Андрей Дементьев - Избранное Страница 20

«Я все с тобой могу осилить…»

Ане

Я все с тобой могу осилитьИ все могу преодолеть.Лишь не смогу забыть РоссиюВдали от дома умереть.

Как ни прекрасна здесь природаИ сколько б ни было друзей,Хочу домой.И час исходаНеотвратим в судьбе моей.

Когда вернемся мы обратноВ свои российские дела,Я знаю, что ты будешь радаНе меньше, чем уже была.

Но вдруг однажды к нам обоимПридет во сне Иерусалим…И если мы чего-то стоим,Мы в то же утро улетим.

И, окунувшись в жаркий полдень,Сойдем в библейскую страну.И все, что было с нами, – вспомним.И грусть воспримем, как вину.

«Я иду по городу Давида…»

Я иду по городу Давида.Возвращаюсь к прожитым годам.Я иду… И по улыбке видно,Как мне дорог этот Город-Храм.

Прохожу старинные кварталы,Поднимаюсь на гору Сион.Здесь душа надежду обретала,Слыша зовы будущих времен.

Я иду по городу Давида.По земле и горестям Христа.И бредет за мною, словно свита,Тень от разноцветного куста.

Много повидал я стран заморских.Лез в азарт, как белка в колесо.Отстучали азбукою МорзеВсе ступени Прадо и Д’Орсо.

Но второго ИерусалимаНа планете не было и нет…Я иду восторженным олимомПо Святому городу легенд.

Снова благодарно припадаюЯ к библейским датам и местам…И молчит в ответ земля Святая,Виидно, тоже благодарна нам.

Вновь без тебя здесь началась весна

Памяти сына

Вновь без тебя здесь началась весна.Всё без тебя теперь на этом свете –И пенье птиц, и легкий взмах весла,И тихая рыбалка на рассвете…

«Вновь без тебя здесь началась весна…»

Вновь без тебя здесь началась весна.Всё без тебя теперь на этом свете –И пенье птиц, и легкий взмах весла,И тихая рыбалка на рассвете…

Печален сад, где рухнул твой шалаш.И старый домик, возведённый дедом,Стал одинок, как и родной пейзаж,Что оживал с твоим веселым детством.

Последний раз мы были здесь с тобой,Когда уже за речкой жито жали.Взбежали ели на обрыв крутой,Которые с Мариной вы сажали.

He дай вам Бог терять детей…

He дай вам Бог терять детей…Ведь если следовать Природе,Сперва родители уходят.Но нету графика смертей.

И страшно – если гибнут дети.От пуль, от боли, от измен.А им бы жить да жить на свете.И не спешить в бессрочный плен.

Я живу вне пространства…

Я живу вне пространства.Вне времени, вне адресов.Я живу в бесконечностиГоря и боли.Потому и не слышу родных голосов,Вызволяющих душу мою из неволи.

Я пока эту боль побороть не могу.И, наверно, уже никогда не сумею.Как пустынно теперь на моему берегу,Навсегда разлученному с жизнью твоею.

«Что же ты, сын, наделал?..»

Что же ты, сын, наделал?Что же ты натворил?Ангел твой, будто демон,Даже не поднял крыл.

Даже не попыталсяПредотвратить беду.Где он там прохлаждалсяВ райском своем саду?

Господи, Ты прости мнеГорькую эту речь.Что ж не помог ты ДимеЖизнь свою уберечь?

Чем я Тебя прогневал,Если в потоке злаЭта немилость НебаДушу мою сожгла?

«Он тебе напоследок признался в любви…»

Он тебе напоследок признался в любви.Не словами, не взглядом,А пулей шальною.С этой жуткой минутыВсе будни твоиПоплывут по душе бесконечной виною.

Он обидой своей зарядил пистолет.Ты не знала, что слово страшней пистолета.И оно сорвалось…И прощения нет.И прощенья не будет на многие лета.

А в душе моей все еще горько звучитЭхо выстрела,Что прозвучал в вашем доме.И я слышу, как внук мойНегромко кричит,Сиротливо к глазам прижимая ладони.

«Днем и ночью я тебя зову…»

Днем и ночью я тебя зову.Суеверно думаю о встрече.Я не знаю – для чего живу,Если жизнь порой заполнить нечем.

