Коллектив авторов - Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2 Страница 21

Мы с верным другом Стенькою

По улице идём.

Два друга, два приятеля,

Всё делим пополам…

Полезное с приятным —

Прогулка по делам.

В аптеку – путь недальний,

Над нами – неба синь…

Я – льготник федеральный,

А Стенька – сукин сын.

Всё в жизни приемлю, как надо:

Земной неизбежности край,

Реальность, где горе и радость,

И сказки, сулящие рай.

И Правду, и Ложь принимаю:

Фиаско и громкий успех;

Февраль, притворившийся маем,

Дождём притворившийся снег.

Живущий Любовью и Словом,

Доживший до нищенских льгот,

Я сам… притворяюсь здоровым.

И мне это даже идёт.

Вторгались в судьбу мою беды,

Вползало непрошено зло.

Я всякого в жизни изведал.

И всё-таки мне повезло,

Что я на планете не лишний,

Позиций своих не менял,

Всегда был для ближнего – ближним

И зла ему не причинял.

Всей сутью поверьте мне люди,

Любви присягал, не рублю,

Я думаю: жизнь меня любит.

А я её очень люблю.

☼ Анатолий Молчанов

Говорят, я ребёнок блокады.

Возражаю решительно: «Нет!»

Был я школьник тогда, и не надо

Это путать за давностью лет.

В сорок первом мне стукнуло девять,

И Гайдар нас уже научил,

ЧТО мальчишкам положено делать,

Если к бою сигнал прозвучит.

Берёзовая роща…

Тих и бел

Твой светлый мир

Спокойствия и ласки…

Я, путник,

Что в дороге поседел,

Стою, молчу и жду

Чудесной сказки.

Берёзовая роща,

Белый храм,

Где каждая берёзонька —

Колонна…

И солнышко уходит,

Как с амвона,

Багряное,

К неведомым богам…

Юрий Монковский

Сын

На уголке тропинки узкой,

Где догорал избы скелет,

Сидел —

один,

последний,

русский,

Иван,

шести неполных лет.

Ручонкой смахивал нетвёрдой

Слезу чумазый малышок;

К нему фашист приблизил морду

В упор, нос к носу на вершок.

И, целиком закрыв от мира,

В его глаза вселила страх

Стена фашистского мундира

В кровавых пятнах и крестах.

Легко убить мальчонку немцу,

Вполне достаточно пинка;

Но «победитель» над младенцем

Ещё куражился пока.

Лишь чудом минула расправа,

Врага, как бурей, унесло!

Пехота слева, танки справа

Ворвались в дымное село.

Машины мчались ураганом,

Взрывая пепел и бурьян,

И тут внезапно мальчугана

В дыму заметил капитан.

С железным лязгом, в клубах пыли,

Чуть не поставив на дыбы,

Солдаты танк остановили

Вблизи мальчишеской судьбы.

Стальной, от шрамов полосатый,

Он встал как Родина, как дом!

Парнишку взял боец усатый,

Свой гнев смиряющий с трудом;

И паренёк почуял душу,

Родные русские сердца...

– Как звать, герой, тебя?

– Ва-а-ню-ю-ша!..

И сжали пальчики бойца...

И танк, взревев, рванулся к бою

В разруху, пламя, темноту,

Чтоб мстить за взятого с собою

Из круга смерти сироту,

Метель огня несла машина,

Всё сокрушая на пути,

И каждый выстрел бил – «ЗА СЫНА!»

(Уж ты, Ванюша, их прости!)

Ты подрастёшь;

но память твёрдо

Твоя удержит до конца

Фашиста алчущую морду

И ласку русского бойца.

Живи, сынок!

В крестах мундиры

К тебе не сунутся опять!..

С колен мы подняли полмира!

Так как же Сына не поднять?!

Владимир Морозов

Из цикла «Свет»

Памяти Ирины Талунтис

Вас за добро благодаря,

Печаль пытаюсь превозмочь.

В свинцовом небе ноября

Ищу спасительную ночь,

Ищу приметы высших сил

И высших сфер вселенский знак.

За Вас я Господа просил,

Шепча слова в холодный мрак,

Чтоб по делам судил и рек

Свой приговор, когда пред ним

Предстанет светлый человек,

Мир нёсший именем своим.

Ты навсегда останешься живой,

Реальности кромешной вопреки…

Срифмуем жизнь с зелёною травой,

Бесстрашье записав в черновики.

Исправим смысл, подумав над строкой,

Изменим ритм.

И, устремляясь ввысь,

Восславим стих, возвышенный такой…

Держись, моя хорошая, держись!

Поэтам ведь отсрочка суждена

От вечного забвения – на срок,

Пока осталась хоть строка одна

Иль всё, что остаётся между строк.

