Алексей Клёнов - На языке родных осин Страница 2

«Белизной февраль метелит…»

Белизной февраль метелитТо ли вьюга, то ли стон.Кто-то любит, кто-то веритКто-то закрывает двериБелый, белый, белый сон…

Ветер северный, холодныйКак с цепи сорвался он.Воет, словно пёс голодный.Это брат мой, знать, безродныйБелый, белый, белый сон…

Воет, вою, воем вместе.Белый саван, – до окон.Брат холодный, друг любезныйГде, скажи, моя невеста?Белый, белый, белый сон…

Сколько сил на пляски тратишьЗабирая стёкла в звон.Брат безродный, что ж ты плачешь?Где, скажи, мой друг-приятель?Белый, белый, белый сон…

Белый саван, – наш нарядВыше, выше, до окон.Ты уж плачешь, сам не радГде я сам, скажи мне, брат?

Только слышен вьюги стон.Белый, белый, белый сон…

«Сокращая пределы дальности…»

Ю. М.

Сокращая пределы дальностиПоступился своей практичностьюПо нелепости ль, по случайностиПораженный до аномальностиБосоногой твоей поэтичностью.

Там Земля мнёт бока об оскал времёнТам журавль небес сторонитсяЛицедей – словно раб – в нелюбовь клеймёнНапоследок толпе поклонится.

И неловко в столицах, где нет теплаГде под арками тянет холодом.И скользнёт по расплывчатости стеклаТвой двойник, что знакомец смолоду.

Вот и день на исходе. Поникли ницМои плечи, от чьей-то тяжести.Где-то там, вдалеке ото всех столиц,Ты живёшь? Или мне лишь кажется?

Выйду ночью, замру на семи ветрахПусть продуют мне душу чахлуюЯ не раб, не клеймён. Только гонит страхИ бегу… спотыкаюсь… ахаю…

Упаду. Поднимусь, потирая бок.Кто, скажи мне, придумал шалость:Что любовь, непременно, дарует БогИ она отдаляет старость?

И усталая, кем-то благословеннаяЖизнь была? Или мне приснилась?Бесконечная и короткая. Как ВселеннаяЧто в душе твоей поселилась

«Не говорите горькие слова…»

Не говорите горькие слова.Ни по ночам, ни днём – не говорите.Когда кружится кругом головаПоверив очевидности событий.

Не пожалейте ласки. И теплаДуше усталой каплю уделитеКогда звенят любви колоколаНе говорите слов, не говорите.

Не уничтожьте веры в добротуИ хоть на миг, позвольте, на прощаньеУвидеть, наконец, позвольте туЧто ободрит улыбкою печальной.

Вы только ничего не говорите.Я вас прошу: пусть помолчит молва!Когда замру в предчувствии событийНе говорите горькие слова…

Подражание Александру Блоку

Ин вино веритас. Вся истина в вине.И я смотрю с надеждой на стаканГде капля истины лежит на днеДразня мой пьяный, неприкрытый срам.

Столы, табачный дым и полумракКачающийся в сумраке свечей.Я сфокусировать не мог никакСвой мутный взгляд на женщине ничьей.

Я каждый вечер прихожу сюдаСмотреть в её усталые глаза.Всегда без спутников, всегда однаБокал вина, на шляпке – брошь-слёза.

Лик тонкий, в обрамлении волосИ черный локон вьётся по щекеВ озёрах глаз всегда немой вопросИ сигарета тонкая в руке.

И боль в глазах. Несбыточность. И страх.И складка горькая – граница меж бровейПечать молчания на розовых устахПугает неприступностью своей.

Я каждый вечер истину ищуВ её глазах, и терпкости вина.О чём молчит всегда, понять хочуИ почему без спутника, одна?

Какой тоски не высказана больВ смятенных и беспомощных глазах?И чем навязана такая роль:Тонуть в своих невидимых слезах?

В какой-то вечер истину найдуНа дне стакана. И оставив стыдЯ к ней, всегда печальной, подойду.Ин вино веритас. Но мой стакан разбит…

«Вопреки всегдашней безнадёге…»

Вопреки всегдашней безнадёгеДивный сон приснился нынче мне:Был я рыцарем, и в латах строгихЯ на белом гарцевал коне.

Стройный конь, звеневший удилами,Нёс меня по берегу реки.Блики солнца на мече игралиСжатом в стали рыцарской руки.

