Любовь Столица - Голос Незримого. Том 1 Страница 22

В МАССАНДРЕ

сонет

Средь черно-сизых хвой, листвы янтарно-карей,Как зачарованная я, дивясь, иду.Не собраны ли здесь, в массандровском садуРастенья странные обоих полушарий.

Вот стрельчатый бамбук, а вот араукарий,Похожий на морей гигантскую звезду,И пальмы, вскинувшие веер в высоту,И пышный, редкостный, так милый мне розарий.

Таким был некогда, должно быть, рай земной.О, если б Евою, кудрявой и нагой,Я, любопытная, и в нем, как здесь, блуждала,

Меня бы соблазнил смарагдоокий змейНе грубым яблоком, блестящим средь ветвей,А розой тонкою, как рот красавца, алой.

ТАБАК

На пологих холмах, светло-алых, зелено-белесых,Средь квадратов земли, где взошли уж пшеница и мак,Молодые татарки в окрашенных охрою косахВ почве странно-кирпичной сажают рядами табак.

Яркий шапочек бархат и бледные чадр их лоскутья,Лиц шафранный загар и оранжевый цвет их ногтей —Всё слежу я раздумчиво с пыльных камней перепутья,В миг, когда мой возница поит у фонтана коней.

Вот сажают, простые, они это пышное нежное зелье, —А быть может, листов его дым ароматный потомЯ, слагая свой стих, вдохновенного полный веселья,Выпускать буду тонким, кармином подкрашенным ртом.

ДАФНИС И ЛИКЕНИОН

Под бледной Веспера звездоюБлестя прекрасной смуглотою,Он гнал стада свои в лугах.Свирель в устах умелых молкла,И лютиков гирлянда жолклаВ густых синеющих кудрях.

Кругом под голубые ивыИ серебристые оливыБрели козлов и коз четы.О ствол рога их терлись в неге,Глодали горькие побегиИх влажно-розовые рты.

Дыша благоуханьем женскимИ благовоньем митиленским,Бежала я его тропой,Слегка коснулася хитоном,Пощекотала анемоном —И увлекла, смеясь, с собой.

Он трепетал… И взор свой карийИ тело в золотом загареСближал с моими всё знойней…В младенческом испуге глянул,В восторге юношеском прянул —И спит уж на груди моей…

О, спи! Блаженней нет покоя…Да, не была я глупой Хлоей,Презревшей трепеты твои.Была Ликенион я мудрой, —И мной тебе, сапфирнокудрый,Открылись таинства любви.

КЕНТАВР

Пьянили слух созвучья Скрябина,Как грома дальнего раскат,А над вершиною МогабиНавис оранжевый закат.

И нечто странное мне грезилось,Мне, стывшей в холоде моем,Мне, утонувшей в сукнах кресел,Остановившей взгляд на нем.…………………………

Казалось, шла я по извилинкеТропины горной и леснойК ручью средь лоз, где, горд и силен,Кентавр пасется вороной.

Вот он. Прекрасный, полный пламени,Он жадно пьет, втянув бока,Крутя хвостом, тряся кудрями,Никем не взнузданный пока.

Я подкралась к нему – и выждала…Затем, вдруг выступив из куп,Погладила с лукавством триждыЛадонью белой темный круп.

И мигом, дерзкая наездница,Вскочила на спину его,Чтоб мчаться к высоте и к бездне,Царя над ним, как божество.

Взвилось и билось в первой гордостиВсё тело юноши-коня,Но обвила рукою твердойСтроптивейшую шею я.

И лик мечтательный и чувственныйОн обратил, дивясь, назад, —И полон стал покорной грустиНевыразимо-светлый взгляд…

Руке той крошечной, украшеннойБлестящим острием ногтей,Он улыбнулся, тих и страшен,Но молча подчинился ей.

Сияла высь, зияли пропасти,Алели лозы, рдела высь, —А мы, неистовые оба,Стремглав неслись, неслись, неслись………………………………..

Безумили созвучья Скрябина,Как страсти близящейся яд,И уловила я ваш рабийНа миг и снова гордый взгляд.

Что ж! В виноградных дебрях ТаврииВ закат вот этот золотойНедаром мчалась на кентавреЯ, опаленная мечтой.

Пусть жжет нас, как героев Гамсуна,Любовь, похожая на гнев,Ее усладам я отдамся,Надменный, Вас лишь одолев.

ФАМИРА-КИФАРЕД

сонет-акростих

Посвящается Н. Церетелли

Феатров эллинских живы протагонисты.Актер древнейших сцен новейшей воскрешен. —Мне голос слышится, как мелодичный стон,И профиль видится, прямой, антично-чистый…

Расцвечивался свет густой, как аметисты,А чаще – палевый, прозрачный, как лимон…Как пел он! Как влачил свой пепельный хитонИ на кудрях носил венок зеленолистый!

