Алла Кузнецова - Арифметика жизни (сборник) Страница 2

«В беде и неудаче…»

В беде и неудаче,Когда душа горит,Бывало, что заплачу,А мама говорит:

«Нам сырости не надо,Не плачь, не смей реветь!Ведь ты – дитя солдата,Так научись терпеть!»

Росла под звуки градаЗениток во дворе,Не в доме так, как надо, —В окопе, как в норе,

Среди глухих раскатовЗлых рукотворных гроз:«Ты, дочка, – дочь солдата,Так обходись без слез!».

В строю многоголосомЖиву, завет храня,Истерика да слезы —Совсем не для меня!

Душою цепенею,Но в горе промолчу,О маме сожалея,Дитя свое учу:

«Нам сырости не надо,Не смей, малыш, реветь!Ведь ты же – внук солдата,Так научись терпеть!».

Необходимость

Как-то, помню, у скамьи садовой,На мои колени опершись,Сын спросил без всяких предисловий:– Мамочка, а кто такой фашист?

Чёрной краской, самой жёсткой кистью,Не щадя предплечья и плеча,У дымящей кучи старых листьевЯ творила образ палача:

Голосом, доходчивым сравненьем,Злой обидой, что во мне жила,С явным нескрываемым презреньемНелюдей клеймила, как могла!

Понял сын!.. И будет внук когда-тоЗадавать вопрос подобный мне,Я отвечу! Потому что надо,Чтобы знали внуки о войне!

Обо всём, что было, слово в слово,Дань отдав Победы торжеству,Правнукам своим твердить готова(Если я, конечно, доживу!).

На Зееловских высотах

Мне надоели и жара, и транспорт,И теплая из термоса вода,Но хорошо, что по пути на ФранкфуртМы, все-таки, заехали сюда.Не в первый раз высоты эти вижу,Но, как всегда, коснусь рукой травы —И станут мне еще родней и ближеСолдаты страшных тех сороковых.Им передам с теплом своих ладонейПризнательность отеческой земли,Любовь и скорбь родительского дома,Где чувство ожиданья сберегли.От имени живых, что так не близко,Любых сословий и краёв любых,Рассыплю по земле у обелискаБукет из незабудок голубых,Скажу слова, которых нет дороже,За всех родных, любимых, жен и мам,А теплый ветер, осушив мне слезы,Их понесет по памятным холмам.И станет вероятнее надежда,Что руки неизвестного гонцаКладут цветы вблизи от БудапештаНа землю, приютившую отца,Что кто-то там, как я, попричитает,Подставив ветру мокрые глаза,И упадет, пусть самая скупая,Но все же наша, русская слеза.

И никаких тебе запретов!

Мы родом из войны, мой милый,И судьбы – как судьба одна,И как война нас ни давила,Но нами пройдена она.

Отцы дарили нам надежды(Для сердца – чувственный запал),И мой, что пал под Будапештом,И твой, что без вести пропал.

Мы ждали их под крыши домаИ не хотели вспоминать,Что чей-то почерк незнакомыйИздал запрет на право ждать.

Нас ожидание, как прежде,Будило в сонной тишине,Мы всё же верили надежде,Не веря смерти и войне.

И никаких тебе запретов!Отец – солдат с тобой, со мной,Мы ждём их, ждём зимой и летом,Они торопятся домой

В свой отчий край, к любимой, к детям,Успев других опередить…Закона нет на белом свете,Чтоб ожиданье запретить!

Ветеранам

Быстро годы промчались,Но солдат есть солдат:Повторись всё сначала —Вновь прошёл бы сквозь ад,

Тот, где падал и рьяноПоднимался с земли,У судьбы ветерановЕсть законы свои!

Пусть бы жили подольше,Пусть бы жили под сто,И не надо нам большеЧёрных плит и крестов,

Пусть шагают по тверди,Вспоминая бои…Очень жаль, что у смертиЕсть законы свои!