Все я жду, что ты приснишься мне.Скажешь то, что не успел при жизни.И, быть может, только в горьком снеЯ пойму нелепость этой тризны.

«Остались фотографии…»

Остались фотографии.Кассета.Два-три письма.И больше ничего.Последний деньБезжалостного лета.Стою у гроба сына своего.

Смотрю сквозь слезы.Не могу смириться,Что это правда,А не страшный сон.Ему хватило мужества решитьсяУйти,Когда он был так искренне влюблен.

И, не простив и не успев проститься,Из жизни, как из дома, вышел он.И кажется – его душа, как птица,Влетает слепо в колокольный звон.

«Когда в сердцах нажал ты на курок…»

Когда в сердцах нажал ты на курок,Быть может, тут же пожалел об этом.Но было поздно…Черным пистолетомУже владел неумолимый рок.

Тем выстрелом я тоже был убит.Хотя живуИ, словно старый аист,К высотам давнимВсё взлететь пытаюсь,Где жизнь твоя не ведала обид.

А здесь цветами убрана земля.С портрета смотришь тыПечальным взглядом.Придет мой день –Я в землю лягу рядом.И лишь тогдаОтпустит боль меня,

«Каждый день я помню о тебе…»

Каждый день я помню о тебе.С каждым днем всё на душе тоскливей.Помню, в том далеком декабреНад Москвою разразился ливень.

Боже мой, ты был еще так мал!Тяжело, когда болеют дети…Может, нас Господь предупреждал,Что слезами жизнь твою пометил.

Ты не плакал – не хватало сил.Плакал яСквозь боль твою и муки.Бога я отчаянно просил,Чтобы он не допустил разлуки.

В тот декабрь тебя спасла любовь.Мальчик мой – единственный на свете.Помню все…Переживаю вновь,Что слезами БогТвой путь отметил.

«Когда луна свой занимает пост…»

Когда луна свой занимает постИ тишина весь Божий мир объемлет,Я чувствую, как под присмотром звездДуша твоя торопится на землю.

Андрюшка спит и ничего не знает,Что дух твой над его судьбой парит,Надеясь, что судьба его земнаяТвоих обид и бед не повторит…

Я чувствую, что где-то близко тыДалеким взором смотришь из былого.Но не достичь твоей мне высоты,Как и тебе не слышать это слово.

«Как же я не почувствовал…»

Как же я не почувствовал,Не уловил,Что душа твоя медленноПадала в пропасть.Что в тебе не осталосьНи веры, ни сил…Лишь обида осталасьДа детская робость.

И в последние дниСвоей горькой любви,Когда ты уходил в себя,Словно в подполье,Ты воздвиг себе храмНа грядущей крови,Символический храмИз надежды и боли.

Но молитвы твоиНе дошли до небес.Не услышало ихРавнодушное сердце.Чтоб все разом решить,Ты навеки исчез.Ничего не нашел тыНадежнее смерти.

«Я молюсь о тебе в Иудейской стране…»

Я молюсь о тебе в Иудейской стране.Я молюсь за тебя на земле Иисуса.Но от этих молитвТолько горестней мне.Не сниму я с душиНепосильного груза.

Я в одном виноват –Что в тяжелые дни,Когда ты в моем словеИ в дружбе нуждался,Твоя жизнь для меняОказалась в тениИ понять ее издалиЯ не пытался.

Мне казалось,Что всё образуется вновь.Как уже не однажды бывало с любовью.Я иду за тобою в ту страшную ночь…И склонилась звезда к твоему изголовью.

«Я живу, как в тяжелом сне…»

Я живу, как в тяжелом сне.Вот очнусь, будет все иначе.И вернется та жизнь ко мне,Где тебя я с восторгом нянчил.

А когда ты чуть-чуть подрос,Я придумывал на ночь сказки,Чтобы слаще тебе спалосьОт веселой отцовской ласки.

Помню первое сентября –Школьный двор, твой огромный ранец.Было внове все для тебя,Мой растерянный «новобранец».

Годы шли… И уже твой сынПошагал в ту же школу с нами.Так и дожил я до седин,Не догадываясь о драме.

Ты не очень-то был открыт.Потому в те крутые годыЯ не спас тебя от обид.И, наверно, любви не до́дал.

«Мне Героя Соцтруда…»