Михаил Светлов - Стихотворения и поэмы Страница 22

72. ЕВРЕЙ-ЗЕМЛЕДЕЛЕЦ

Скоро маленькие росткиКверху голову приподымут.По сравнению с городскимЗдесь довольно приятный климат.

Словно дети, к себе маня,Из-за каменного сараяМолодые сады в меняЯблоками швыряют.

Черный пес впереди бежит,Поднял голову, смотрит гордо,Назови его только «жид» —Он тебе перекусит горло.

Он бежит впереди меня…— Собакевич вы мой, запомните:Вы живете с этого дняВ конуре, как в отдельной комнате!..

Ветерок заиграл слегкаБороды моей сединою,Как полиция, облакаСобираются надо мною.

Вечереет, и впотьмахБрызжут капельки дождевые,Будто плачут о старых дняхПостаревшие городовые.

Мне бывает чего-то жаль,Как жалеют о чем-то дети…Где ты скрылась, моя печаль,Где живешь ты теперь на свете?

Светлый ветер тебя унесИ развеял тебя по пустыне,Иорданом соленых слезЯ не встречу тебя отныне…

Надо мною слова плывут —Скоро песня в полях родится,Это дети мои поют,Это слушает их пшеница.

Я усядусь в кругу семьи…Ах, ведь я опоздаю снова, —Обещал я прийти к семи,А теперь уже полвосьмого.

73. ЖИВЫЕ ГЕРОИ

Чубатый ТарасНикого не щадил…Я слышуПолуночным часом,Сквозь двери:— Андрий! Я тебя породил!.. —Доносится голос Тараса.

Прекрасная паннаТиха и бледна,Распущены косы густые,И падает наземь,Как в бурю сосна,Пробитое тело Андрия…

Полтавская полночьНад миром встает…Он бродит по саду свирепо,Он против РоссииНеверный походЗадумал — изменник Мазепа.

В тесной темницеСидит КочубейИ мыслит всю ночь о побеге,И в час его казниС постели своейПоднялся Евгений Онегин:

— Печорин! Мне страшно!Всюду темно!Мне кажется, старый мой друг,Пока Достоевский сидит в казино,Раскольников глушит старух!..

Звезды уходятЗа темным окном,Поднялся рассвет из тумана…Толчком паровоза,Крутым колесомУбита Каренина Анна…

Товарищи классики!Бросьте чудить!Что это вы, в самом деле,Героев своихПорешили убитьНа рельсах,В петле,На дуэли?..

Я сам собираюсьРоман написать —Большущий!И с первой страницыГероев начнуРемеслу обучатьИ сам помаленьку учиться.

И если, не в силахОтбросить невроз,Герой заскучает порою,Я сам лучше кинусьПод паровоз,Чем брошу на рельсы героя.

И если в гробуМне придется лежать, —Я знаю:Печальной толпоюНа кладбище гроб мойПойдут провожатьСпасенные мною герои.

Прохожий застынетИ спросит тепло:— Кто это умер, приятель? —Герои ответят:— Умер Светлов!Он был настоящий писатель!

74. В РАЗВЕДКЕ

Поворачивали дулаВ синем холоде штыков,И звезда на нас взглянулаИз-за дымных облаков.

Наши кони шли понуро,Слабо чуя повода.Я сказал ему: — МеркурийНазывается звезда.

Перед боем больно тусклоСвет свой синий звезды льют…И спросил он:— А по-русскиКак Меркурия зовут?

Он сурово ждал ответа;И ушла за облакаИностранная планета,Испугавшись мужика.

Тихо, тихо…Редко, редкоДонесется скрип телег.Мы с утра ушли в разведку,Степь и травы — наш ночлег.

Тихо, тихо…Мелко, мелкоПолночь брызнула свинцом, —Мы попали в перестрелку,Мы отсюда не уйдем.

Я сказал ему чуть слышно:— Нам не выдержать огня.Поворачивай-ка дышло,Поворачивай коня.

Как мы шли в ночную сырость,Как бежали мы сквозь тьму —Мы не скажем командиру,Не расскажем никому.

Он взглянул из-под папахи,Он ответил:— Наплевать!Мы не зайцы, чтобы в страхеОт охотника бежать.

Как я встану перед миром,Как он взглянет на меня,Как скажу я командиру,Что бежал из-под огня?

Лучше я, ночной пороюПогибая на седле,Буду счастлив под землею,Чем несчастен на земле…

Полночь пулями стучала,Смерть в полуночи брела,Пуля в лоб ему попала,Пуля в грудь мою вошла.

