицизму научась,Прилетел на белый мраморВ час полночный, черный час.

Я спросил его: — УдастсяМне в ближайшие годаГде-нибудь найти богатство? —Он ответил: — Никогда!

Я сказал: — В богатстве мнимомСгинет лет моих орда.Все же буду я любимым? —Он ответил: — Никогда!

Я сказал: — Невзгоды часты,Неудачник я всегда.Но друзья добьются счастья? —Он ответил: — Никогда!

И на все мои вопросы,Где возможны «нет» и «да»,Отвечал вещатель грозныйБезутешным: — Никогда!..

Я спросил: — Какие в ЧилиСуществуют города? —Он ответил: — Никогда!..—И его разоблачили.

Моим друзьям

В силу установленных привычекЯ играю сыгранную роль:Прометей — изобретатель спичек,А отнюдь не спичечный король.Прометей не генерал, а гений,Но к фортунным и иным дарамПо дороге, признанной и древней,Мы идем, взбираясь по горам.

Если даже есть стезя иная,О фортунных и иных дарахТо и дело нам напоминаетКошелек, набитый как дурак.У него в руках искусства залежь,Радость жизни, вечная весна,А восторжествует новизна лишь,Неосознанная новизна.

Славен, кто выламывает двериИ сквозь них врывается в миры,Кто силен, умен и откровенен,Любит труд, природу и пиры.А не тот, кто жизнь ведет монаха,У кого одна и та же лень…Тяжела ты, шапка Мономаха,—Без тебя, однако, тяжелей!

«Был легковерен и юн я…»

Был легковерен и юн я,Сбило меня с путейДвадцать второе июня —Очень недобрый день.

Жизнь захлебнулась в событьях,Общих для всей страны,И никогда не забыть их —Первых минут войны!..

Дорога далека

Я сам себе корежил жизнь,Валяя дурака.От моря лжи до поля ржиДорога далека.Вся жизнь моя такое что?В какой тупик зашла?Она не то, не то, не то,Чем быть должна!

Жаль дней, которые минуют,Бесследьем разозля,И гибнут тысячи минутКоторый раз зазря.Но хорошо, что солнце жжет,А стих предельно сжат,И хорошо, что колос желтНакануне жатв.

А телеграфные столбыИдут куда-то вдаль.Прошедшее жалеть стал бы,Да прошлого не жаль.Я к цели не пришел еще,Идти надо века.Дорога — это хорошо,Дорога далека!

Другу

Пусть жизнь трудна,Пускай бедна,Счастливей мудреца тупица.Вода настолько холодна,Что невозможно утопиться!

Пускай, грешаИз-за гроша,Ты должен всюду торопиться.Но жизнь настолько хороша,Что невозможно утопиться!

Два стихотворения

1 Ища постоянного, верного,Умеющего приласкать,—Такого, как я, откровенного,Тебе все равно не сыскать.

Ищи деловитого, дельного,Не сбившегося с пути,—Такого, как я, неподдельного,Тебе все равно не найти!

2 Огромный город. Затемнение.Брожу. Гляжу туда-сюда.Из всех моих ты всех моейнее,И навсегда.

Как только встретимся, останемся,Чтоб было хорошо вдвоем,И не расстанемся, и не состаримся,И не умрем!

Эпилог

Рур ликовал,Наступал на Урал,Грыз наш металл,Как бур.Прошла та пора,Грохочет «ура»,Урал поломалРур!

Слово

Слово — мир особый и иной,Равнозначный названному им.Если слово стало болтовней,Это слово сделалось плохим.

Это слово пагубно стихам,Это слово — дом, который сгнил.Лучше бы его я не слыхал,Не читал, не знал, не говорил!

«Не размышляя о потомках…»

Не размышляя о потомках(Им будет легче, нам трудней!)Мы растворяемся в потокахТекущих дел бегущих дней.

Настанет день — не станет ночи,Настанет ночь — не станет дня.Так жизнь становится корочеДля всех людей и для меня.

Но проживу чем больше дней я,Тем лучше зазвенит строка.Так жизнь становится длиннееИ глубже: так же, как река!

«Это было на озере Селигер…»

Это было на озере СелигерВ тридцать пятом году,И как будто к кому-то другому, теперьЯ к былому себе подойду.

Тиховодная гладь, байдарка и прочее…Впрочем, молодость хуже, чем старость.А была очень умная лунная ночь,Но дураку досталась.

Эта ночь сочетала прохладу и зной.Тишь. Безлюдье. В байдарочном ложе я.И чудесная девушка вместе со мной,Изумительная, хорошая.

А вокруг никого, кто б меня был сильней,Кто бы девушку мог увести.И я знал, что очень нравился ей,Потому что умел грести.

А грести очень я хорошо умел,Но не ведал, что счастье так просто.А весло ощутило песчаную мельИ необитаемый остров.

Эта ночь не моя, эта ночь его —Того острова, где был привал.А вокруг никого, а я ничего:Даже и не поцеловал!

И такие волшебные звезды висят!..Вместе с девушкой на берегу я.И я знал, что ее упускать нельзя,Незабвенную, дорогую…

Мне бы лучше не видеть ночью ее,А бродить одному по болотам.А вокруг никого, а я ничего…Вот каким я был идиотом!

Боярыня Морозова

Несуразность этой параллелиПусть простят мне господа философы.

Помнишь, в Третьяковской галерееСуриков — «Боярыня Морозова»?

Правильна одна из двух религий,И раскол уже воспринят родиной.Нищий там, и у него вериги,Он старообрядец и юродивый.

Он аскет. Ему не надо бабы.Он некоронованный царь улицы.Сани прыгают через ухабы,—Он разут, раздет, но не простудится.

У него горит святая вера,На костре святой той веры греетсяИ с остервененьем изувераЛучше всех двумя перстами крестится.

Что ему церковные реформы,Если даже цепь вериг не режется?..

Поезда отходят от платформы,—Ему это даже не мерещится!..

На платформе мы. Над нами ночи черностьПрежде, чем рассвет прольется розовыйУ тебя такая ж отреченность,Как у той боярыни Морозовой.

Милая, хорошая, не надо!Для чего нужны такие крайности?Я юродивый Поэтограда,Я заплачу для оригинальности…

У меня костер нетленной веры,И на нем сгорают все грехи.Я, поэт неповторимой эры,Лучше всех пишу свои стихи.

«От ерунды зависит многое…»