Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы Страница 21

5. В БЕГА

«В бега!» — закричали тебе снегири,«В бега!» — громыхают на шахте бадьи,«В бега!» — зарывается в гальку кайла,«В бега!» — прижимается к локтю разрез,Как ель, на костре придорожном сгори,Хоть в дальней дороге без хлеба умри,Послушай, что скажут ребята твои:За прииском сразу — крутая скала,За ней пригибается к северу лес,Хоть из носу кровь, собирайся в походОт этих гремящих без устали вод.

Нарядчик тебя в три погибели гнул,Пять шкур барабанных с тебя он содрал.Твой брат в дальнем шурфе навеки уснул,Беги за Байкал и беги за Урал!

Глядит на тебя, не моргая, дупло,И неясыть-филин дорогой кричит,Уходит в тайгу отработанный штрек,Бежит впереди он, и стало светло,И сумрак широким крылом развело,И прыгает белка, и коршун летит.

Тебя управляющий розгами сек,Ты нож ему в сердце — он сразу упал,Беги, задыхаясь, покуда живой,Старинной, заветной, болотной тропой.На небе сто звезд, словно сотни стрижей,Дорожный кустарник рыжей и рыжей.

Ты счастья искал, — но к туманной стенеПриковано счастье цепями семью,На семь завинчено крепких винтов.Разрыв-трава и листок-размыкайНапрасно тебе снились во сне,Напрасно за ними ты шел по весне,Покинув деревню и бросив семью.Отвал отработан, ты тоже готов,Ложись на дороге, ложись — умирай.Дожди тебя били, слепили снега,И кости твои обглодала цинга.

В последнюю вспомнишь минуту своюВашгерды, проселки, жену в шушуне,Кушак кумачовый и шаль на груди,И песню, которую нянчил якут,И шаньги, которые девки пекут,Березы и сосны в родимом краю,Дороги, бегущей на юг, колею,Реку при дороге, овраг при луне,Кривые кресты на путях впереди.Неужто всё запросто — сумрак и мгла,И жизнь мимоходом, как шитик, прошла?

Мы едем тайгою. Валежника треск.Век прошлый хрустит под копытом.С твоей ли могилы разломанный крестНам знаменьем машет забытым?

6–7. БАЙКАЛЬСКИЕ ПРЕДАНИЯ

1. КАТОРЖАНИН И СОХАТЫЙ

Ямская почта мимо проскакала,Но всё, что пел ямщик, я сберегу.Есть пегий бык на берегу Байкала,Пасется он на синем берегу.

Есть пегий бык. Его зовут сохатый.Большой нарост под горлом у него.Шумит тайга. Вдали острог дощатый,Проселок, ночь — и больше ничего.

Вдруг человека вынесло над бездной.Минуту он стоит, оторопев.Как глух и резок этот звон железный,Стон кандалов, их яростный напев!

Как будто мир закрыт ветрами наглухо,Пожаром вся земля опалена,В тумане, будто наливное яблоко,Едва блестит клейменая луна.

Он так стоит. Он с моря глаз не сводит,Большие волны рушатся в дыму,И пегий бык тогда к нему подходит,Губой мохнатой ластится к нему.

Но дальний шум уже несется лесом,Спешат враги на берег роковой,И конь храпит, пригнувшись над отвесом,Сечет в семь сабель сумерки конвой.

Мыча, подходит к берегу сохатый,Садится беглый на спину к нему,Прощай навек, прощай, острог проклятый, —Они плывут, они уходят в тьму.

Они плывут, и ночь плывет, седея,А в тихом Курске свищет соловей,Руками машет теплыми Расея,Своих зовет обратно сыновей.

Далекий путь, но смерть его минует,Кругом враги, но жизнь его легка,И в губы он мохнатые целуетСохатого, спасителя, быка.

Когда зимой обледенеют кендиИ каторжане к Нерчинску бредут,То молодым — потайно — о легендеБесписьменные в ночь передадут.

И может, всё, что в жизни им осталось:Щедрота звезд падучих на снегу,Разлучниц-волн нежданная усталостьИ пегий бык на синем берегу.

2. КЛЮЧИ

В забытые злые годыСибирью шел летний снег,И с гулом вздувались водыЕе ненасытных рек.

На берег реки покатыйНосило раскат глухой.И долго стучал сохатый,Вступая с врагами в бой.

И криком его сердитымГудела тайга в ночи..Он выбил в ту ночь копытомВ промерзлой земле ключи.

Спасаясь от злой погони,Ушел партизан в тайгуИ видит ключи на склоне, —Не мерзнут они в снегу.

