Коллектив авторов - Русское слово №08/2010 Страница 2

Был он жёстким, порою жестоким…

Был он жёстким, порою жестоким —Вождь народный Иосиф стальной.Но пройдя сквозь грозу и потоки, —Он мир спас от бациллы чумной.

Ни поезд жизни, ни телега…

Ни поезд жизни, ни телегаНе довезут нас до мечты.Попутно угостят ночлегом —И сбросят где-то у черты.

Я люблю увядающих женщин…

Я люблю увядающих женщинЗа смиренье и грусть красоты.Я люблю их цветущих не меньше:Мне они греют плоть и мечты.

По-апрельски то зябко, то парко…

По-апрельски то зябко, то парко.Мы лениво по парку идём.В птичьем гомоне звонком, азартномПозывные весны узнаём.Нам наскучили зимние песни,Мы от белой устали тоски.По душе нам – весенние вестиИ зелёные в роще мазки.Вот и ты по-весеннему жадноОзираешь проснувшийся мир.Да и мне по-мальчишески жалкоПроглядеть этот сказочный миг.

Редеет тополь на моих глазах…

Редеет тополь на моих глазах —И мне тоскливо безнадёжно.Как будто зябко опадаю самВ объятьях осени остылой.

Ты любовалась облаками…

Ты любовалась облакамиТак откровенно и светло,Что мне подумалось: векамиКартинно небо нас влекло.Где разрывая притяженье,Непрочь мы крылья обрести;И сбросив страха наважденья,Как в дом, в мир вечности войти

Петербургский апрель

Тусклые, бледные лица.Мокрый, простудный апрель.Некогда солнцу пролиться,Кашляет глухо капель.Сумрачно в душах, в природе…Где же прозрачность весны?!В городе сумерки бродят,Нас ослепив без вины.

Я не жил, а присутствовал в жизни…

Я не жил, а присутствовал в жизни:С ранних лет был отравлен тоской.Я по жизни готов справить тризну, —И уйти в дальний мир на покой.

Вырица – скучная станция…

Вырица – скучная станция —Даже скучней, чем дожди.Здесь не ходил – и на танцы я:Павловск нас ждал впереди.

Щемяще плачет небосвод…

Щемяще плачет небосвод:Там журавли грустят прощально.Тоской от хмурых тянет вод,Но листья кружатся венчально.В их невесомом куражеЛюбви проклюнулось начало.И им не боязно ужеЛететь всё дальше от причала

Сколько боли во мне и печали…

Сколько боли во мне и печалиИ по тем, кто ушёл и по тем, кто уйдет.Нас дороги с мечтою венчали,Позабыв, что в конце всех забвение ждёт.

– Ищу Человека! – Изрёк Диоген…

– Ищу Человека! – Изрёк Диоген.И этим в веках он продлился.Какой в человеке озвучить нам ген?! —Собой, чтобы он возродился.

Вот и выдохлась наша любовь…

Вот и выдохлась наша любовь,Только сердце щемяще тоскует;Да звонок телефонный, как боль,Вдруг кольнёт, мой покой атакуя.Мы ушли от любви в стылой мгле,Зябко души и плечи сутуля.И никто на притихшей землеНас не встретил, рукой салютуя.А сегодня, разрыв осознав,Мы навстречу открыли движенья…Наши чувства, разлуку познав,Нас опять обрекли на сближенье.

Все мы – временные на земле…

Все мы – временные на земле!Не спасут ни власть, ни воля злая.Так зачем на жизни кораблеМы порой других сбить с ног желаем.

Ранние гроздья рябины…

Ранние гроздья рябиныДушу тоской обожгли.Низкие тучи убилиСветлую радость земли.Лето вздыхает прощально,Нас окропляя дождём.Милая! Верь мне: венчальноМы – и сквозь осень пройдём

Куда ни кинь, то блат, то мафия…

Куда ни кинь, то блат, то мафия.Как в жизни честному себя продлить?!Пропеть здесь мало злу анафему —Пора в себя дух Робин Гуда влить.

