Александр Введенский - Том 1. Произведения 1926-1937 Страница 25

Остроносов.

Ай жжётся,кресло подо мной закипело.

Фомин.

Беги, беги,чернильница запела.Господи помоги.Вот беда, так беда.

Остроносов.

Всё останавливается.Всё пылает.

Фомин.

Мир накаляется Богом,что нам делать.

Остроносов.

Я в жизни винане знал и не пил.Прощайте я превратился в пепел.

Фомин.

Если вы предметы боги,где предметы ваша речь.Я боюсь такой дорогимне вовек не пересечь.

Предметы (бормочут).

Да это особый рубикон. Особый рубикон.

Фомин.

Тут раскалённые столыстоят как вечные котлы,и стулья как больные горячкойчернеют вдали живою пачкой.Однако это хуже чем сама смерть,перед этим всё игрушки.День ото дня всё становится хуже и хуже.

Бурнов.

Успокойся, сядь светло,это последнее тепло.Тема этого событьяБог посетивший предметы.

Фомин.

Понятно.

Бурнов.

Какая может быть другая тема,чем смерти вечная система.Болезни, пропасти и казниеё приятный праздник.

Фомин.

Здесь противоречие,я ухожу.

Лежит в столовой на столетруп мира в виде крем-брюле.Кругом воняет разложеньем.Иные дураки сидяттут занимаясь умноженьем.Другие принимают яд.Сухое солнце, свет, кометыуселись молча на предметы.Дубы поникли головойи воздух был гнилой.Движенье, теплота и твердостьпотеряли гордость.Крылом озябшим плещет вера,одна над миром всех людей.Воробей летит из револьвераи держит в клюве кончики идей.Все прямо с ума сошли.Мир потух. Мир потух.Мир зарезали. Он петух.Однако много пользы приобрели.Миру конечно ещё не наступил конец,ещё не облетел его венец.Но он действительно потускнел.Фомин лежащий посинели двухоконною рукоймолиться начал. Быть может только Бог.Легло пространство вдалеке.Полёт орла струился над рекой.Держал орёл иконку в кулаке.На ней был Бог.Возможно, что земля пуста от сна,худа, тесна.Возможно мы виновники, нам страшно.И ты орёл аэроплансверкнёшь стрелою в океанили коптящей свечкойрухнешь в речку.Горит бессмыслицы звезда,она одна без дна.Вбегает мёртвый господини молча удаляет время.

<1931>

Куприянов и Наташа*

Куприянов и его дорогая женщина Наташа проводив тех свиных гостей укладываются спать.

Куприянов снимая важный галстук сказал:

Пугая мглу горит свеча,у ней серебряные кости.Наташа,что ты гуляешь трепеща,ушли давно должно быть гости.Я даже позабыл, Маруся,Соня,давай ложиться дорогая спать,тебя хочу я покопатьи поискать в тебе различные вещи,недаром говорят ты сложена не так как я.

Наташа (снимая кофту).

Куприянов мало проку с этой свечки,она не осветила бы боюсь овечки,а нас тут двое,боюсь я скоро взвоюот тоски, от чувства, от мысли, от страха,боюсь тебя владычица рубаха,скрывающая меня в себе,я в тебе как муха.

Куприянов (снимая пиджак).

Скоро скоро мы с тобой Наташапредадимся смешным наслаждениям.Ты будешь со мной, я буду с тобойЗаниматься деторождением.И будем мы подобны судакам.

Наташа (снимая юбку).

О Боже, я остаюсь без юбки.Что мне делать в моих накрашенных штанах.

На стульях между тем стояли весьма серебряные кубки, вино чернело как монах

и шевелился полумёртвый червь.

Я продолжаю.Я чувствую мне даже стало стыдно,себя я будто небо обнажаю:покуда ничего не видно,но скоро заблестит звезда.Ужасно всё погано.

Куприянов (снимая брюки).

Сейчас и я предстану пред тобойпочти что голый как прибой.Я помню раньше в этот мигя чувствовал восторг священный,я видел женщины родникзелёный или синий,но он был красный.Я сходил с ума,я смеялся и гладил зад её атласный,мне было очень хорошо,и я считал что женщина есть дудка,она почти что человек,недосягаемая утка.Ну ладно, пока что торопись.

Наташа (снимая штаны).

Своё роняя оперенье,я думаю твой нос и зреньетеперь наполнены мной,ты ешь мой вид земной.Уже ты предвкушаешь наслажденьестоять на мне как башня два часа,уже мои ты видишь сквозь рубашку волосаи чувствуешь моей волны биенье.Но что-то у меня мутится ум,я полусонная как скука.

Куприянов (снимая нижние штаны).

Я полагаю что сниму их тоже,чтоб на покойника не быть похожим,чтоб ближе были наши кожи.Однако посмотрим в зеркало на наши рожи.Довольно я усат. От страсти чуть-чуть красен.Глаза блестят, я сам дрожу.А ты красива и светла,И грудь твоя как два котла,возможно что мы черти.

Наташа (снимая рубашку).

Смотри-ка, вот я обнажилась до концаи вот что получилось,сплошное продолжение лица,я вся как будто в бане.Вот по бокам видны как свечимои коричневые плечи,пониже сытных две груди,соски на них сияют впереди,под ними живот пустынный,и вход в меня пушистый и недлинный,и две значительных ноги,меж них не видно нам ни зги.Быть может тёмный от длиныты хочешь посмотреть пейзаж спины.Тут две приятные лопаткикак бы солдаты и палатки,а дальше дивное сиденье,его небесное виденьедолжно бы тебя поразить

И шевелился полумёртвый червь,

кругом ничто не пело,

когда она показывала хитрое тело.

Куприянов (снимая рубашку).

Как скучно всё кругоми как однообразно тошно.Гляди я голым пирогомздесь пред тобой стою роскошно.И поднята могущественно к небумоя четвёртая рука.Хотя бы кто пришёл и посмотрел на нас,а то мы здесь одни да на иконе Спас,интересно знать сколько времени мы раздевались.Пожалуй пол-часа, а? Как ты полагаешь?

Меж тем они вдвоём обнялись,

к постели тихой подошли.

— Ты окончательно мне дорога Наташа, —

ей Куприянов говорит.

Она ложится и вздымает ноги,

и бессловесная свеча горит.

Наташа.

Ну что же Куприянов, я легла,устрой чтоб наступила мгла,последнее колечко мира,которое ещё не распаялось,есть ты на мне.

А чёрная квартира

над ними издали мгновенно улыбалась.

Ложись скорее Куприянов,Умрём мы скоро.

Куприянов.