8. ЗОЛОТАЯ ОЛЁКМА

Много было громких песен, токмоГде же ты, заветная Олёкма,Нищая, хоть оторви да брось,Золотом прошитая насквозь?В кабаках девчонки запевали,Золота-де много там в отвале,

Мы с одной особенно сдружились —Балалайки-бруньки жарок грай,—Пожениться с ней мы побожились,И ушел я в этот дальний край.

Я увидел там зарю из меди.За гольцами бурые медведи.Соболиных множество охот.На траве испарина, как пот.

Небо там совсем не голубое.Ночь длинна в покинутом забое.Ворон — по прозванью верховой —Пробегает мятою травой.Я потом тебе писал без фальши:Ты меня обратно не зови,До жилого места стало дальше,Чем до нашей прожитой любви.

По тайге, гольцов шатая недра,Непокорней лиственниц и кедра,Ходят зимы в быстром беге нарт.Мне пошел тогда особый фарт —

Я нашел в забое самородок.Разве жалко хлебного вина?Весь в дыму и в спирте околоток,Вся Олёкма в синий дым пьяна.

Самородок отдал я в контору.Получил за то кредиток гору.Деньги роздал братьям и друзьям.Сшили мне отменнейший азям.Шаровары сшили по старинке,Блузу на широкой пелеринке.

Заболел потом я страшной болью:Год лежал в бараке, чуть дыша,Будто десны мне разъело солью,От цинги спасала черемша.

Как прошла тайгою забастовка,Я со всеми шел, а пуля ловкоВ грудь навылет ранила меня.Сто четыре пролежал я дня.

Пять годов прошло, как день. Как парусРаздувают ветры средь морей,Сердце мне тогда раздула ярость,Дух недоли призрачной моей.

Хорошо потом я партизанил,С боя брал я каждый шаг и дол,Этот край под выстрелы я занял,На Олёкму торную пришел.

Ты опять мне поднялась навстречу,Как тугая вешняя гроза,Пегий бык бежит в людскую сечу,По реке проходят карбаза.

Ради старой ярости в забоеЯ стою. Совсем не голубое,Всё в дыму, как перегар пивной,Небо распласталось надо мной.

Жизнь моя простая мимолетноНе легла отвалом в стороне,Ты меня прославила, Олёкма,Сколько песен спето обо мне!

От гольцов до озера большогоКаждый знает деда Кунгушова.

Вот она, моя большая доля,Под кайлой гудит моя земля,Ветер вновь летит с ямского поляНа мои дозорные поля.

9. СИБИРЯКИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ С КАРПАТ В 1917 ГОДУ

Есть белый туман на малиновых взгорьях,—Как скатертью белой покрыта скала,И в губы отставших на утренних зоряхВпиваются черные когти орла.

Проходят солдаты дивизий сибирских,Лавины летят, грохоча, с высоты,Шинели трещат на плечах богатырских,Пылают вдали ледяные мосты.

Идут впереди трубачи молодые,Идут знаменосцы сибирских полков,Идут позади ополченцы седые,Возносятся к небу шесть тысяч штыков.

Идут молодые добытчики меди,Крестьяне густых и могучих кровей,Разведчики троп, где таятся медведи,Лошадники из барабинских степей.

В тот час по Сибири у каждого тына,Свистя, пробивается кверху репей,Кончается день лисогона Мартына,И ворон в раздел выпускает детей.

А тут затаили измену Карпаты.Как гаубица грянет вдали с высоты —Приходят саперы, приносят лопаты,Копают могилы и ставят кресты.

Орел пролетит над обрывом зеленым,Увидит — внизу, словно белый навес,Кресты смоляные по кручам и склонам,Огромный, негаданно выросший лес.

«Довольно!» — кричат, сатанея, шахтеры,К словам прибавляя реченье штыка.Корниловцы ринулись в дальние горы,Но беглых настигла разведка полка.

И новый идет командир, запевая,Кудрявоголовый казак с Иртыша,И песня летит, на зубах остывая,Двенадцатью тысячами легких дыша.

А знамя полка вверх стремится упрямо.Что там нарисовано? Кони летят?Снегов бесконечных блистанье? Иль мамонт,Трубящий в зеленое небо Карпат?

Нет, в зареве войн и наставших усобиц,С газетой, зажатой в тяжелой руке,На знамени этом встает полководецНе в форме военной — в простом пиджаке.

Он встретит солдат после долгих ненастий,Веселый, с улыбкою доброй такой,Он ласково скажет дивизии: «Здравствуй»,Махнет, улыбнувшись, могучей рукой, —

И каждое слово, как пулю литую,Немного прищурясь, стремит во врага,И душу оно обжигает простую,Волнует моря, зажигает снега.

10. СОБОЛИНАЯ ОХОТА