Аркадий Застырец - Пентаграммы Страница 2

Занавес над портретом

Погляди сюда, лиценциат,Не води растерянно глазами.Ты – модель, и кажется, не рад…Почитай-ка что-нибудь на память.Расскажи о чёрной ворожбе,Если не боишься. Если хочешь —О любви безумной, о гульбе,Молодецких кознях среди ночи,Как рога наставил старику,Как отшила набожная баба,Расскажи про гибель и тоску,Про гашиш у старого араба,Как ты солнце с Крюгером встречал,Украшая ленточками флюгер,Как тебя нашёл глазами КрюгерИ в костре на площади кричал…Ярче свет на левой половине,Волосок лежит на волоске,Верный знак служенья медицине —Матовые ландыши в руке.

Возвращение Синдбада

В ажурный двор несут букеты белых лент,Самшитовый замок – на розоватом створе.Как море далеко! И сладко вспомнить горе,Качая на руках поющий инструмент!В копчёное стекло жара подслеповатоБессмысленно глядит на медленный фонтанИ в нежных облаках земного ароматаЛюбимая к тебе прильнула, капитан.Твои мечты сбылись, и всё у них на стражеТы видел этот сон на мертвых островах,Где лишь сухой песок, холмы горячей сажиИ выступает соль под солнцем на камнях.Ты видел этот сон в полуночном пожаре,Объявшем твой корабль, и лёжа на шипахЗлой лихорадки, и – на греческом базареС дощечкой на груди и цепью на ногах.И, отложив канун, ты трогаешь рукамиУзор дарки, лицо, рябую мастабу —И борода блестит, омочена слезамиВо сне и наяву, во сне и наяву…

Весть

Снег падает, волна о берег плещет,Темней тавро в тугих морщинах лба,Надрезанные чёрточками вещиЦепляет кисть искусного раба.Отброшен меч, от вражьей крови чёрен,А враг, он – вот, в парчовым кушаке,Красив, убит и страшно опозорен,И голова – в запёкшемся песке.Искусный раб, у сломанного стягаНа пышном трупе выложив листы,Письмо рисует. Помыслы чисты,И в полумраке светится бумага.О хитрых планах войска из столицыОн вяжет весть на топком берегуК поджатой лапке выученной птицыИ засыпает в медленном снегу.Разводит зубы смерть железным звоном…Всё очень просто только на словах,И пахнут иероглифы лимоном:«Чжан Бао жив. Мы встретимся в горах».

Театр

Терпите: кажется, вот-вотНастанет час перипетии.Возможно, сцену вдруг зальёт,Из раны хлынув, кровь витии.А этот злой мятежный хорТиран с ухмылкой объегорит,С судьбой в суде ещё поспоритЗарвавшийся сановный вор.Крепитесь, ждать не до утра —Так лаконична наша пьеса…Смеяться зрителю пора!Вы плачете? Какого беса?Вот жаль, вы не были вечор:Мир не видал таких трагедий! —Рыдая, зал обманом бредил…Да поумнел, видать, с тех пор.Патроны в ружьях холостые,Речами усыплён народ…Но стойте, кажется, вот-вотНастанет час перипетии!

Весна

Неверского графа угрозыМне, право, теперь нипочём!Французские, сука, берёзыВисят над бурливым ручьем.Крапиву качая и нежа,Стеною идёт на востокОт Буржа до самого ЛьежаАпрельского ветра поток.Какие бурлят разговорыНа пьяных отважных устах!Парижские, сука, жонглёрыПодружек ласкают в кустах.Рассёдланы рыжие кони,Распущены враз пояса,В бредовом сливаются звонеРыдания, смех, голоса…В восторге от собственной позы,Клариса поводит плечом.Неверского графа угрозыМне, право, теперь нипочём!

Шут

Пляшет шут на канате – на шее сидит обезьяна,Пляшет шут и поёт, растянув намалёванный рот,И хохочут в толпе, и кричат, балагуря вполпьяна,А со лба у шута по щекам и за шиворот потЛьёт и льёт, будто шут – рудокоп, размахнувшийся в штреке,Иль степенный кузнец, из огня распластавший булат.Он получит свой хлеб и сомкнёт потемневшие веки,Но приснится шуту не Небесное Царствие –  Ад!Здесь припомнят ему ремесло оголтелые черти,Станут в темя лупить, как на ярмарке бьют в барабан,Вставят в задницу и – через челюсти вытащат вертел,И на части разъяв, соберут из костей балаган.Он во сне заорёт и откроет глаза до рассвета,Слёзы вытрет ладонью и залпом – бутылку вина,Перекрестится раз, пробормочет четыре куплета —И ударится лбом в переплёт слюдяного окна!И на площади в полдень он снова штаны потеряет,Тощим низом блестя, всуе Бога помянет и МатьИ пойдет сквозь толпу на руках, про себя повторяя:– Ничего, ничего. Кто-то должен за них пострадать…

Дант

За грядой гремящих льдинПродуваемого взгорьяСнится радужный сатинИтальянского приморья,Где скрывает восемь лунАпельсиновая зелень,Черепаховый валунИзумительно бесцелен,И не в куколе без слов,А богатый жадной речью,Сдвинул шапочку овечьюАвтор адовых кругов…Если полночь – он астролог,Если день – минералог,Точно год разлуки, долог,В точном слоге царь и бог!Обладатель дорогойТетивы звенящих связок,Мира целого изгой,Как ведьмак из страшных сказок.

