Петр Киле - Телестерион [Сборник сюит] Страница 22

Входят Пико и Полициано.

П и к о. Это уже не душеспасительные проповеди и молитвы. О, прости меня, Лоренцо!

Л о р е н ц о. Да, это уже очень серьезно. А о чем ты?

П и к о. Не я ли первый услышал Савонаролу и предложил тебе пригласить его во Флоренцию, в монастырь Сан Марко, коего украшением он будет, мне мнилось. И не мы ли сделали его настоятелем монастыря и предоставили кафедру в Соборе, откуда его услышала вся Италия? Да вне Флоренции монах, выступивший против кардиналов и папы, сгинул бы, едва успев открыть рот.

Л о р е н ц о. Да, Пико, чудесными рассуждениями Фомы Аквинского о красоте и свете Савонарола очаровал тебя и нас тоже. С папами Флоренция в вражде, и он запел ту же песню, чтоб его услышали. Но монах есть монах, не развращенный, как весь клир, а хоть самый чистый. "Битва кентавров" — непристойность и кощунство, как вся красота Греции.

П о л и ц и а н о. Рельеф Микеланджело?

М и к е л а н д ж е л о. В монастыре, оказывается, прослышали о моем рельефе. Здесь был мой брат-монах. Они хотят, чтобы я подарил его Господу Богу. Но как я могу это сделать? Оказывается, уничтожив его, вместе с другими непристойными произведениями искусства, собранными уже в монастыре. Будет костер во имя очищения Флоренции.

П и к о. Я сжег свои стихи. Это дело личное. Это была игра, рыцарство в стихах и в жизни. Но будь я великий поэт, как Данте или Петрарка, разве сжег бы свои стихи? Великое всех времен и народов должно свято беречь. Мы не позволим Савонароле запалить Флоренцию. Лоренцо, ты должен принять меры.

М и к е л а н д ж е л о. Простите, ваша светлость, я не все сказал о том, что узнал, со слов брата. Впрочем, с последней проповеди фра Савонаролы это все ясно и так. Речь идет уже не об искусстве. Савонароле было видение. Все Медичи, весь дворец, все бесстыдные, безбожные произведения искусства, какие только есть в этом дворце, — будет уничтожено.

Л о р е н ц о. Что ж, пусть явит свое лицо, как Пацци, и тогда Флоренция, живая, поклоняющаяся красоте во всех ее проявлениях, отвернется от монаха, который вообразил себя мессией.

П ь е р о. Убить его мало.

              Л о р е н ц оУбить его? Как папа будет рад.Но вместе обвинит он нас в злодействе,Как было с заговорщиками, коихЗлодейство оправдав, на город каруНаслал. Не лучше Пацци Савонарола,Он сеет смуту в душах флорентийцев,Борясь за обновленье церкви с папой,Меж тем зовет нас в первые века.Он искренен иль нет, он обречен,Меж двух огней воздевши руки к небу.(Движением руки приглашает приступить к обсуждению "Битвы кентавров" Микеланджело.)

5

Сады Медичи, разубранные для карнавала, который уже идет в городе и на площади у Собора, куда ворота открыты.

Входят три женщины в масках в сопровождении двух мужчин в масках.

                 1-я  м а с к аНам можно ли зайти в Сады Медичи?

                 2-я  м а с к аВорота ведь открыты, значит, можно.

                 3-я  м а с к аДля всех желающих. Лоренцо щедрИ любит веселиться сам со всеми.

                 4-я  м а с к аНо слышал я, он болен и серьезно.

                 5-я  м а с к аДа, правда. Все ж затеял карнавалВ Садах напротив церкви он недаром.

                 4-я  м а с к аДа, это вызов фра Савонароле.

Два молодых человека, одетых изысканно, в красных масках, в сопровождении свиты.

            1-я  к р а с н а я  м а с к аДа лучше заколоть его кинжалом.

            2-я  к р а с н а я  м а с к аКого?

            1-я  к р а с н а я  м а с к а           А, понял я намек в вопросе.Ну, он и так, как объявил пророк,Уж при смерти.

            2-я  к р а с н а я  м а с к а                            Как это человечно!

С площади прокатывается многоголосое "У-у!"

           1-я  к р а с н а я  м а с к а         (возвращаясь назад к воротам)Я слышу голос; узнаю его,Елейно-истеричный, как у женщин.На площадь вышел сам Савонарола.

           2-я  к р а с н а я  м а с к аДа, капюшон и сутана — костюм,Конечно, карнавальный.

           1-я  к р а с н а я  м а с к а                                              У престолаВсевышнего монахам предпочтенье?

           2-я  к р а с н а я  м а с к аМонахиням ведь тоже.

Входят молодые люди в шляпах, украшенных шарами, эмблемой дома Медичи, в синих масках.

           1-я  с и н я я  м а с к а                                          Черта с два!Им не до шуток. Мор, землетрясенье,Еще потоп, — они в великом страхе!

           2-я  с и н я я  м а с к аПускай молились бы, постились бы       И о пол били лбы.       А тщатся нас спасти.       О, Господи, прости!

Публика, покидая площадь, входит в Сады; из павильона выходит Хор мужчин и женщин в карнавальных костюмах и масках.

Трубы. Музыканты на террасе и на лужайках.

                    Х о р     В паросском мраморе таился,     Идеей чистою лучился          Девичий лик во сне,     Прелестный, милый по весне.     Узрел его ваятель; смело     Он воссоздал благое тело     Невиданной досель красы,     Из света будто и росы.

Контессина и Микеланджело изображают статуи Галатеи и Пигмалиона; лица, как и тела, словно мраморные, совершенные по линиям и красоте, они в легких древнегреческих одеяниях.

               1-я  м а с к аПигмалион и Галатея?

               2-я  м а с к а                                          Чудо!

               3-я  м а с к аТак это статуи?

               4-я  м а с к а                             Из самых древних.

               5-я  м а с к аОдеты для приличья?

               4-я  м а с к а                                       В самом деле!Савонароле, кажется, в насмешку.

                   Х о р     Как Бог-творец, он создал чудо     И восхитился сам, покуда           Не понял, что влюблен           В живую прелесть он,     Как бы усопшую, не в силах           Ток крови вызвать в жилах.     Но велика его любовь,     И в красоте вскипает кровь.     И к жизни вызвана, смелея,     Глядит с улыбкой Галатея,               Как с ложа сна            Прелестная жена.         (Пускается в пляску.)

             К о н т е с с и н аИскусный мастер! Жизнь вдохни в меня,А то вовек я мраморной останусь.Мне холодно, и ты дрожишь, я вижу.

          М и к е л а н д ж е л оНет, это дрожь от пыла, я люблюСозданье рук моих, души и сердца.

             К о н т е с с и н аТы любишь не меня, а идеал.

           М и к е л а н д ж е л оДа, идеал, воссозданный резцомИз мрамора и света, что таитсяИздревле в камне первых дней творенья.

             К о н т е с с и н аНо кто вдохнет в чудесный мрамор жизнь?

           М и к е л а н д ж е л оКогда любовь — стремленье к красоте,То с красотой рождается любовь;Вот кровь по жилам заструилась негой,Живительною негою любви.

             К о н т е с с и н аО, да! О, миг, столь сладостно чудесный!Как взор твой нежит, призывая к жизни,И я ль не отзовусь на зов любви?

Две юные девушки, одетые, как знатные испанки, в сопровождении отца и матери.