Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2 Страница 23

II

Неумолимые мортирыГромят соседние квартиры.Под мусором тела лежат,И хоронить их не спешат.

Стоит кокон людской в гостинойМеж мебелью дедов старинной,А рядом жизнь, совсем как смерть,Как запечатанный конверт

С всеобщим смертным приговоромИ строгим каждодневным взором:Пьют кофе, суп едят пустойИ шепчутся весь день с тоской.

Бегут от бомб шипящих в погреб,Предательской внимают кобре,И гроб тогда один стоит,Как мертвый в келье эремит.

Как восковые изваяньяВ паноптикуме, без сознаньяПрофессор-муж и сыновьяНа страшной грани бытия.

Без сожаленья, без проклятий:Механика дневных занятийИ в бездну устремленный взорДа небу синему укор.

По временам, склонясь у гроба,Как три убогие микроба,Они словами литанийБоролись с голосом стихий.

И это продолжалось сорокНочей кошмарных, целых сорок,Пока зарыли прах в земле, –И стало пусто в уголке,

Так пусто, что хотелось сноваСебе мучения такогоИ матери, хотя б в гробу,С кровавой раною на лбу.

27 июля

САХАРА

Зыбится предо мной Сахара,Как золотистый океан,Чудесная в пустыне чараНеобитаемых лишь стран.

Червонным кружевом покрытыВокруг песчаные бугры,Самумом все они изрыты,Как драгоценные ковры.

Над океаном желтым мореНебесное, крови алей,Что вечности таит во взореЛазурный чистый мавзолей.

Кой-где лежат верблюжьи костиИль павший в стычке бедуин,Но редко кто приходит в гостиСюда, коль он не Божий Сын.

Я Божий Сын, и я в пустынеХожу нередко, как Иисус,Когда в душе моей святынюВползет сомнения искус.

Но не приходит Искуситель,Что нищий для него поэт,Что самого себя спаситель,В котором властолюбья нет?

В шатрах дырявых бедуиныМеня, как марабута, чтутИ фиников своих корзиныС кумысом кобылиц несут.

И нищий понимает нищих,Благословляет их рукой,Духовной отдает им пищей,За свой благодарит покой.

Когда-нибудь насыпет гиблиНад нами золотой бугор,Чтоб наши горести погибли,Существованье вечный вздор.

7 октября

ТОСКАНСКИЙ ЭТЮД

Два черных, мрачных кипарисаМеж морем пепельных олив,Меж лавра силуэт Нарцисса,Глядящий в воду, шаловлив,

Мечтательный, покрытый мохом,Безруких группа Ниобид,Глядящих в синеву со вздохом,По сторонам в безбрежность вид.

В кровавых кадках померанцы,За ними розовый рондель,Цикад обезумевших танцы,Пастушья вдалеке свирель.

С колоннами под крышей вилла,Зеленые в ней жалюзи,Графитная со стен сивиллаГлядит на Граций визави.

Под портиком касаток гнезда,Меж одичавших роз коза.Маркиза не придет с погоста,Хоть, кажется, прошла гроза,

И на столбах никто фонарныхНе собирается вельможТак ради слов высокопарныхПовесить, чтобы стал похож

Наш век на прототип французский,Век допотопных гильотин;Как изверг мы привыкли прусскийК научности своих картин.

Снимите ж доски с пыльных окон,Откройте мраморный портал,Чтоб развевался всюду локон,Чтоб собрались опять на бал,

Чтоб вышел Фосколо с Альфиери,Беседуя, в аллею к нам,Чтоб Боккерини иль СальериВнушили спящим жизнь смычкам.

8 октября

ИОСАФАТ

Звучат серебренные трубы,И раскрываются гроба;Дрожа выходят душегубы,Святых решается судьба.

Стою и я пред Божьим троном,От долгого застывший сна,Дивлюсь алмазовым коронам,Дивлюсь, как тучам из окна...

Пришел и мой черед. НеслышноПредстал я пред своим Судьей.– Что сделал ты, – сказал Всевышний, –С своим талантом и со Мной?

– Я, Господи, развил в пустынеНа диком месте свой талант,Я, думаю о Божьем Сыне,Нес страсти мира, как Атлант.

– Но ты другим не дал напитьсяИз кубка радости своей?– Я, Боже, певчая лишь птица,И я не верую в людей.

– Ты потерял и веру в Бога,И в справедливость на земле.– Мне ни одна не шла дорога,Я жил охотней на крыле.

К тому же, Господи, пророкиДавно уж людям не нужны,Поэты даже одиноки,Как их лазоревые сны.

Твой мир юдольный недостоинРожденных вдохновеньем слов,Я не был ни небесный воин,Ни галилейский рыболов!

– Иди ж опять на эту землю,Пустынную уже навек;По временам охотно внемлюТебе я, гордый человек! –

И Черное увидел мореЯ снова, мертвое навек,Где чайка реет на просторе,Где я последний человек.

9 октября

ПЧЕЛКА

В синем небе пряди шелка,Пряди снежные совсем.Чрез окно влетает пчелка,Пчелка желтая совсем.

Что ей нужно, этой пчелке?Ведь не улей нищий дом,Где лишь книги есть на полке,Что читаются с трудом,

Без цветочка шаткий столик,Где работает поэт,Да к тому ж он не католик,Свечек золотистый свет

Не мерцает, ни лампадыНа домашнем алтаре,Никакой такой отрадыВ темной нет моей дыре.

Почему ж ты прилетела?Разве этот белый лист,Мертвое бумаги телоПривлекает? Но он чист,

Этот лист еще лилейный,А без слов какой же мед?Терпок запах мой келейный,Желчь тебе в глаза пахнет!

Но ты вьешься над бумагой,Как над яблонным цветком,Ты в него впилась, как шпагой,Жала острого клинком...

Лист заполнился словами,Русскими словами вновь,Хоть я уж давно Гаутами,Идол, потерявший кровь

От бесцельного висеньяНа невидимом кресте,От священного служеньяСлов стихийной красоте.

14 октября

В БИБЛИОТЕКЕ

Аллеи женственных платанов.Лазурь над ними в октябре,Сто тысяч ласковых обманов,Как кошка с мышкою в игре.

Холмы поющие вдоль Арно.San Miniato в высоте.Нахмуренно, высокопарноЛес кипарисовый кой-где.

Всё позолоченное. Жарко.Вода – прозрачный малахит.S. Nicolò угрюмо аркаГлядит на солнечных харит.

Душа смеется поневолеОт солнечных повсюду чар,Как цветик аленький на поле, –И, как свинцовый с сердца шар,

Спадает в реку полстолетья,И снова хочется всё знатьИ снова сыпать междометья,Влюбленный в голубую мать!

Но вот дворец библиотеки,Одной из лучших на земле.Лавины книг, журналов реки,Как не рассеяться тут мгле!

Полвека в этих тихих залахПровел я меж цветов теплиц,Полвека на словесных балахЯ изучал бумажных птиц.

Когда-нибудь и мой гербарийНа полках этих будет тлеть,Коль не подпалит пролетарийПознанья каменную клеть.

Свинцовых литер отпечатокПоэзию души мертвит,Не нужно никаких перчаток,Не нужен самый алфавит!

16 октября