Конь, своим серебряным копытом,Высекал звенящую искру.И казалось мне в давно забытомЯ не в первый раз таком миру.

Словно было всё. Шумели травы.Серебрилась плавная река.Мне знакомы в этом мире нравыЗорок глаз, тверда моя рука.

Иссечён рубцами в поле браниМеч отточен вражьей головой.И не в первый раз весенней раньюВозвращаюсь в замок родовой.

И шатёр в степи ковыльно-белойДля меня привычен. В вышинеВ синем небе, малой точкой серойХищный ястреб плачет обо мне.

И плечо, окованное сталью,Украшает сочно-алый шелкЖенщины игривой и лукавойПонимающей в любови толк.

Пилигрим печальный на дорогеДолгий путь пророчествует мне…

Был я рыцарем. И в латах строгихГарцевал я на коне. Во сне.

О семейном счастье невзначай

Обнимал тебя нежно, сладкаяТы меня целовала, нежнаяНе послушалась мамку с папкою,И накушалась неизбежного.

Ты меня не пугайся, чистаяЯ не чёрт, я не бес стреноженный.Просыпаешься – вся лучистаяЯ – опять с непобритой рожею.

Жили славно, не знали горькогоНаживали добро, под готикуИ прижили с тобою кой когоВон оно, пузырится ротиком.

Вот головушкой – бум – в порожикиИ орёт басовито, шмыгаетНа тебя, и меня похожееНаше чудо. Не торопыга ли?

Как и мамке, видать, не можется.Как и папке, видать, не терпится.Что уж Богом, видать, положитсяТо и слюбится. Нет, – так стерпится

Подрастёт, поумнеет чадушкоРадость в старости мамке с папкою…Где же курево, моя ладушка?И не ты закидала тапки ли?

Подымлю, посмотрю на небушкоТам три звёздочки, как три душеньки.Подойду, поцелую нежнуюЯ мордашку твою, в подушеньке.

Ты счастливая, как побитаяУ тебя полкосы распущено.Прикоснувшись щекой небритоюПолюблю тебя черта пуще я.

«Я повис, распятый, на крестах…»

Я повис, распятый, на крестахЭто, видно, жизнь так замучила:То ли – отражение ХристаТо ли – в чистом поле кол, и чучело.

То ли солнце выжжет мне глазаТо ли воронье клюёт по темени…Кто-то, замогильно, вдруг, сказал:«Всё поймешь, по истеченьи времени».

«Не говорите пышных фраз…»

Не говорите пышных фразОни не выражают сути.Уж лучше крохотный рассказВ одной уложенный минуте.

Не дайте в пустоте упастьСловам любви на пол нечистый.Пусть упоительная властьНадежды возгорится искрой.

Оставьте каторжную честь.Губить её едва ли надоВедь чудаки такие естьКому она дана в награду.

Простите горе от умаНе нам дано судить друг друга.Пусть философские томаСвои пополнят закромаВ сетях магического круга.

Подражание Сергею Есенину

Погадай мне на картах, цыганкаИли хоть по руке погадай.Обмани за монету, смуглянка,Напророчь мне при жизни рай.

Не тверди мне, что было когда-тоЭто знаю я сам давноПомню: ссорился в детстве с братомИ по дурости сжёг гумно.

Знаю сам, как кричал во двореНаш драчливый и бойкий петух.Помню сам, как по росной зареПроезжал вдоль села пастух.

Помню, сколько я девок щупалСкольких их по кустам зажимал.Помню как, принакрывшись тулупом,Под метель на печи засыпал.

Помню, как мне за девок нашихПосулили под ребра топор.Только, знать, родился в рубахеКоли щупаю до сих пор.

Не тверди, что я в городе этомПерепил уже всё виноЧто я стану, когда-то, поэтом.Я им стал уж давным-давно.

Ты скажи-ка мне, чернобровая,Сколько буду ещё я в силе?И как скоро крестом кленовымУвенчают мою могилу?

Ты скажи мне, как много строчекЯ еще напишу, раззвоню?И ответь мне, промежду прочим,Скольких женщин ещё соблазню?

Впрочем, нет. Не тверди, не надо,Сколько буду еще гореть.Знаешь, ну его, право, к лядуПусть такая мне будет наградаНе печаля бровей умереть.

«Ты моя больная тема…»