Адам Мицкевич - Стихотворения и поэмы Страница 20

Но обессилел конь. На землю тихо льется

Таинственная мгла с темнеющих небес,

А пред усталыми очами все несется

Тот вихорь образов – долины, скалы, лес…

Все спит, не спится мне – и к морю я сбегаю;

Вот с шумом черный вал подходит; жадно я

К нему склоняюся и руки простираю…

Всплеснул, закрылся он; хаос повлек меня

И я, как в бездне челн крутимый, ожидаю,

Что вкусит хоть на миг забвенья мысль моя.

АЛУШТА ДНЕМ

Пред солнцем – гребень гор снимает свой покров;

Спешит свершить намаз свой нива золотая.

И шелохнулся лес, с кудрей своих роняя,

Как с ханских четок, дождь камней и жемчугов;

Долина вся в цветах. Над этими цветами

Рой пестрых бабочек – цветов летучих рой

Что полог, зыблется алмазными волнами;

А выше – саранча вздымает завес свой.

Над бездною морской стоит скала нагая.

Бурун к ногам ее летит и, раздробись

И пеною, как тигр глазами, весь сверкая,

Уходит с мыслию нагрянуть в тот же час;

Но море синее спокойно – чайки реют,

Гуляют лебеди, и корабли белеют.

АЛУШТА НОЧЬЮ

Повеял ветерок, прохладою лаская.

Светильник мира пал с небес на Чатырдах,

Разбился, расточил багрянец на скалах.

И гаснет. Тьма растет, молчанием пугая.

Чернеют гребни гор, в долинах ночь глухая,

Как будто в полусне журчат ручьи впотьмах;

Ночная песнь цветов – дыханье роз в садах

Беззвучной музыкой плывет, благоухая.

Дремлю под темными крылами тишины.

Вдруг метеор блеснул – и, ослепляя взоры,

Потопом золота залил леса и горы.

Ночь! одалиска-ночь! Ты навеваешь сны,

Ты гасишь лаской страсть, но лишь она утихнет

Твой искрометный взор тотчас же снова вспыхнет!

ЧАТЫРДАГ

Мирза

Склоняюсь с трепетом к стопам твоей твердыни,

Великий Чатырдаг, могучий хан Яйлы.

О мачта крымских гор! О минарет аллы!

До туч вознесся ты в лазурные пустыни

И там стоишь один, у врат надзвездных стран,

Как грозный Гавриил у врат святого рая.

Зеленый лес – твой плащ, а тучи – твой тюрбан,

И молнии на нем узоры ткут, блистая.

Печет ли солнце нас, плывет ли мгла, как дым,

Летит ли саранча, иль жжет гяур селенья,

Ты, Чатырдаг, всегда и нем и недвижим.

Бесстрастный драгоман всемирного творенья,

Поправ весь дольный мир подножием своим,

Ты внемлешь лишь творца предвечные веленья!

ПИЛИГРИМ

У ног моих лежит волшебная страна,

Страна обилия, гостеприимства, мира.

Но тянется душа, безрадостна и сира,

В далекие края, в былые времена.

Литва! В твой темный лес уносится она

От соловьев Байдар, от смуглых дев Салгира.

Мне ближе зелень мхов, чем в небе цвет сапфира,

Чем апельсинных рощ багрец и желтизна.

Оторван от всего, что мне навеки свято,

Средь этой красоты я вновь грущу о ней,

О той, кого любил на утре милых дней.

Она в родном краю, куда мне нет возврата,

Там все кругом хранит печать любви моей.

Но помнит ли она? Тяжка ли ей утрата?

ДОРОГА НАД ПРОПАСТЬЮ В ЧУ ФУТ-КАЛЕ

МИРЗА И ПИЛИГРИМ

Мирза

Молись! Поводья кинь! Смотри на лес, на тучи,

Но не в провал! Здесь конь разумней седока.

Он глазом крутизну измерил для прыжка,

И стал, и пробует копытом склон сыпучий.

Вот прыгнул. Не гляди! Во тьму потянет с кручи!

Как древний Аль-Кайр, тут бездна глубока.

И рук не простирай – ведь не крыло рука.

И мысли трепетной не шли в тот мрак дремучий.

Как якорь, мысль твоя стремглав пойдет ко дну,

Но дна не досягнет, и хаос довременный

Поглотит якорь твой и челн затянет вслед.

Пилигрим

А я глядел, Мирза! Но лишь гробам шепну,

Что различил мой взор сквозь трещину вселенной.

На языке живых – и слов подобных нет.

ГОРА КИКИНЕИЗ

МИРЗА

Ты видишь небеса внизу, на дне провала?

То море. Присмотрись: на грудь его скала

Иль птица, сбитая перунами, легла

И крылья радугой стоцветной разметала?

Иль это риф плывет в оправе из опала?

Не риф, но туча там. Она, как ночи мгла,

Полмира тенью крыл огромных облекла.

А вот и молния. Видал, как засверкала?

