Игорь Соколов - Медитации на мысли Василия Розанова. том 2 Страница 2

Медитация 338

«С рождением Христа, с воссиянием Евангелия все плоды земные вдруг стали горьки. Во Христе прогорк мир, и именно от Его сладости. Как только вы вкусите сладчайшего, неслыханного, подлинно небесного – так вы потеряли вкус к обыкновенному хлебу. Кто же после ананасов схватится за картофель. Это есть свойство вообще идеализма, идеального, могущественного. Великая красота делает нас безвкусными к обыкновенному. Все „обыкновенно“ сравнительно с Иисусом. Не только Гоголь, но и литература вообще, науки вообще. Даже более: мир вообще и весь, хоть очень загадочен, очень интересен, но именно в смысле сладости – уступает Иисусу. И когда необыкновенная Его красота, прямо небесная, просияла, озарила мир – сознательнейшее мировое существо, человек, потерял вкус к окружающему его миру. Просто мир стал для него горек, плоcк, скучен. Вот главное событие, происшедшее с пришествием Христа.»

Красота Христа вмиг ослепила всех —Идеальность его черт смутила смертных —Человек с ним ощутил свой жуткий грех —И с тех пор любое счастье в мире меркнет!

Комментарий: Дочь Василия Розанова – Татьяна считала его книгу «Темный лик» антихристианской и просила отца, когда он умирал, отречься от нее, но Розанов не стал, сказав, что в ней многое верно. Его друг и священнослужитель – философ, ученый и писатель Павел Флоренский полагал эту книгу очень спорной, но только не антихристианской. Розанов утверждал, что язычество – это религия юности, а христианство – старости. Книга действительно спорная, но интересна необыкновенным взглядом Розанова, и в ней есть что-то истинное, или очень близкое к ней. Вот-с!

Медитация 339

«Неводом „прощения“,доброты своей, снисхождения – христианство охватило бездны предметов, ему вовсе ненужных, в его глазах ничтожных; схватило „князя мира сего“ и повлекло его – к умалению. Христианство есть религия нисходящей прогрессии, вечно стремящаяся и никогда не достигающая величины: „Христос +0“. В каждый день и в каждый век, и во всяком месте, и во всякой душе человеческой получалось „Христос + еще что-нибудь“, „Христос + богатство“, „Христос + слава“, „Христос + удобства жизни“. Но это „что-нибудь“, прибавленное ко Христу, в душе нашей всегда только снисходилось и малилось по мере возобладания Христа. „Князь мира сего“, таял, как снежный ком, как снежная кукла весной около солнца-Христа. Собственно был оставлен христианам очерк „князя мира сего“, семьи, литературы, искусства. Но нерв был выдернут из него – осталась кукла, а не живое существо. Как только вы попробуете оживлять семью, искусство, литературу, как только чему-нибудь отдадитесь „с душою“, – вы фатально начнете выходить из христианства. Отсюда окрики от. Матвея на Гоголя. Не в том дело, что Гоголь занимался литературою. Пусть бы себе занимался. Но варенье должно быть кисло. Гоголь со страстью занимался литературою: а этого нельзя! Монах может сблудить с барышней; у монаха может быть ребенок; но он должен быть брошен в воду. Едва монах уцепился за ребенка, сказал: „не отдам“; едва уцепился за барышню, сказал: „люблю и не перестану любить“ – как христианство кончилось.»

Неводом – прощенья – доброты —Христианство охватило всех людей —Жаль – что с ним – живые без мечты —Сходили с грустью в мир теней!

Медитация 340

«Христос никогда не смеялся. Неужели не очевидно, что весь смех Гоголя был преступен в нем, как в христианине?! Я не помню, улыбался ли Христос. Печать грусти, пепельной грусти – очевидна в Евангелии. Радости в нем есть, но совершенно особенные, схематические, небесные; радости с неизмеримой высоты над землей и человечеством. Не будем обманываться „лилиями полевыми“. Это, во всяком случае, не ботаника и не садоводство, не наука и не поэзия, а только схема, улыбка над землею. В том и дело, что Евангелие действительно не земная книга, и все земное в высшей степени трудно связуемо или вовсе не связуемо с ним в один узел; не связуемо иначе, как искусственно и временно.»

