Владимир Маяковский - Стихотворения (1927) Страница 2

БУМАЖНЫЕ УЖАСЫ

Если б           в пальцах                            держал                                        земли бразды я,я бы        землю остановил на минуту:                                                      — Внемли!Слышишь,                 перья скрипят                                     механические и простые,как будто               зубы скрипят у земли? —Человечья гордость,                                 смирись и улягся!Человеки эти —                          на кой они лях!Человек             постепенно                               становится кляксойна огромных                    важных                                 бумажных полях.По каморкам                     ютятся                                 людские тени.Человеку —                   сажень.                                А бумажке?                                                   Лафа!Живет бумажка                          во дворцах учреждений,разлеглася на столах,                                    кейфует в шкафах.Вырастает хвост                           на сукно                                        в магазине,без галош нога,                         без перчаток лапа.А бумагам?                   Корзина лежит на корзине,и для тела «дел» —                                миллионы папок.У вас         на езду                     червонцы есть ли?Вы были в Мадриде?                                  Не были там!А этим           бумажкам,                            чтоб плыли                                               и ездили,еще       возносят                     новый почтамт!Стали          ножки-клипсы                                 у бывших сильных,заменили                инструкции                                   силу ума.Люди         медленно                        сходят                                   на должность посыльных,в услужении                    у хозяев — бумаг.Бумажищи                 в портфель                                   умещаются еле,белозубую                  обнажают кайму.Скоро         люди                  на жительство                                          влезут в портфели,а бумаги —                   наши квартиры займут.Вижу        в будущем —                              не вымыслы мои:рупоры бумаг                      орут об этом громко нам —будет          за столом                          бумага                                      пить чаи́,человечек                под столом                                  валяться скомканным.Бунтом встать бы,                             развить огневые флаги,рвать зубами бумагу б,                                      ядрами б выть…Пролетарий,                    и дюйм                                ненужной бумаги,как врага своего,                          вконец ненавидь.

ПО ГОРОДАМ СОЮЗА

Россия — всё:                       и коммуна,                                        и волки,и давка столиц,                         и пустырьная ширь,стоводная удаль безудержной Волги,обдорская темь                         и сиянье Кашир.

Лед за пристанью за ближней,оковала Волга рот,это красный,                    это Нижний,это зимний Новгород.По первой реке в российском сторечьискользим…                  цепенеем…                                     зацапаны ветром…А за волжским доисторичьемкресты да тресты,                             да разные «центро».Сумятица торга кипит и клокочет,клочки разговоров                             и дымные клочья,а к ночине бросится говор,                             не скрипнут полозья,столетняя зелень зигзагов Кремля,да под луной,                      разметавшей волосья,замерзающая земля.Огромная площадь;                               прорезав вкривь ее,неслышную поступь дикарских лапсквозь северную Скифиюя направляю                    в местный ВАПП.

За версты,                 за сотни,                               за тыщи,                                             за массуза это время заедешь, мчась,а мы       ползли и ползли к Арзамасусо скоростью верст четырнадцать в час.Напротив               сели два мужичины:красные бороды,                          серые рожи.Презрительно буркнул торговый мужчина:— Сережи! —Один из Сережей                            полез в карман,достал пироги,                       запахнул одеждуи всю дорогу жевал корма́,ленивые фразы цедя промежду.— Конешно…                      и к Петрову́…                                            и в Покров…за то и за это пожалте про́цент…а толку нет…                     не дорога, а кровь…с телегой тони, как ведро в колодце…На што мой конь — крепыш,                                             аж и онсломал по яме ногу…                                   Раз ты́правительство,                        ты и должо́нчинить на всех дорогах мосты.—Тогда         на него                    второй из Сережприщурил глаз, в морщины оправленный.— Налог-то ругашь,                               а пирог-то жрешь…—И первый Сережа ответил:                                          — Правильно!Получше двадцатого,                                  что толковать,не голодаем,                     едим пироги.Мука́, дай бог…                          хороша такова…Но што насчет лошажьей ноги…взыскали про́цент,                              а мост не проложать…—Баючит езда дребезжаньем звонким.Сквозь дрему                      все время                                      про мост и про лошадьдо станции с названьем «Зимёнки».

На каждом доме                          советский вензельзовет,         сияет,                   режет глаза.А под вензелями                           в старенькой Пензестарушьим шепотом дышит базар.Перед нэпачкой баба седаотторговывает копеек тридцать.— Купите платочек!                               У нас                                        завсегдазаказывала                  сама царица…—

Морозным днем отмелькала Самара,за ней          начались азиаты.Верблюдина                    сено                           провозит, замаран,в упряжку лошажью взятый.Университет —                        горделивость Казани,и стены его                  и донынехранят           любовнейшее воспоминаниео великом своем гражданине.Далёко           за годы                       мысль катя,за лекции университета,он думал про битвы                                и красный Октябрь,идя по лестнице этой.Смотрю в затихший и замерший зал:здесь         каждые десять на́ стоего повадкой щурят глазаи так же, как он,                         скуласты.И смерти               коснуться его                                     не посметь,стоит         у грядущего в смете!Внимают               юноши                          строфам про смерть,а сердцем слышат:                               бессмертье.

Вчерашний день                           убог и низмен,старья           премного осталось,но сердце класса                            горит в коммунизме,и класса грудь                        не разбить о старость.

НАШЕМУ ЮНОШЕСТВУ