Их всё меньше и меньше,Этих стареньких лиц,Где во всём отболевшемСуть бессмертных страниц,

И живущим, и павшимПоклонись до земли —И у памяти нашейЕсть законы свои!

Старушкам Ленинграда

Не Эрмитаж, не парки и сады,Не новостроек дерзкие громады,Не над Невой зависшие мосты,А именно старушки ЛенинградаМеня волнуют более всего!Любовь и нежность, грусть и сожаленьеМоё переполняют существо,Когда гляжу на них с благоговеньем.Не безвозвратность лет, ушедших прочь,Не красота увядшая волнует,А весь тот груз, который им пришлосьНести сквозь жизнь, что ныне торжествует.Не всем досталось счастье – быть в живых(Да будет пухом им земля родная!..),На мёрзлый камень берега НевыКладу гвоздики, павших поминая.А тем, кто жив, белёным сединой,Пусть будет мир достойною наградой.Поклон вам всем что ни на есть земной,Бесценные старушки Ленинграда!

Мужество

Блокадник может поделиться,Он этот ужас видел сам:Блокадой выпитые лица,Читаемые по глазам,

И шаг замедленный, где метрыОсиливает человек(Наклон вперёд, как против ветра, —И тихо падает на снег…).

Он помнит полумёртвый город,Где Смерти правая рука —Невыносимый страшный Голод,Союзник лютого врага…

Как бомбовозы шли армадой,Прицельно, планово бомбя,Жгли продовольственные склады,Чтоб город «выжрал сам себя».

Он может вспомнить злую долю,Где и без боя, как в бою,Когда несломленную волюВнёс в биографию свою,

И дух надеждой поднимая,Всё выстоял, коль так пришлось,Тогда ещё не понимая,Что это Мужеством звалось.

«Какой-то добрый кровельщик-чудак…»

Какой-то добрый кровельщик – чудак,Перекрывая старый наш чердак,Мне крикнул сверху:– Эй, ловите дочку!Да приоденьте в новую сорочку,Ей столько лет, что замуж бы пора!И сбросил куклу на траву двора.

Она в густой траве ничком лежала.Я, чувствуя, как комом горло сжало,Взяла своё бесценное наследство —Подружку из расстрелянного детства,И, отойдя к сиреневым кустам,Щекой прижалась к крохотным устам…

Когда беда вошла в наш мирный дом,Когда война затмила всё кругом,Мне куклу из тряпицы сшила мама,Дрожащими от голода рукамиУлыбчивый нарисовала рот.В том сорок первом мне сравнялся год…

Ну, здравствуй, детства маленький свидетель!Ты видишь – мирный день погож и светел,Шумят хлеба, кругом цветут сады.Живи теперь без горя, без нужды,Назло врагам, назло смертям живи,Как память нежной маминой любви.

Книга памяти

На страницах книги старой —Время, канувшее в Лету,Тихо дремлют мемуарыСотворивших нам Победу.

Там вписался звон наградыВ богом проклятые годыИ сроднились боль утратыС буйной радостью свободы.

И людей ушедших лицаНа обложке светло-синейПроступают, как живицаНа сосновой древесине.

Жестокие новости

Усердно пишут грязный томЛюбители смертей,Приходят новости в мой дом,Приносят плач детей,

Осиротевших матерей,Руины городов,Опять листки календарейПропитаны бедой.

И вновь печаль моя со мной,И снова мысль сквозит,Что кто-то крутит шар земной,А кто-то – тормозит.

Тополь

… требуются работники

От 18 до 40 лет…

За окном жужжание и топот —Автовышка, пилы, старый тополь…Расчленяют ветви пышной кроны,Носятся над гнёздами вороны.

– Люди, жив я!!! Ни дупла, ни тлена!..Защищал собою ваши стены!..Старикам в жару дарил прохладуЗа терпенье в страшную блокаду!..Всем нам хватит солнца и свободы,Мне привычно мерить жизни годы!..

Но никто над тополем не сжалился,Провинился тем, что он… состарился.