А я всё не привыкну без тебя…

Печально мыслю, голову склоня,

В мгновениях – лишь прошлое любя —

Смотрю на пламя прежнего огня,

Чтоб взглядом зачарованным следить

Сквозь боли затуманенный овал

Слезы,

Что как вольфрамовую нить

Незримый кто-то

Там нарисовал,

Отображая неизвестный путь,

Но для меня начертанный теперь…

Огонь всё повторяет: «Не забудь!

И слову несказа́нному поверь!»

Твоя душа незримо будет рядом,

Каких бы сказок ни придумал я.

Ты смотришь на меня весёлым взглядом,

Насмешливо о чём-то говоря.

А фоном для портрета – невский берег

И неба чуть нахлынувшая тень.

Я был и меланхолик, и холерик,

Флегматик и сангвиник…

Дребедень

Такая находила, что порою

Смотрела ты и, смысла не найдя

В словах, что были взрослою игрою,

Смеялась, всё куда-то уходя,

Спешила, словно каждое мгновенье

Пыталась сохранить, чтоб нынче я

Иронию возвысил до прозренья,

Начав к ней восхожденье от нуля,

А лирику печали в тихом слове

Смог вознести до горней высоты.

Ведь свет в моих стихах тебе не внове,

Ему меня и научила ты.

Перебирая старых дневников

Когда-то позабытые тетради,

Где слово обретает зримость слов

Той жизни в позабытом Ленинграде,

Я всё до каждой буквы разберу,

Читая и сквозь время прозревая,

Как ты стоишь беспечно на ветру,

Как будто ждёшь из юности трамвая,

Как в сумраке предутреннем спеша,

Сквозь стёкла перемёрзшие взирая,

Трепещет, словно бабочка, душа

Твоя, дорог своих не выбирая.

А ты сама проходишь стороной

Подъяческой Большой и вдоль канала,

Туда, за исчезающей луной,

Где будет свет и новое начало.

Светясь в лучах над куполом собора…

И ты пыталась миг запечатлеть,

Не зная, что всё кончится так скоро.

Бывает снег недолговечен ведь,

И он неслышно падал, сразу таял

И застывал дождинками у глаз…

И я, воспоминания листая,

Теперь вот вспомнил беспечальных нас.

Я иногда пытаюсь угадать

То слово, что в ответ бы мне сказала,

Как будто возвратить хочу опять

Уже невозвратимое начало

И словно замираю над строкой

И, ни во что не веря, ясно вижу,

Что ты меня приветствуешь рукой,

Но вот улыбку даришь лишь Парижу.

Дни невозвратны, как в календаре.

Оборван лист, но знаю наперёд,

Всё также будет осень в ноябре,

А в лужах декабря застынет лёд.

Ты жаждала о будущем прочесть,

А вот теперь осталась в прошлом лишь,

Но наша книга прозы всё же есть,

Где ты жива и тихо говоришь

Словами героини, что судьба

Лишь в будущем и явлена – а в нём

Лишь книга, где за жизнь велась борьба,

Нам строки добавляя день за днём.

А, может, надо было путь иной

Избрать, где и спокойствие, и сон,

И молча упиваться тишиной,

С безмолвием вздыхая в унисон.

Нет, ты права – какие бы слова

Тебе ни говорились бы в ответ,

Ведь на страницах книги ты жива,

И как в ней замечателен портрет!

Анатолий Мохорев

Заря встаёт в осенней сини,

Листва вразброс.

Среди лесов живу России,

Среди берёз.

Среди берёз и стройных сосен

Я с детства рос,

Где в речке пили воду лоси

В кругу стрекоз.

В лучах заката тихий вечер,

Длиннее тень.

Затих дневной осенний ветер,

Уходит день.

В тумане белом сны седые

И купола…

И звон несут в края родные

Колокола.

У лета ягодный наряд,

В цветах – страницы.

На провода, как нотный ряд,

Садятся птицы,

Трепещут трели соловья

Над тихим лугом,

Вода весёлого ручья

Сверкает кругом.

Всё дышит свежестью дождей,

Живёт и кружит,

И в блеске радужных лучей

Поля и лужи.

В курчавых небо облаках,

И смех на речке…

Малыш у мамы на руках

Спит на крылечке.

Не скрою

Закружили осенние краски,

Пожелтела зелёная прядь,

И с дождём вспоминаются сказки.

Их послушать со мною присядь.

Посмотри на листву золотую

И послушай – вокруг тишина.

Я судьбу не желаю другую,

Кроме той, что с тобою дана.

Кружит время с осенней листвою.

Облака над землёй как вуаль.

Ты – желанная. Это не скрою.

Для тебя ничего мне не жаль.

Рассвет

Вновь с рассветом под свирели

Стадо выйдет на луга,

Разлетятся птичьи трели,

Лес наполнят, берега.

Шмель на ветке встрепенётся

Ото сна, блаженных грёз.

Вешний луч реки коснётся,