Михаил Кузмин - Стихотворения Страница 25

V. Отрывки*

«Сын мой…»*

Сын мой,настало время расстаться,Долго не будешь ты меня видеть,долго не будешь ты меня слышать,а давно литебя привел твой дед из пустынии ты сказал, смотря на меня:«Это бог Фта, дедушка?»Теперь ты сам как бог Фта,и ты идешь в широкий мир,и ты идешь без меня,но Изида везде с тобою.Помнишь прогулкипо аллеям акацийво дворе храма,когда ты говорил мне о своей любвии плакал, бледнея смуглым лицом?Помнишь, как со стен храмамы смотрели на звездыи город стихал,вблизи, но далекий?Я не говорю о божественных тайнах.Завтра другие ученики придут ко мне,которые не скажут: «Это бог Фта?» —потому что я стал старее,тогда как ты стал походить на бога Фта,но я не забуду тебя,и мои думы,мои молитвыбудут сопровождать тебя в широкий мир,о сын мой.

«Когда меня провели сквозь сад…»*

Когда меня провели сквозь садчерез ряд комнат — направо, налево —в квадратный покой,где под лиловатым светом сквозь занавескилежалав драгоценных одеждах,с браслетами и кольцами,женщина, прекрасная, как Гатор,с подведенными глазами и черными косами, —я остановился.И она сказала мне:«Ну?» —а я молчал,и она смотрела на меня, улыбаясь,и бросила мне цветок из волос,желтый.Я поднял его и поднес к губам,а она, косясь, сказала:«Ты пришел затем,мальчик,чтоб поцеловать цветок, брошенный на пол?»— Да, царица, — промолвил я,и весь покой огласилсязвонким смехом женщиныи ее служанок;они разом всплескивали руками,разом смеялись,будто систры на празднике Изиды,враз ударяемые жрецами.

«Что за дождь!..»*

Что за дождь!Наш парус совсем смок,и не видно уж, что он — полосатый.Румяна потекли по твоим щекам,и ты — как тирский красильщик.Со страхом переступили мыпорог низкой землянки угольщика;хозяин со шрамом на лбурастолкал грязных в коросте ребятс больными глазами,и, поставив обрубок перед тобою,смахнул передником пыль,и, хлопнув рукою, сказал:«Не съест ли лепешек господин?»А старая черная женщинакачала ребенка и пела:«Если б я был фараоном,купил бы я себе две груши:одну бы я дал своему другу,другую бы я сам скушал».

«Снова увидел я город, где я родился…»*

Снова увидел я город, где я родилсяи провел далекую юность;я знал,что там уже нет родных и знакомых,я знал,что сама память обо мне там исчезла,но дома, повороты улиц,далекое зеленое море —все напоминало мне,неизменное, —далекие дни детства,мечты и планы юности,любовь, как дым улетевшую.Всем чужой,без денег,не зная, куда склонить главу,я очутился в отдаленном квартале,где из-за спущенных ставен светились огнии было слышно пенье и тамбуриныиз внутренних комнат.У спущенной занавескистоял завитой хорошенький мальчик,и, как я замедлил шаги, усталый,он сказал мне:«Авва,ты кажешься не знающим путии не имеющим знакомых?зайди сюда:здесь все есть,чтоб чужестранец забыл одиночество,и ты можешь найтивеселую, беспечную подругус упругим телом и душистой косой».Я медлил, думая о другом,а он продолжал, улыбаясь:«Если тебя это не привлекает,странник,здесь есть и другие радости,которых не бежит смелое и мудрое сердце».Переступая порог, я сбросил сандалии,чтобы не вносить в дом весельясвященного песка пустыни.Взглянув на привратника,я увидел,что он был почти нагой, —и мы пошли дальше по коридору,где издализвучали бубны навстречу.

«Три раза я его видел лицом к лицу…»*

Три раза я его видел лицом к лицу.В первый раз шел я по саду,посланный за обедом товарищам,и, чтобы сократить дорогу,путь мимо окон дворцового крыла избрал я;вдруг я услышал звуки струни, как я был высокого роста,без труда увидел в широкое окноего:он сидел печально один,перебирая тонкими пальцами струны лиры,а белая собакалежала у ног, не ворча,и только плеск водометамешался с музыкой.Почувствовав мой взгляд,он опустил лируи поднял опущенное лицо.Волшебством показалась мне его красотаи его молчанье в пустом покоеполднем!И, крестясь, я побежал в страхепрочь от окна…Потом я был на карауле в Лохиеи стоял в переходе,ведущем к комнате царского астролога.Луна бросала светлый квадрат на пол,и медные украшения моей обуви,когда я проходил светлым местом,блестели.Услышав шум шагов,я остановился.Из внутренних покоев,имея впереди раба с факелом,вышли три человека,и он между ними.Он был бледен,но мне казалось,что комната осветиласьне факелом, а его ликом.Проходя, он взглянул на меняи, сказав: «Я тебя видел где-то, приятель», —удалился в помещенье астролога.Уже его белая одежда давно исчезлаи свет от факела пропал,а я все стоял, не двигаясь и не дыша,и когда, легши в казарме,я почувствовал,что спящий рядом Марцийтрогает мою руку обычным движением,я притворился спящим.Потом еще раз вечероммы встретились.Недалеко от походных палаток Кесарямы купались,когда услышали крики.Прибежав, мы увидели, что уже поздно.Вытащенное из воды телолежало на песке,и то же неземное лицо,лицо колдуна,глядело незакрытыми глазами.Император издали спешил,пораженный горестной вестью,а я стоял, ничего не видя,и не слыша, как слезы, забытые с детства,текли по щекам.Всю ночь я шептал молитвы,бредил родною Азией, Никомидией,и голоса ангелов пели:«Осанна!Новый богдан людям!»

VI. Канопские песенки*

«В Канопе жизнь привольная…»*

В Канопе жизнь привольная:съездим, мой друг, туда.Мы сядем в лодку легкую,доедем мы без труда.Вдоль берега спокойногогостиницы все стоят —террасами прохладнымипроезжих к себе манят,Возьмем себе отдельнуюмы комнату, друг, с тобой;венками мы украсимсяи сядем рука с рукой.Ведь поцелуям сладостнымне надо нас, друг, учить:Каноп священный, благостныйвсю грусть может излечить.

«Не похожа ли я на яблоню…»*

Не похожа ли я на яблоню,яблоню в цвету,скажите, подруги?Не так же ли кудрявы мои волосы,как ее верхушка?Не так же ли строен мой стан,как ствол ее?Мои руки гибки, как ветки.Мои ноги цепки, как корни.Мои поцелуи не слаще ли сладкого яблока?Но ах!Но ах!хороводом стоят юноши,вкушая плодов с той яблони,мой же плод,мой же плодлишь один зараз вкушать может!

«Ах, наш сад, наш виноградник…»*

Ах, наш сад, наш виноградникнадо чаще поливатьи сухие ветки яблоньнадо чаще подрезать.В нашем садике укромноместь цветы и виноград;кто увидит кисти гроздей,всякий сердцем будет рад.И калитка меж кустамитам прохожего манит —ей Зевес-Гостеприимецбыть открытою велит.Мы в калитку всех пропустим,мы для всех откроем сад,мы не скупы: всякий можетвзять наш спелый виноград.

«Адо́ниса Киприда ищет…»*