Ищу на страницах

Чтоб сердце не стыло от будничной прозы,А память хранила солдатские лица,В кипенье поэзии многоголосойЯ Друниной строки ищу на страницах.

Чтоб помнить всегда, что бессмертное словоВ судьбе человека весомей, чем годы,Живут во мне строки Сергея ОрловаИ многих других, добывавших свободу.

Живут ваши строки красиво и долго,Любимые мною поэты в шинели,Как чистые росы на ржавых осколкахТех страшных боёв, что давно отгремели.

Петушки

(быль)

Ирисы (в народе – петушки)В рост идут, как только снег растает,Сабельками листья прорастают,Облачком лиловым – гребешки,Дружно зацветают петушки!..

…Городской окраиною нашейТанки шли гнетущим душу маршемВ поле, за пшеничный горизонт,Не по дням, а по часам короткимИзменялись линии и сводки,На восток, к Москве, катился фронт,

Босоногая ребячья стаяОбгоняла танки, пыль глотая,Молча вслед глядели старики:«Наш ли воин отступает битым?» —Женщины кривились от обиды,Поправляя чёрные платки.Трудный час, который страшно вспомнить!

Нет, не час – недели, месяцаТе, что были (помни, память, помни!)Пыткою для каждого бойца,Старика ли, женщины, подростка —Всех, кто был способен пониматьТяжесть слов, безжалостных и жёстких:«Отходить», «сдавать» и «оставлять».

Сняли парня с танка экипажем,В крайний дом внесли: «Спаси, мамаша!Где теперь разыщешь лазарет?!.Так уж вышло, вновь открылась рана,Нету сил глядеть на капитана —Постоянный жар да тяжкий бред.»Женщина сорвала покрывало:«Горе наше общее, – сказала, —Здесь вот и кладите на кровать!Разве может быть сейчас иначе?..Боже мой, да он совсем ведь мальчик,Нашим старшеклассникам под стать!»Лоб горячий тронула губами,Нежно убрала вихор упрямый.«Настрадался, мой ты золотой!..Четверо своих, он будет пятым!Что же вы нахохлились, галчата?Ну-ка, живо к речке за водой!»

…Он очнулся, взглядом изумлённымПоглядел на потолок белёный,Ходики увидел на стене,Низкое окно с открытой рамой,Ветку вишни с красными плодами,В непривычной доброй тишинеШлёпанье какое-то услышал,В уголке заметил чубчик рыжийЗанятого делом малыша:В пол ботинком вбить стараясь гвоздик,Он пыхтел и хмурился от злости,Ножки под себя смешно поджав,Повернулся в сторону кровати,Подошёл несмело: «Здравствуй, дядя!» —По мужски ладошку протянул,Молвил так серьёзно: «Меткий Митя!А тебя – я знаю! – дядя Витя!»Живо подтянул к кровати стул,Чинно сел, ладошки – на коленки,Луч заката заскользил по стенке —Засмотрелся. Вдруг к дверям стрелой:«Мама! – закричал, слова глотая, —Он уже совсем не умирает!Слышишь, мама? Он уже живой!»

Как тянулась трудная неделя!..День, что год, то стон, то жаркий бред!Женщина встречала у постелиМало обещающий рассветС выжиданьем – что сегодня будет?С мыслями – придётся хоронить…И с досадой, что живые людиНичего не могут изменить.Всем на свете поделиться можно,Подарить и просто дать взаймы,Только вот здоровьем – невозможно,Даже между близкими людьми.И ещё нельзя делиться жизнью,Словно хлеб, разрезать на двоихИ сказать: «Зачем же долго жить мне,Коль минуты сочтены твои?!.