Но конь твой пятится – тут пропасть, осади!

Пусть он, как мой скакун, возьмет ее с размаха!

Я прыгаю! Сперва исчезну, но следи:

Мелькнет моя чалма – ударь коня без страха

И, шпоры дав, лети, лишь призови аллаха!

А не мелькнет – вернись: тут людям нет пути!

РАЗВАЛИНЫ ЗАМКА В БАЛАКЛАВЕ

Обломки крепости, чья древняя громада,

Неблагодарный Крым! твой охраняла сон.

Гигантским черепом торчащий бастион,

Где ныне гад живет и люди хуже гада.

Всхожу по лестнице. Тут высилась аркада.

Вот надпись. Может быть, герой здесь погребен?

Но имя, бывшее грозой земных племен,

Как червь, окутано листами винограда.

Где италийский меч монголам дал отпор,

Где греки свой глагол на стенах начертали,

Где путь на Мекку шел и где намаз читали,

Там крылья черный гриф над кладбищем простер,

Как черную хоругвь, безмолвный знак печали,

Над мертвым городом, где был недавно мор.

АЮДАГ

Мне любо, Аюдаг, следить с твоих камней,

Как черный вал идет, клубясь и нарастая,

Обрушится, вскипит и, серебром блистая,

Рассыплет крупный дождь из радужных огней.

Как набежит второй, хлестнет еще сильней,

И волны от него, как рыб огромных стая,

Захватят мель и вновь откатятся до края,

Оставив гальку, перл или коралл на ней.

Не так ли, юный бард, любовь грозой летучей

Ворвется в грудь твою, закроет небо тучей,

Но лиру ты берешь – и вновь лазурь светла.

Не омрачив твой мир, гроза отбушевала,

И только песни нам останутся от шквала

Венец бессмертия для твоего чела.

ОБЪЯСНЕНИЯ

Минуя острова багряного бурьяна. – На Украине и побережье бурьяном называют великорослые кусты, которые летом покрываются цветами и приятно выделяются на степном фоне.

Дивы – по древней персидской мифологии, злые гении, некогда царствовавшие на земле, потом изгнанные ангелами и ныне живущие на краю света, за горою Каф.

Какой там свет! Пожар?.. – Вершина Чатырдага после заката солнца благодаря отражающимся лучам в течение некоторого времени представляется как бы охваченной пламенем.

Чатырдаг – самая высокая вершина в цепи Крымских гор на южном берегу; она открывается взору издалека, верст за двести с разных сторон, в виде исполинского облака синеватого цвета.

Бахчисарай. – В долине, окруженной со всех сторон горами лежит город Бахчисарай, некогда столица Гиреев, ханов крымских.

Как Валтасаров перст, он чертит надпись: "Тлей!" – "В то час изыдоша персты руки человечи и писаху противу лампады на покоплении стены дому царства, и царь (Валтасар) видяше персты руки пишущие". Пророчество Даниила, V, 5, 25, 26, 27, 28.

Молитва кончена, и опустел джамид,//Вдали растаяла мелодия призыва… – Меджид, или джамид, – обыкновенная мечеть. Снаружи, по углам ее, возвышаются тонкие стрельчатые башенки, называемые минаретами (менаре); на половине своей высоты они обведены галереею (шурфе), с которой муэдзины, или глашатаи, созывают народ к молитве. Этот напевный призыв с галереи называется изаном. Пять раз в день, в определенные часы, изан слышится со всех минаретов, и чистый и звучный голос муэдзинов приятно разносится по городам мусульманским, в которых благодаря отсутствию колесных экипажей царствует необычайная тишина (Сенковский. Collectanea, т. I, с. 66).

Как будто дьяволы сошлись на суд Эвлиса… – Эвлис, или Иблис, или Гаразель – это Люцифер у магометан…с быстротой фариса… – Фарис рыцарь у арабов-бедуинов.

Недалеко от дворца ханов возвышается могила, устроенная в восточном вкусе, с круглым куполом. Есть в Крыму народное предание, что памятник этот был поставлен Керим-Гиреем невольнице, которую он страстно любил. Говорят, что эта невольницы была полька, из рода Потоцких. Автор прекрасно и с эрудицией написанной книги "Путешествие по Тавриде", Муравьев -Апостол, полагает, что предание неосновательно и что могила хранит останки какой-то грузинки. Не знаем, на чем он основывает свое мнение, ибо утверждение его, что татарам в половине XVIII столетия нелегко было бы захватить невольницу из рода Потоцких, неубедительно. Известны последние волнения казаков на Украине, когда немалое число народа было уведено и продано соседним татарам. В Польше много шляхетских семейств, носящих фамилию Потоцких, и невольница могла и не принадлежать к знаменитому роду владетелей Умани, которая была менее доступна для татар и казаков. На основе народного предания о бахчисарайской могиле русский поэт Александр Пушкин с присущим ему талантом написал поэму "Бахчисарайский фонтан".