Михаил Садовский - Завтрашнее солнце Страница 2

Память

Память не умеетНи сочувствовать,Ни наслаждаться,Ни тревожиться,Ни обижаться,Ни жалеть,Ни ласкать,Ни плакать.ПамятьТолько хранить умеет,Волновать,Забывать,Тревожить,Вербовать,Осуждать,КалечитьИ при этом всегда спокойна,Равнодушна,Невозмутима…Мы бушуем,Страдаем,Любим,А онаТолько носит и носитНаши радости и обидыСловно смерти сама не знает…

II. На сером рассвете

Война по нашему детству прошлаИ фронтом своим и тылом.Сколько у нас отняла,Сколько возможного скрыла…И как ни выправилось житье,Она невозвратновзяла свое…

Ну, что я помню о войне?!Но как она сидит во мне!..Не только в памяти моейИ сердце, и крови, и коже,А в каждой клеточке, похоже,Еще жива до наших дней.

Она казнит меня. За что?И каждодневно, и жестоко,И нету давности и срока,И не найдет ее никто.Она в нас всех четыре года

Влезала страшно каждый часИ сорок лет бросает нас,Но как оплачена свобода!Уже мы стали из детейПочти седыми стариками

И о войне расскажем самиВсе без придумок, без затей.Как нас она с тех пор казнит,Как нас калечит, в нас стреляетИ каждый шаг определяет,И все без промаха разит.

А что я помню о войне?А что она навек во мне!

На сером рассвете

На сером рассветеПора грибника.

На сером рассветеПриходит строка.

На сером рассветеЛожится роса.

На сером рассветеИссякнет слеза.

На сером рассветеГлухая пора.

На сером рассветеПора топора.

На сером рассветеПохмелья стена.

На сером рассветеПриходит война.

На Белой

На реке на БелойТы осталось детство,На реке на БелойДавние года.

Там в избушке старойВсе мое наследство:Рваное пальтишко,В супе лебеда.

На реке на БелойОх, какие грозы!Но слышна сильнееДальняя гроза

По реке по БелойВ Дюртюли привозятТех, кто из блокадыКожа да глаза…

На реке на БелойВ три обхвата луны,Снежные бураныСолнца не видать.

Вспоминаешь позже,Что не ценишь юным:Там я чистый голосНачал поднимать.

На реке на БелойВсе теперь другое,Разве Белой делоНынче до меня!?.

Отчего же сердцеВ детство захотело,Тишина на БелойСнится мне, маня.

Не столько даже сытость,А теплоОт бед землиНас разом ограждали.

По сопкам времяМедленно текло,А мы конца войныУпрямо ждали.

И гимнастерки самый малый ростНам был до пятА нам давай шинели,

И мучил нас всего один вопрос:Что мы на фронт добраться не успели.И не могли никак мы совместитьКонец войны и быть или не быть!

А этих маленьких победНам так бывало не хватало,И нету хлеба на обед,И нету на ночь одеяла…

А вера?..Коли в голод голо,И Бог не бог, а только полу…А доходяги шли и шли.Когда их только хоронили?

Но жили мы, а если жили,То непременно и росли.Все заменила нам война:И мать с отцом, и воспитанье,И одеяло, и питанье…

И неизбывна в нас она.И в ней остались именаЛишь тех, кого мы хоронили,Кого встречали и любили,И гетто красная стена,

Исписанная именамиАж на четыре этажа,Все это неизбывно с нами,И вспоминаем все, дрожа…

А Бог — не бог, он только полуИ далеко, и высокоВ фуражке с поднятой рукой,А нам и голодно и голо!..

Мы это имя повторяли.Кричали все — и мы орали!За что себя нам обвинять?!Другие мысли нас терзали:Где ночевать и что пожрать!..

Не забывайте детских прозвищ

Не забывайте детских прозвищ,Они так верно нам даны,Что неожиданно на помощьПриходят в тягостные дни.

Не забывайте детских прозвищ,Когда живется как-нибудь,Они точнее, глубже, прощеНам выявляют нашу суть.

Не забывайте прозвищ детскихОни неоценимый дар,В них сила доказательств веских,Недостающих иногда.

Не забывайте прозвищ этих,Как подтверждение они,Что есть еще друзья на светеИ не стареют наши дни.

Мой брат учит Шумана

Мой брат учит Шумана.Мой брат зубрит Шумана.Мой брат долбит Шумана.И больше нет Шумана.

Я слышу бездельника Шумного.А из овала на нотахСмотрят глаза страдальческиНа эти детские пальчикиИ на их владельца зевоту.

Мой брат не знает Шумана,Приносит с урока двойки,И больше я не прошу егоПроигрывать мне уроки.

Я говорю:— Сыграй,то, что тебе нравится.И сыплется мишураХроматического танца.

И это ему легко,Совсем не надо стараться,Не путаются под рукойЗапутанные альтерации,

И все нарастают секвенции,Красоты прозрачного города,И падают в воды ВенецииСо всплеском легким аккорды.

И не добравшись до тоникиКончились кодой острой.И мальчик с шеей тоненькойВдруг показался взрослым.

Я тихо вышел из комнатыОт музыки и от шума…А брат открыл нотыИ стал долбить Шумана.

Они проходили Шумана.Полгода сонату Шумана.Чтоб сдать с облегченьем Шумана.Моего любимого Шумана.

Они поднялись на рассветеИ шли, предвидя ту весну,За все грехи земли в ответеСквозь небывалую войну.

Юнцы безусые шагалиСперва назад, потом впередИх дни рожденья забывали,Их возраст — сорок первый год.

И смотрят с фотографий дети,Всех искупившие вину,Но старше всех на белом светеОни на целую войну.

Дневник брата

Памяти Володи Садовского

Хрупкая бумага. Пятна слез.Может, сам того не понимая,Сквозь страницы эти я пророс,

Чтобы мерить жизнь девятым мая.Не юродство близкое родство,Если можно умолчать о прочем,Даже тем похож я на него,

Что у нас один как будто почерк.Как его наивность мне близка,Вечность повторяется в рассвете,Это я писал, наверняка,

Умирая в горьком лазарете.Ты страницу разгляди вблизи:Не сумеешь позабыть об этом,Тот осколок нас еще разит,В сердце попадая рикошетом!..

Шинель

К чему такая канитель:Кроить и лицевать…Надену старую шинельНа моду наплевать!

Она любой дохи теплейИ прибавляет сил,Отец ведь был на фронте в ней,Отец ее носил.

Она почти что мне до пят,И рукава длинны,Но кто достанет из ребятШинель, шинель с войны!?.

Все! Решено!Я в ней иду.Я в школу в ней пошелИ самый лучший день в годуВ шинели той провел.

Но дружным был наш пятый классНикто не отставал.На утро не узнаешь нас:В шинелях класс шагал.

По снегу полы волоча,Мы гордо в школу шли,Мы и подумать в этот часО боли не могли.

А мы несли ее с собой:Не все шинель нашли,У всех отцы ушли на бойНе все назад пришли.

Как много было вас в пальто,Ребята…кто же знал…И больше, в класс идя, никтоШинель не надевал.

Падают в печалиГоды, как подкошенные,И стучат ночамиСапоги поношенные.

Как на новогоднейЁлочке поверженной,И на мне сегодняВсе обиды прежние.

Хоровод затеялА грустить причины нет,Иглы облетели,Сапоги не чинены…

Моцарт мой