Михаил Щербаков - Стихи и песни Страница 20

Если то, что в твоем называется "спать" словаре, посещает одних еженощно, других - по поре, то (не всех же к одним и другим причислять, господа!) я из третьих. Из тех, что не спят никогда.

Не вибрируй, дыши через раз, в остальном я вполне зауряден. И что у других при себе, то при мне: сердце справа, зеленая кровь, голова на винтах... и довольно. Давай рассуждать о цветах.

Я люблю гиацинты. А ты?

- Вадемекум

Если вы у нас впервые, вот вам нежный мой совет: Здесь просторы не такие, чтоб взирать на них сто лет.

Сто лет, так сказать, чересчур непомерный срок, перебор, несуразная цифра сама по себе, да и дело, к тому же, минутное, если с умом.

Вместо кайзера в граните, вместо вечного огня вы на карточку снимите исключительно меня.

Меня, так сказать, супплетивная форма винительного падежа, от абстрактного термина "я", то есть местоимения, личного, не какого-нибудь.

И - спокойно, в бизнес-классе, нынче (раз уж не вчера) отправляйтесь восвояси, грянув громкое ура.

Ура, так сказать, прогрессу, движению вверх и вперед, а равно и любому большому и малому социуму, индивидууму и уму. Му-му-музыка, марш!

А потом, в родном Китае, где течет река Янцзы, об несчастном нашем крае уроните две слезы.

Слезы, так сказать, не пролить по достойному поводу было бы неграциозно, к тому же минутное дело, макнули платочком и дальше пошли.

Но, шагая к новой эре, сохраняйте мой портрет. Вся же он, в известной мере, символический предмет.

Предмет, так сказать, нашей лекции в ней освещен досконально, глубинные связи раскрыты, вопрос о бессмертье решен в положительном смысле. Занавес. Обморок.

К сороконожке

Я сделал графики упадка царств, особенно восточных. Eb7 D7 Томов пятьсот пророческого толка изучил. Взболтал источник Eb7 D7 смысла, как земного, так и внеземного. Eb7 D7 И в результате сих ученых штудий получил одно лишь слово. Eb7 D7

Гибель! Всем-всем-всем. Ребус рун, шифр майя Gm Eb Cm D7 (bis) хлещут радиоволною вдаль и вверх Cm Eb безумных литер фейерверк над чернотой вздымая... Gm D7 Cm G

Сороконожка резвая, поверь алхимику, беги в леса, Gm Cm навстречу вечной музыке, для вечной радости, на вечный срок. Gm Не для того ль даны тебе здоровье, грация, талант, краса? Dm A7 D D7 И едингот оригинального покроя? Eb7 D7 И даже ангельский, быть может, голосок? А впрочем - что я! Eb7 D7

Гибель! Всем-всем-всем. Доктор, где твой ножик? Плут с букашкой суесловит зря. Чижик резвую изловит, несмотря на все сорок ножек.

Была б она хотя бы стрекозой, могла бы улететь домой, с материка на остров, где хотя бы вся-таки не так черно. Где нет ни чижика, который клюнет, ибо от рожденья злой, ни муравья, который рявкнет, что, мол, скачешь? Законов общих знать не хочешь? Ничего, зимой поплачешь.

Гибель! Всем-всем-всем. Остров есть часть суши. Сверху - певчих дирижаблей хор, снизу - гончей субмарины жабий взор. Холодные уши.

Я нахожусь на карте полушарий, ровно посреди, как столп. Сориентирован на север, этакое статус-кво. Ни в океанских масс перемещенья, ни в передвиженья толп не вовлечен. И, кроме призраков архивных на стороне моей, как прежде, никого. Держись, алхимик!

Слева - сто лет мглы. Справа - Сан-Франциско. Север - в северном сиянье, юг - в дымах. Какой размах! Как близко...

Гибель! Навек и напрочь. Друг мой! Мой меньший брат! На карнавале прыгая через горящий обруч, услышишь ли меня? Едва ли.

Другое обращение к герою

Проживи, как я хоть двести Hm лет, хоть триста, хоть на месте сидя, хоть чертя кривые, ты в таблицы восковые не уверуешь, как я. Em Мудрено читать на воске... да и мир - скорей подмостки, C чем, увы, библиотека. A И плевать какого века есть метафора сия. Hm

Ты невзлюбишь этот темный балаган с его скоромной болтовней, с битьем предметов кухни, с блеяньем кларнетов и жужанием гитар, с невменяемым партером и любовником-премьером, что на горе всем актрисам, хоть и выглядит нарциссом, вся же пахнет, как кентавр.

Ты дерзнешь, как от заразы, прочь бежать, презрев приказы, коих альфа и омега в отрицании побега, дескать, тоже болтовня! И раскаешься тем паче в должный срок. Но как иначе? Я ведь брал счета к оплате, а тебе с какой же стати быть удачливей меня?

Новым Глостером, впустую принимая за крутую гору плоское пространство, станешь ты менять гражданство с быстротой сверхзвуковой, примеряя, как для бала, антураж какой попало и драгунский, и шаманский, и бургундский, и шампанский, и церковно-цирковой...

Так и вижу, как в Гранаде или в Бирме на канате ты танцуешь, горд и страшен, меж бумажных крыш и башен пред бумажным божеством и, понятный божеству лишь, весь горишь и торжествуешь, но - в Крыму ли, на Суматре вся опять-таки в театре, и опять-таки в плохом.

Лишний раз над башней ближней промахав руками лишний час и лишний раз дотошно убедившись только в том, что твердь воистину тверда, ты опустишь руки словно раб цепной, который бревна ворошит и камни движет, и отчаянье пронижет плоть и кровь твою тогда.

И совсем уже бесстрастно, ни контраста, ни пространства не боясь, уже у края, прямо в публику ныряя, прямо в черные ряды, ощутишь спиной негибкой, что глядит тебе с улыбкой кто-то вслед. И будет это Люцифер, носитель света, ангел утренней звезды.

- Без моей команды, - скажет он, - вокруг тебя не ляжет мгла, и медленной волною не сойдется над тобою восхитительная тишь. Так что, где-нибудь в Лаосе потанцуй еше на тросе или где-нибудь в Майами помаши еще руками, может, вся-таки взлетишь.

Мчись над волной смелый

Мчись над волной смелый, Парусник мой белый, Над головой шалой Светится Марс алый, Лево руля, Ларсен, Может быть, с Марса, Может быть, я пришлый И на Земле лишний, Может быть, я вечный, Может, мой путь Млечный, Мне на пути этом Края конца нету, Остров ли там мысли, Племя ль чужой крови, Иль это тень мысли О дорогом крове, Иль это мой облик, Иль это мой отблеск В шуме ветвей древа, В песне твоей, дева, Иль от тебя это Ночь меня прочь гонит, Иль в глубине где-то Черт водяной стонет, Он днища судам моет, Всех на себе носит, А по ночам воет Душу мою просит, Я людям отдам сушу, Я небо отдам Богу, Я черту отдам Душу Их у меня много, И, словно дурной признак, Явится призрак В шуме ветвей древа, В песне твоей дева, Зря ты глаза прячешь, Зря мне покой прочешь, Знаю о чем плачешь Сердце забрать хочешь, Ну, что ж, запирай дверцы, Но помни: ведь я с Марса, Что ж, забирай сердце, Но их у меня масса, И каждое мне мило, И в каждом из них сила, И знамя моей воли, И пламя моей боли, Но это не мой облик, Это лишь мой отблеск, В шуме ветвей древа, В песне твоей дева.