Ночь звенела стременами,Волочились повода,И Меркурий плыл над нами —Иностранная звезда.

75. ХЛЕБ

Снова бродит лунаПо полям бесконечных скитаний.Словно в очередь к богу,Вразвалку лежат мертвецы…Засыхает слюнаНад застрявшей в гортаниОтсыревшей полоской мацы…

Чтобы спрятать свой стыд.Чтобы скрыть свой позор от людей,Небеса над землейОпускают ночной горизонт…

Беспощадная ночь,Ты бы стала немного светлей,Если б ты поняла,Как смертельно устал Либерзон…

Дилижанс трясется и скрипит,Самуил Израилевич спит.ВпередиКруговоротом верстРаспростерсяПолевой ковер.Ветром донесло издалекаПьяное дыханье мужика.

Бродит полночь неживаяПо местечкам разоренным,Свежий ветер обдуваетМещанина Либерзона.

— Господи!Еще недоставалоВ тухлом дилижансе простудиться…Одолжи мне, боже, покрывалоНа мою худую колесницу!

Или мало просьбы человека?Или я молился мало?Или мертвая моя РевеккаОбо мне еще не рассказала?

Ты ведь виделЭтих трупов груды,Дочерей моих ты видел тоже,Ты смотрел на розовые груди,Ты смотрел и… засмотрелся, боже!

Через тучи песков,Через версты пустынь,Через черную зелень еврейской весны,Неумыт и обшарпан,Я пришел на Волынь —Кочевой гражданинНеизвестной страны.

И если, о господи,На одном из небесТы найдешь мое счастье, —То сжалься над ним,Вынь все лучшие звезды свои и повесьНад заплаканным счастьем моим!..

Что то дует сильно,Что-то спится слабо…Разреши, всесильный,Повернуться на бок…

Дилижанс трясется и скрипит,Самуил Израилевич спит…

Лунная коронаГаснет в полумгле,Окна занавешеныИзморозью белою,Тихою походкойБродит по землеЖирная суббота,Ничего не делая.

Звезды пожелтели —Божьи плоды,Позднее время —Половина второго…

               ТишинаОт земли до звезды,От МеркурияДо Могилева…

Как струна в музыкальном ящике,Ветер вздрогнул среди домов.Звезды тихие и дрожащие,Словно божии приказчикиЗа прилавками облаков.

Ветра взбалмошная походкаВдоль по вывеске прокатилась,Где мечтательная селедкаНа сосиски облокотилась.

Ветер мечется и кружится,Разговаривая неясно:«Либерзон! Пора освежиться!Либерзон! Погода прекрасна!»

Покупатель ушел последний,Ужин праздничный приготовлен…— Ну, сыночек мой, ну, наследник,День закончен, конец торговле!

Вечер в окнах стоит,ОбрисованСтаромодною синевою…Либерзон задвинул засовы,Моет руки перед едою…

И сидит за одним столом,Хлебом с маслом по горло сыт,«Бакалейный торговый дом —Самуил Либерзон и Сын».

Самовара большой костерПотухает в изнеможенье.Начинается разговорФилософского направленья:

— Что ты видел, цыпленок куцый,У окошка родного дома? —Отблеск маленькой революцииИ пожар большого погрома…

Озираясь на склоне дней,Тихо прошлое провожая,Не забудь, дорогой Моисей,Это имя — Игнат Можаев.

От погрома уйдя назадВ лицемерный приют полей,Он живет — Можаев Игнат, —Чтоб кормить и колоть свиней…

Ночь на мир положила лапы,Всем живущим смежив ресницы.Огонек одинокой лампыВ закопченном стекле томится.

Ночь раскинулась, вырастая.Звезды в окнах —Кругом пламенным…Молодой Либерзон читает,Подготавливаясь к экзаменам.

Ах, как много учиться надо.Бродит взгляд его опущенныйПо страницам «АлександраСергеевича Пушкина…»

Соблазнительная подушкаТак заманчиво обнажена…«Что же ты, моя старушка,Приумолкла у окна?..»

Суровая полночьПриносит грозу,Фейерверк молнийИ гром отдаленный,И ангел увидел,Как где-то внизуВ обнимкуСном праведныхСпят Либерзоны,И Пушкин склонился над ними                                      во мгле,С любовью над юным,С улыбкой над старым…«Как ныне сбирается вещий ОлегОтмстить неразумным хозарам…»

Весть летела из столицыК деревенькам и станицам,Разбудила и вспугнулаЗадремавшие аулыИ присела на крылечкоУ еврейского местечка.