Евангелие – книга внеземная —Христа улыбка в небесах парит —Никто – ей на земле обладает —Имея – грех в душе – и отпечаток – стыд!

Медитация 341

«Вообще вся история, быт, песни, литература, семья суть задержки, теперь уже слабые – со времени Христа слабые – задержки мирового испепеления всех вещей во Христе-смерти. Смерть – вот высшая скорбь и высшая сладость. Таинство смерти никто ведь не разгадал. Она венчает скорби, а в скорбях истома таинственной эстетики. Трагедия трагедий. С этих точек зрения Христос есть Трагическое Лицо – как всегда и открывалось человеку, вождь гробов – как опять же это открывалось человеку: а мы не знаем, что это все – божественное, и именно не знаем – поскольку еще живем, так как жизнь есть „та сторона“, „изнанка“ Бога. Пытаются смерть отождествить с рождением. Возможно. Но отчего, например, рождение не отождествить со смертью? Когда родился человек – он в сущности умер; утроба матери – могила, уже зачатие меня – переход в смерть. Дело в том, что „здесь“ и „там“ пропастью разделены, как „низ“ и „верх“, „наружное“ и „внутреннее“. И что бы ни поставили на одном, какой бы термин, какой бы значок ни начертали – на другой придется выставить термин противоположный. „Мир“, „бытие“, „жизнь наша“ – не божественны; значит, „гроб“, „после кончины“, „тот свет“ – божественны. Или обратно: „мир“, „бытие“, „жизнь наша“ – божественны; тогда „гроб“, „после кончины“, „тот свет“ – демоничны. Но очевидно, что Иисус – это „Тот Свет“, поборающий „этот“, наш, и уже поборовший.»

Иисус – Тот свет – уже забравший Этот —В его лице трагичном – наша Смерть —Освещена таким безумным светом —Что мы живем – уже готовясь умереть!

Медитация 342

«Грех, смерть, стыд – связаны, как числитель и знаменатель одной дроби.

Изменяется знаменатель – не остается тем же и числитель, хотя бы цифра его была бы та же. У греков «не было чувства греха» (Хрисаноф). Как же они

смотрели на пол? Обратно нашему. Как мы смотрим? Как на грех. Грех и пол

для нас тождественны, пол есть первый грех, источник греха. Откуда мы это взяли? Еще невинные и в раю мы были благословенны к рождению. Мысль, что в

рождении семьи, в поле, содержится грех, есть одна из непостижимых исторических аберраций; она сейчас же перенесла святость в смерть, в гроб.

Как только человек подумал, что в рождении – грех, испугался его, застыдился,

сейчас же святость и славу он перенес в могилу и за могилу, и поклонился смертному и смерти».

Когда связались – грех – и смерть – и стыд —Когда пришло сознание пола – как проклятья —Человек был превращен – в скорбящий вид —Лишь за могилой ждущий святости в объятьях!

Медитация 343

«Он был демоничен, т. е. отрицателен по отношению к целому фазису всемирной истории, и отрицателен не по чувству, не по складу сердца, а по целому систематическому воззрению на историю, по «идеям» и «мыслям». Это его знаменитый

взгляд на 3 фазы всякого исторического развития, – первичной простоты, последующего цветущего усложнения и вторичного упрощения наступающего перед смертью.»

Философ – демон – он историю сравнил —С цветком цветущим – увядающим – не сразу —Точно с Богом чуя – равновесье сил —Он – в купе с Вечностью —                                раскрыл свой мощный разум!

Медитация 344

«Безнравственность его относится совершенно очевидно только к любви, к разгулу,

к «страстям», к «эротике» особенно. Но, если не ошибаюсь, этим грешил и А. С. Пушкин, коего никто «безнравственным» не считает. Дело – бывалое, дело – мирское.

«Ну, что же, все от Адама с Евой».

Вообще следовало бы раз и навсегда и относительно всех людей на свете выкинуть эротику и страсти из категории моральных ценностей.»

Безнравственный – но лишь в одной любви —В разгуле своей жаркой страсти —Писатель бедный – маялся средь тьмы —Не ощущая в жизни собственного счастья!

Медитация 345