Семейный портрет

На сожжённом луною портретеДо сих пор не погасли глаза,Как не гаснет в кольце бирюза…Боже правый, несчастные дети!Это было последней веснойНакануне кровавой эпохи,И дела были плохи, ох, плохи!Звёзды снова грозили войной.В Петербурге уже забродили,Закружили кошмарные сны,Но на дачу детей вывозили,Как всегда – на грибы да блины.Вдруг отец по пути на ФинляндскийВ эту комнату всех поманил —И осклабился Войно-ОранскийИ про птичку сказать не забыл.И застыли в магическом светеПодбородком, лицом и плечом —Боже правый! – несчастные детиС гимнастическим белым мячом.

Бесплатная раздача

У волка голодный жонглёр на примете…Зима. Что до лично меня —Я слышу, как дышат спокойные детиИгрушечным воздухом дня.В окрестностях нету ни света, ни дыма,И, грея лягушку в руках,Волшебник по городу невозмутимоВ высоких идёт сапогах.Сапожнику снится роскошная щётка,Солдату – за подвиг медаль,Волшебника разоблачает походкаИ взор, улетающий вдаль.На кровли земной черепичную чашуНаносят белил облака,А гномы мешают пшеничную кашуИ черпают из котелка,Стараясь наполнить помятые мискиВсех страждущих грязных бродяг,Чей гомон становится, тёплый и низкий,Ответом на каждый черпак.

Завтрак

Разлито молоко,И тянут время гири.Выводит «Сулико»Старик на гудаствири.Весёлым помазкомОтец разводит мыло,Под розовым цветкомПрисевший на перила.Взлетает белый креп,Приоткрывая горы,А мама режет хлебИ жарит помидоры.Взрывает разговорПо радио зарядка,И шевелится двор,Потягиваясь сладко.И, распахнув окно,Я, злой и долговязый,Зову тебя в кино,Мой ангел черноглазый.

Не горит

Хорошо, покуда не горит:Не спеши, не складывай в тревоге,Не решай, какой тебя кульбитВыручит в навязанной дороге.Не корми любимого котаНа прощанье, впредь и до отвала,Не целуй нательного креста,Опасаясь: вдруг осталось мало?Не стругай для посоха ножомСтарую занозистую палку,Что в руке топорщится ежом,Лучше в печку сунь её, нахалку.Башмаков с тоской не проверяй —Не дырявы, а? Не промокают?Не ищи, поскольку – не теряйТех вещей, что к месту привыкают.Хороши на карте Кипр и Крит!Лампа, свитер, тени снегопада.Дети спят. Жена тиха и рада.Хорошо, покуда не горит.

Лаборатория

На нитях серебра прозрачные шарыСвисают с потолка под брюхом крокодила,Зеркальная стена понуро отразилаДверной проём, лучи и танец их игры.Гримасничает тролль с резиновым лицом,Закрытый сургучом в замызганной реторте,На маленьком станке соседствуют в супортеПростой железный болт с брильянтовым резцом…А книга на столе? Посмотрим, что за книга,Смахнув кленовый лист небрежным рукавом…На титуле – венок, разбитая веригаИ римское число под ликторским пучком…Заглавие… хлопок и туча серой пыли!С испугу нетопырь подъял переполох,И я со страху – в пот и в пояс адской силе,Врага упомянув некстати, видит Бог!Но вскоре осмелев, заглядываю в нишуИ белую сову вполголоса бужу:– Есть кто-нибудь живой? – и кажется, что слышу,Как чучело ворчит: – Ума не приложу!

Лекция о Ганнибале

На медном алтаре дымится туша…Уже разъели с моря КарфагенЛюбовь и соль – да он почти разрушен:Кой толк с такими бухтами от стен?Вручая жизнь воинственным прикрасам,Чей – Пиренеи – временный причал,Девятилетний храбрый ГаннибалПростёр ладонь над раскалённым мясом.Все планы, оговорки и причины,Как шелест волн, с луною отойдут…Тропою Марса шествуют мужчины —Ни жёны их, ни матери не ждут.Но Риму Ганнибал отворит жилы,В родные бухты вломится спинойИ вновь бежит от суженой могилыВ малоазийский омут земляной.В кольце врагов он твёрдо скажет яду:– Мой Карфаген, я сдаться не могу…И грянут перевёрнутому взглядуСлоны и негры с кровью на снегу.

Визит