Фамире за игру что принесу я в дар?Алеющий цветок, как и с вином кантар,Равно для юноши печального не близки.

Его, соперника Эвтерпы и других,Достойна только песнь служительницы их…

Прими ж, о кифаред, ее от кифаристки!

ИАКХ И ИОАНН

сонет

к картинам Леонардо Да-Винчи

Тот – в тигровом плаще, пятнистом, как цветы,А этот – в милоти, туманов темнорунней.Один – безумный бог и вождь хмельных плясуний,Другой – пророк святой и враг их красоты.

Но оба роз свежей и утр весенних юней.И странно схожи лиц пленительных черты,И указующие тонкие персты,И рты, изогнутые в виде полулуний…

О, лик двусмысленный! Как твой призыв манящ!Но вслед за тирсом ли во мглу смолистых чащПомчусь я ликовать, как буйные мэнады?

Иль за Крестом пойду, чтоб молодую плотьВ пустыне пламенной, скитаяся, бороть,Раскаясь и страшась судьбы Иродиады?..

«PRIMAVERA»

сонет

на картину Боттичелли

Весной тосканскою, сиреневой и серой,Когда прозрачится небес аквамаринИ розовый цветет по рощам розмарин, —Зеленовзорая приходит Primavera.

С ней Флора шалая и томная Венера,Но не поется ей средь мреющих равнин —Под свист фарфоровых пастушьих окаринИдет безмолвная и смотрит с смутной верой…

Вдруг, чу! из нежных уст понесся гимн: Эол —К подруге прилетел, голубокрыл и гол,Развивши перевязь пурпурового шарфа…

Не такова ль, скажи, и ты, душа моя?Живешь ты, юная, немея, грусть тая,Но мчится твой Эол – и ты поешь, как арфа.

АМАЗОНКА

сонет

к статуе Поликлета

Смертельною, увы! я ранена стрелой…Я, что искуснее и опытней стратега,Я – первая в стрельбе, в искусстве скачки, бега,И кем же. Отроком с улыбкой золотой.

Струится кровь моя, и алою каймойЗмеится в тунике, белевшей чище снега,Но тело мне томит блаженнейшая нега,И очи застланы лазурнейшею мглой…

О, сестры вольные. О, амазонки. ВыньтеСтрелу Эротову, что в сердце мне впилась…Иль с победителем свою подругу киньте,

Чтоб радостно она в Элизий вознеслась,Вздыхая о кудрей душистом гиацинте,О чаром янтаре жестоко-нежных глаз.

МИГ УНЫНИЯ

сонет

Порой и зелень вешняя язвит,И месяц жалит серебристосерпый,И даже флейта, данная Эвтерпой,Опущенные руки тяготит…

Да, тьму людской вражды, неправд, обидНе побороть, как сил в себе ни черпай. —О, скрыться бы, как та луна в ущербы,Как тот побег, когда в снегах он спит!..

Но знаю, знаю, тверже всяких истин:Через неделю будет ночь светлаИ лес через полгода – пышнолистен,

И вновь пойду я, мудро-весела,В тот самый мир, что так мне ненавистен,Навстречу жал и стрел, не помня зла.

ЖОРЖ ЗАНД

сонет

Madam George Sand! Как ваше имя святоДля нас, писательниц, для женщин, нас.Как мил ваш лик с мерцаньем южных глазИ кожей нежною, оливковатой…

И женственность руки продолговатой,Которой созданы Лоранс, Орас.И рот мужской, лобзавший столько раз,Где пахитоска тонкая зажата.

Чудесный романтизма андрогин!Вам равно шел камзол и кринолин, —И, вея гением и страстью пенной,

Прекрасной вы казались, не как все…Недаром пел вас горький стих МюссэИ сладкая прелюдия Шопена.

ПОЭТЕССЕ

Твой голос – трепетный девический,И помысл твой – туманный женский,Но в них глубинный вздох космический,Всполох таинственный вселенский…

Еще ты помнишь тени, шепотыЗолотояблоновой кущи, —И смуглые от солнца стопы тыНаправила к земле цветущей…

Но ты уж чуешь светы, рокотыЗолотомиртового века, —И светлое от неба око тыСклонила вниз на человека…

Влекись же в мир, от всех завешанный,Грядущего или былогоИ, просветленной иль помешанной,Скажи свое мужчинам слово.

Дельфийской будешь ли сивиллоюИль русской бедною кликушей, —Про тайну страшную и милуюИм пой – и голос мира слушай.

Вакханкой станешь пышногроздою,Хлыстовкой ли, под платом строгой, —Про радость светлую и грознуюИм пой и слушай голос Бога.

Пусть песнь та славится, порочится, —Живи, люби, умри, не внемля…Ищи, паломница, пророчица,Здесь, на земле, иную землю.

ЖЕНЩИНЕ