И делилась мать, чем было можно:Лаской, хлебом, козьим молоком,Сном, надеждой, словом осторожнымО друзьях, что дальше шли с полком,Тишиной и свежести вечерней,Добротою из ребячьих глаз,Митиным вопросом: «Он ничейный?»И ответом Леночки: «Он наш!»Чистым взглядом самой старшей, Нины,Тихой, словно утренний рассвет,Тёплыми ладошками Алины,Маленькой, которой года нет.Всем делилась: травами, плодамиТеми, что пошли здоровью впрок,Да прокипячёнными бинтами,Чтоб сумел он выйти за порог,Чтоб сумел он, крепко встав на ноги,Продержаться на семи ветрахБеспощадной фронтовой дороги,Где лютует ненавистный враг,Мстить за вероломное коварство,За людей, что в битвах полегли…Да спасёт его её лекарство,Налитое соками земли!

На развилке двух степных дорог,Пыльных, тёплых, далеко зовущих,Расставались двое. Ветерок,Вольный, своенравный, вездесущийРазнотравье рядом шевелил,Мчался на загривке у пшеницы,Копошились толстые шмелиВ запоздалом цвете медуницы…Но влюблённым было не до них:В грозовом безжалостном рассветеМир сошёлся клином на двоих(Кто себя не помнит в годы эти?!).

Он сорвал пушистый стебелёк:«Ну-ка, желтоглазая, поведай,Возвращусь ли к милой на порог,Чтобы вместе праздновать победу?»Медленно кружились лепестки,Вот и вся ромашка облетела!..И глазами, полными тоски,На танкиста девушка глядела.

Петушки, мои вы петушки!..Дружные, живучие на диво,Нёс вас от излучины рекиМолодой танкист. Неторопливо,Слабость пересилив, пряча боль,Во дворе, где жизнь ему вернули,Посадил, чтоб помнили его,Улыбнулись или же всплакнули,Разминал руками чернозёмТёмный, жирный, щедрый урожаем —Нежным корневищам новый домПодарил, любя и обожаяЭтот двор и женщину, что в нёмПоднимала ребятню без мужа.Пусть растут, а он придёт потом,Завершив дела, которым служит.

Петушки, мои вы петушки!..Сколько лет прошло, а вы всё те же!Торопились наперегонкиРасцвести и девушку утешить,Как она любимого ждала,Веря в то, что вместе загадали!..Не вернулся – и обида жгла,И надежда таяла с годамиВремя лечит, жизнь берёт своё,Заглушая боль и неудачи,Порастает прошлое быльём —Хорошо, что так, а не иначе!

Петушки, мои вы петушки!Нежная история живая!..Вспоминая домик у реки,Вас я непременно вспоминаю,Вижу потемневшее крыльцо,Старой мамы согнутую спину,Женщину, похожую лицомНа мою сестру родную, Нину.Маленький, уютный отчий дом,Нет тебя и никогда не будет —Вырос новый дом на месте том,Поселились в нём чужие люди,Много лет как мама умерла(Нет её единственной и милой!),В августе, оставив все дела,Ездили мы к маме на могилу.Облачком лиловым петушкиНас встречали дружно у ограды,Правнуки цветов, что у рекиМного лет назад росли когда-то.Прошлое упрямо теребя,Поминали парня добрым словом,Первый день былого сентябряВсё о нём поведал в свете новом.

Первый день, когда цветы горятИ на клумбах, и в руках, и в классах,Звонкий день, когда учителяОбъявляют старт на школьных трассах,Первоклашек за руку ведут —И во всём торжественность, парадность,День, когда, наткнувшись на беду,Вдребезги разбилась наша радость.И сестра, которой нет добрей,Цепенея в горе, мимовольноСжала руку дочери своей(Так, что та взмолилась: «Мне же больно!»),

Замерла, не отводя лица,Глаз не отрывая от портрета —Переснятой карточки бойца,Видно, с комсомольского билета.«Он, конечно он! Сквозь годы мчась,Продолжает жить на школьном стенде!..»И бледнея, и боясь упасть,Сжав виски, плечом прижалась к стенке.И с улыбкой юноша смотрел,Словно смерти не было и горя,Но кричала надпись, что сгорелКапитан-танкист в бою за город…

Петушки, мои вы петушки!..Вновь и вновь иду к вам на свиданье,Чтоб коснуться ласково строкиНашего семейного преданья.

Над природой нет земных царей