С юго-западной стороныНочь колышет колокола. —Эти звезды вокруг луныСловно дети вокруг стола.

Молодая стоит лунаНа житомирском берегу,Над Житомиром — тишина,Над Полонами — тихий гул…

Ты прислушайся, Моисей,Моисей Либерзон, не спи!Запрягает своих конейСам Тютюник в ночной степи.

Убегает в поля трава,Лошадь в страхе за ней бежит, —Атаманова голова,Словно бомба, над ней висит.

Атаман пролетел вперед,Бесшабашный и молодой.Подмигнул ему небосводСамой маленькою звездой.

Две губернии на поклонПрибегают к нему зараз…Но недаром морской циклонБородою матроса тряс,—

Он идет впереди полков,Триста пушек за ним гудят,И четыреста жеребцов,И пятьсот боевых ребят.

Смерть стоит за плечом ею,Кровь цветет на его усах…О Тютюник!                    Твое торжество —Только пыль на его ногах!..

Озадаченный горизонтСобирает свои облака,И стоит Моисей Либерзон,Поднимая знамя полка.

Он стоит впереди полков.Триста пушек за ним гудят,И четыреста жеребцов,И пятьсот боевых ребят…

Ты с ума сошел, Моисей!Тишина и покой кругом,Только ветер чужих степейЧуть колышет твой тихий дом.

Одеялом большим накрытТвой отец, погруженный в сон,И приходит к нему царь Давид,И является царь Соломон.

В этой сказочной тишине,В этом выдуманном раюОн с царями ведет во снеИнтересное интервью…

Ночь проносит сквозь синь степейКолыханье колоколов,И опять идет МоисейПо равнинам военных снов.

Наблюдая полет ракет,Моисей подошел к реке,С красным флагом в одной руке,С револьвером в другой руке.

И не страшен разбег дорогПерешедшему вброд реку,И стоит над Синаем бог,Приготовившийся к прыжку.

Он у пропасти на краю,У последней своей звезды.Пожелтели в его раюЗапечатанные сады.

Пожалей его, Моисей, —Бога прадедов и отцов!..Громкий выстрел среди степей,Тихий стон среди облаков…

Над Житомиром тишина…И гудит снаряд отдаленный,Словно падающая лунаС утомленного небосклона…

Посреди необъятных болотСередина поэмы встает,И во тьме зажигается стихИ горит, чтоб согреть часовых.

Неспокойная полночь болот.Разводящий не скоро придет.

«В этой тьме погибать не резон, —Мы пропали с тобой, Либерзон!Хорошо б на минутку прилечь…И зачем нам болото беречь?..»Эта сырость, как черный туман…Пропадает Можаев Иван…

          Над болотом гортанная речь:          «Нам приказано —          Надо стеречь.          Скоро смена,          Рассвет недалек.          Успокойся, Ванюша, дружок!»

Раздвигая болотную хмарь,Поднимает поэма фонарь,И стоит на посту, освещен,Молодой Моисей Либерзон.

Посреди болотных пустырейОн стоит, мечтательность развеяв, —Гордость нации,Застенчивый еврей,Боевой потомок Маккавеев.

Под затворомМолчалив свинец…Где теперь его отец?(Он, наверное, в тишине ночнойМедленно читает Тору,Будто долг свойТяжкий и большойПо часам выплачивает кредитору.)

Влажен штык,И отсырел приклад…Моисея неподвижен взгляд:(Может быть, ему издалекаЗапылала смуглая щекаДочери часовщика?..)

          Полночь бродит над часовыми,          Мир вокруг без остатка вымер.          На четырнадцатой версте          Пробегает сухая степь,          Там усталая спит Расея          Без Ивана          И Моисея…

Пусть в тумане заперты пути,Не грусти, Можаев,Не грусти!Ты не тот, кто ловит голубей,Не робей, Ванюша,Не робей!

«Я грущу, товарищи, по дому,Дума мучает меня одна:Для чего мне, парню молодому,Молодость бесплатная дана?

Для того ли я без отдыха работал,Для того ли я страдал в бою,Чтобы это темное болотоЗасосало голову мою?..

В этой тьме погибнуть не резон,Очень скучно умирать мне без людей…Посади меня на лошадь, Либерзон,Дай мне в руки саблю, Моисей!

Я тебе промчусь, как атаман,Я враговПовырубаю враз,Только, друг мой,Убери туманОт моих заиндевевших глаз!