Зябко осень вздыхает в лесу…

Зябко осень вздыхает в лесу.Вспыхнул красочно клён на опушке.Эту грустную года красуРазглядел и озвучил сам Пушкин.Но у каждого – свой листопад,И своё листопада прочтенье.В наших душах дождей перепадИ забытое неба свеченье.Только ты в позолоте тоскиИ под всхлипы ветров одичалых —Увяданью сердец вопрекиВ нас зажжёшь притяженья начало.

Нет ни томного вздоха, ни выдоха…

Нет ни томного вздоха, ни выдоха:Я своё отлюбил и отпел.Не ищу я на сцену вновь выхода —В срок со сцены сойти я успел.

Распушился на радостях клён…

Распушился на радостях клён,По-весеннему дышит погода.Я тобой, как мальчишка, пленёнНа пороге зелёного года.Мы дорогами стужи прошли,В зябких душах спасая желанья.А теперь нам открылись вдалиТёплых дней зоревые посланья.Наша встреча на выдохе дняЗатеряется в зарослях ночи;И земля, тишиною звеня,До утра поцелуи рассрочит.

Надоели не лица, а хари…

Надоели не лица, а хари,Что в кино и на – теле снуют.Эти якобы тоже пахали,Воровской обретая уют.

Вся ты в белом, как лебедь…

Вся ты в белом, как лебедь.Грациозна как он.Что дождей нам молебен,Журавлей перезвон?!Мы и в лето, и в осеньЗнаем цену любви.У времён мы не просимОткровений крови.Наши чувства – в кипенье,Как морская вода.Мы своим нетерпеньемУкротим холода.

Опять в сквозном, простудном сквере…

Опять в сквозном, простудном сквереДуша потерянно грустит.Уже закрыты в лето двериИ мир дождями шелестит.Как в этой осени остылойНайти спасительно себя?!Уйти от хмурости постылой, —Тебя в тебе прочесть любя.

Проза

Николай Коняев

Аввакум

(пьеса)

События пьесы разворачиваются в Москве летом 1664 года после возвращения протопопа Аввакума из сибирской ссылки.

В пьесе действуют следующие исторические лица:

Протопоп Аввакум. Один из вождей раскола. Гениальный русский писатель.

Федосья Прокопьевна Морозова. Одна из первых красавиц России. В семнадцать лет вышла замуж за боярина Глеба Ивановича Морозова. После смерти мужа Федосья Прокопьевна становится владелицей третьего по величине состояния в стране. Ей всего 32 года…

Фёдор Михайлович Ртищев. Приближенный царя Алексея Михайловича. Ведает Приказом Большого дворца. Ему 38 лет. Он образован, владеет многими языками. Родственник боярыни Морозовой.

Настасья Марковна Петрова. Дочь деревенского кузнеца. В четырнадцать лет вышла замуж за Аввакума. Прошла с ним всю сибирскую ссылку. Сейчас ей 41 год.

Афанасий Филиппович Пашков. Енисейский воевода. Смелый, талантливый и жестокий организатор. В 1655 году возглавил экспедицию землепроходцев на Амур. Многое сделал для освоения Приамурья.

Симеон Полоцкий. Принял монашество в 1655 году. Тогда же познакомился с царём Алексеем Михайловичем. Когда поляки осадили Полоцк, перебрался на жительство в Москву. Ему 35 лет. Поэт. Связан с тайным сыском – официально обучает латинскому языку подьячих Приказа тайных дел.

Фёдор. Юродивый. Духовный сын Аввакума. 23 года.

Монашек

Дом боярыни Морозовой.

Комната. Здесь квартирует со своей семьёй Аввакум. Огромная печь. В углу иконы. Возле стены на цепи – Фёдор. Сейчас он спит, но спит беспокойно. На лавке возле небольшого окна две женщины – боярыня Морозова и Настасья Марковна – жена Аввакума.

ФЁДОР (во сне). Ямина… Всем ямина чёрная вырыта! (Всхлипывает.) А слизко-то там, мокреть…

Морозова и Настасья Марковна крестятся.

НАСТАСЬЯ МАРКОВНА. Ишь… Беси и во сне мучают…