Варлам Шаламов - Собрание сочинений. Том 3 Страница 24

* * *

Мне жить остаться — нет надежды.Всю ночь беснуется пурга,И снега светлые одеждыТрясет драконова рука.

В куски разорванный драконом,Я не умру — опять срастусь.Я поднимусь с негромким стономИ встану яблоней в цвету.

Я встану яблоней несмелойС тревожным запахом цветов,Цветов, как хлопья снега, белых,Сырых, заплаканных листов.

Я встану тысячей летящих,Крылами бьющих белых птицЗапеть о самом настоящем,Срывающемся со страниц.

Я кое-что прощаю адуЗа неожиданность наград,За этот, в хлопьях снегопада,Рожденный яблоневый сад.

* * *

Конец надеждам и расплатам,Откроют двери в ад — и вот,Как безымянный скромный атом,Вернусь в земной круговорот.

Что я земле? Я — след слезинки,Морщинка на лице жены.Я — нерастаявшая льдинка,Что в чаще ждет еще весны.

Пускай толкут, как воду в ступке,Мои враги, мои друзьяСлова мои и те поступки,Которым был причастен я.

Мне запечалиться о том бы,Чего не сделали стихи —Так не похожие на бомбыКомочки горя и тоски.

* * *

Уйду, уеду в дали дальниеИ помолюсь на образа,На неподвижные, печальныеТвои сиротские глаза.

Но нам не скажет даже зеркалоОтполированного льда,Чем наше сердце исковеркалоИ разделило навсегда.

Ищи, слепая ясновидица,По карте скрещенных морщинВсе, что болит, что ненавидится,Чему нет меры и причин.

Чтобы, мои тревожа волосы,Седые трогая виски,Грудным опять запела голосомСлова тоски, слова тоски.

* * *

Светотени доскою шахматнойРазвернула в саду заря.Скоро вы облетите, зачахнете,Клены светлого сентября.

Где душа? Она кожей шагреневойУменьшается, гибнет, гниет. Песня?Песня, как Анна Каренина,Приближения поезда ждет…

* * *

Ты шел, последний пешеход,По каменистой речке вброд.

И сопки, как морской прибой,Гнались упорно за тобой.

Обрушивалась гор грядаНад теми, кто забрел сюда.

Но ты — ничтожен, слишком малДля мести дыбящихся скал.

Ты пощажен в краю родномИ помнишь только об одном —

Не позабыть свой стыд, свой страх,Гудящий глухотой в ушах.

* * *

Ведь мы — не просто детиЗемли.Тогда бы жить на светеМы не могли.

В родстве с любым — и небо,И облака.А то укрылась где быТоска?

И в горле песни птичьейПодчас тона.И кажется сугубо личнойЛуна…

* * *

Может быть, твое движеньеВ полутьме навстречу мне —Это только отраженье,Тень деревьев на стене,

Что свои ломают руки,Умоляя и грозя,Потому что им от муки,От земли уйти нельзя.

Им свои не вырвать корни,Уцепившись за меня.Все, что просто, что бесспорно,Принимаю, не кляня.

ВЕТКА[38]

Наклонись ко мне, кленовая,Ветка милая моя.Будь негаданной основоюОбновленья бытия.

Не твоя ли зелень клейкаяТак горька и горяча?Ты нагнулась над скамейкоюВозле самого плеча.

Я шепчу признанья пылкие,К твоему тянусь листу,Что дрожит здесь каждой жилкою,Ясно видной на свету.

* * *

Я твой голос люблю негромкий,Путешественница моя.Зазвучит ли — глухой и ломкий,И услышу ли голос я?

Пусть попросит воды напиться,Пусть шагнет за чужой порог,Пусть забьется в руках, как птица,Крепко пойманная в силок.

Непослушное слово скажетПусть другому — совсем не мне.На мое оно сердце ляжетВ темной сказочной тишине.

Пусть другому — я сам докончу,Я додумаю — для себя,Еще громче и еще звонче,Чем выдумывают, любя…

* * *

Любая из вчерашних вьюгМне не грозит бедою.И окроплен иссохший лугЦелебною водою.

И птицы робкие поютПсалмы об избавленье,И дождевую воду пьютВ каком-то вожделенье.

Задумалась у норки мышьО человечьем счастье,Как мы, поверив в гладь и тишьНавек после ненастья.

Здесь до моих страстей и мукКому какое делоСвобода тут — из первых рук,И юность — без предела.

И не касаются меняНастойчивой рукоюЗаботы завтрашнего дняС их гневом и тоскою.

* * *

О, память, ты — рычаг,Рычаг второго рода.С короткого плечаВся жуть, вся глубь испода

Событий и людей,Зарытых и забитых,Где схимник и злодейВ одних и тех же пытках

Находят смерть своюИ прячутся под камень…И тонким стоном вьюг,Гудящих над веками,

Покрыт весь этот срам,Весь этот мир позора —Изнанка панорам,Опершихся на горы.

* * *

Разогреть перо здесь, что ли,Мерзлый снять налет,Чтобы крикнула от болиПесня, вырвавшись на волю,Наступив на лед.

Опалит босые ноги,Легкую стопуПоморозит по дорогеЧерез горные отроги,Трогая тропу.

Знаю — злое вдохновенье,Тайный гений льда,Может быть, через мгновеньеВыйдет из повиновенья,И тогда — беда.

Мне и так с природой в битвеЖизни не спасти.Среди выбоин и рытвинПод проклятья и молитвыДень и ночь брести.

И махать рубленой прозой,Выйдя на крыльцо.Затаенные угрозыСнегу, ветру и морозуВыбросить в лицо.

Что мне ждать дыханья почек,Бормот соловья.Я не ставлю даже точек,Так спешит на желоб строчекЖалоба моя.

И когда б не цепь размера,Не узда стиха,Где б нашлась иная мера,Чтоб моя сдержалась вера,У боясь греха.

Ведь на гиблом этом местеВечной мерзлотыМы с тобой стояли вместе,До конца сверяя с честьюПомыслы мечты.

* * *

Здесь все, как в Библии, простое —Сырая глина, ил и грязь.Здесь умереть, пожалуй, стоит,Навек скульптурой становясь.

Пусть каждый выглядит Адамом,Еще не заведенным в рай.Пусть никаким Прекрасным ДамамНе померещится наш край.

И прост ответ на те вопросы,Что даже ставились с трудом,Как стать холмом или торосом,Человекоподобным льдом.

Весь мир в снегу в пурге осенней.Взгляни: на жизни нет лица.И не обещано спасеньеНам, претерпевшим до конца.

* * *[39]

Стихи — не просто отраженьеСтихий, погрязших в мелочах.Они — земли передвиженьяВнезапно найденный рычаг.

Они — не просто озаренье,Фонарь в прохожей темноте.Они — настойчивость твореньяИ неуступчивость мечте.

Они всегда — заметы детства,С вчерашней болью заодно.Доставшееся по наследствуКустарное веретено.

* * *