Буду первым я в жестокой сече.С вытянутой саблей поперек…Мы еще проскачем, Моисейчик,Мы еще поборемся, браток!

Или будет нам обоим крышка,Иль до гроба будем вместе жить…Никогда не думал я, братишка,Что могу яЖида полюбить.

Я тебя своей любовью грею,Я с тобою мучаюся тут,Потому что на земле евреиСимпатичной нацией живут…

Долго ли осталось нам томиться,Скоро ли окончится поход?Говорят, что скоро заграницаТоже по-советски заживет.

И наступит времечко такое,И пойдут такие чудеса,Чтобы каждый дом себе построил,Чтобы окна выходили в сад.

Старой жизниНавсегда капут,Будет жизньКуда вкусней и гуще,Будет хлеб —Пятиалтынный пуд,И еще дешевле — неимущим.

Будет каждый жить свой долгий век,В двести летСправляя именины…Я хотя и темный человек,Ну а всё жеВерю в медицину…»

Мир вокруг без остатка вымер,Полночь бродит над часовыми…«Эх, Моисейчик,Такие дни!Очень скучно мне и обидно —Мы с тобоюСовсем одни,Даже пса — и того не видно…

Мы вернемся с тобой едва ли, —Над болотамиНочь темна…Как живет теперьМоя Валя?Что поделывает она?

Помню,С ней отводил я душуИ голубил ееИ ласкал,Я над милой своей Валюшей,Словно мост над рекою, стоял…

Ветер в полеВсю ночь бежитПо разбросанным зеленям…И Валюша одна сидитИ, наверное, ждет меня.

Вот вернусь я,Построю дом,Тесно выложу кирпичи…Не дадут кирпичи —Украдем.(Ты смотри, жидюга,Молчи!..)»

И мечтыРассыпались вслепую,И пронесся ветер впопыхах,Будто музыка прошла, танцуя,На своих высоких каблуках.

Утомленная спит РасеяБез ИванаИ Моисея…

Выше, выше голову,Моисей Самойлович!Песню мою на́ тебе,Иван Игнатьевич!Возьми и неси ееНад нашей Россиею!..

Скорый поездСквозь снега летит,Самуил Израилевич спит.

Приближаются с двух сторонЦарь ДавидИ царь Соломон.«Рад вас видеть, друзья, всегда,Я в Житомир…А вы куда?»

Тихо слушает весь вагон,Что рассказывает Соломон,Говорят о делахИ о родинеДва царяИ один верноподданный.

Тихо вслушиваетсяВагон.Тихо жалуетсяЛиберзон:«Сын мой умерВо цвете лет…Почему его с вами нет?

Мой наследничек,Мой сыночек!Ты приснись мнеХоть разочек!..»Кроткой ласкойДо зариУтешают его цари…

Поезд круто затормозил,Просыпается Самуил…

Пассажиры кругом сидятОчень мирноИ очень мило.И глядит Можаев ИгнатНа смущенного Самуила.

(Часто думаешь:Враг далёко —Враг оказываетсяПод боком…)

Беспощадная ночь погрома…Самуил опускает взгляд.Пусть враги,Но всё же — знакомы…«Здравствуйте!»— «Очень рад!»И улыбка дрожит виноватоВ поседевших усах Игната.

И неловок, и смущен,Говорит он, заикаясь:«Извиняюся, Либерзон,За ошибку свою извиняюсь!

Был я очень уж молодым,И к тому же довольно пьяным,Был я темным,Был слепым,Несознательным хулиганом…»

И стучит, стучит учащенноСердце старого Либерзона.Эта речь его душу греет,Словно дружеская услуга…Извиниться перед евреем —Значит стать его лучшим другом.

«Я очень доволен!Я рад чрезвычайно!Допускаю возможность,Что погром — случайность,Что гром убил моих дочерей,Что вы — по натуреПочти еврей…

Знаете новость:Умер мой сын!Сижу вечерами один,Один!

Глухо стучит одинокий маятник…Игнатий Петрович,Вы меня понимаете?»

Только ветер и снег за окном,И зари голубое зарево,И сидят старики вдвоем,По-сердечному разговаривая…

Пробегая леса и степи,Вьюга мечется по Руси…Человеческий теплый лепет,Вьюга, вьюга,Не погаси!

Чтобы поезд в снегу не увяз,Проведи по путям вагоны,Чтобы песня моя несласьОт МожаеваК Либерзону.

Чтобы песня моя простая,Чтобы песня моя живаяГромко пела бы, вырастая,И гудела б, ослабевая…

76. САККО И ВАНЦЕТТИ