Анна Ахматова - Анна Ахматова. Стихотворения Страница 25

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ЭПИЛОГ

Быть пусту месту сему…

Да пустыни немых площадей,Где казнили людей до рассвета.

Люблю тебя, Петра творенье!

Моему городу

Белая ночь 24 июня 1942 г. Город в развалинах. От Гавани до Смольного все как на ладони. Кое-где догорают застарелые пожары. В Шереметевском саду цветут липы и поет соловей. Одно окно третьего этажа (перед которым увечный клен) выбито, и за ним зияет черная пустота. В стороне Кронштадта ухают тяжелые орудия. Но в общем тихо. Голос автора, находящегося за семь тысяч километров, произносит:

Так под кровлей Фонтанного Дома,Где вечерняя бродит истомаС фонарем и связкой ключей, —Я аукалась с дальним эхом,Неуместным смущая смехомНепробудную сонь вещей,Где, свидетель всего на свете,На закате и на рассветеСмотрит в комнату старый кленИ, предвидя нашу разлуку,Мне иссохшую черную руку,Как за помощью тянет он.Но земля под ногой гуделаИ такая звезда[43] гляделаВ мой еще не брошенный домИ ждала условного звука…Это где-то там – у Тобрука,Это где-то здесь – за углом.Ты не первый и не последнийТемный слушатель светлых бредней,Мне какую готовишь месть?Ты не выпьешь, только пригубишьЭту горечь из самой глуби —Этой нашей разлуки весть.Не клади мне руку на темя —Пусть навек остановится времяНа тобою данных часах.Нас несчастие не минуетИ кукушка не закукуетВопаленныхнашихлесах…

А за проволокой колючей,В самом сердце тайги дремучейЯ не знаю, который год,Ставший горстью лагерной пыли,Ставший сказкой из страшной были,Мой двойник на допрос идет.А потом он идет с допроса,Двум посланцам Девки БезносойСуждено охранять его.И я слышу даже отсюда –Неужели это не чудо! –Звуки голоса своего:За тебя я заплатилаЧистоганом,Ровно десять лет ходилаПод наганом,Ни налево, ни направоНе глядела,А за мной худая славаШелестела.

А не ставший моей могилой,Ты, крамольный, опальный, милый,Побледнел, помертвел, затих.Разлучение наше мнимо:Ястобоюнеразлучима,Тень моя на стенах твоих,Отраженье мое в каналах,Звук шагов в Эрмитажных залах,Где со мною мой друг бродил,И на старом Волковом Поле[44],Где могу я рыдать на волеНад безмолвием братских могил.Все, что сказано в Первой частиО любви, измене и страстиСбросил с крыльев свободный стих,И стоит мой Город «зашитый»…Тяжелы надгробные плитыНа бессонных очах твоих.Мне казалось, за мной ты гнался,Ты, что там погибать осталсяВ блеске шпилей, в отблеске вод.Не дождался желанных вестниц…Над тобой – лишь твоих прелестниц,Белых ноченек хоровод.А веселое слово – дóма —Никому теперь незнакомо,Все в чужое глядят окно.Кто в Ташкенте, а кто в Нью-Йорке,И изгнания воздух горький —Как отравленное вино.Все вы мной любоваться могли бы,Когда в брюхе летучей рыбыЯ от злой погони спасласьИ над полным врагами лесом,Словно та, одержимая бесом,Как на Брокен ночной неслась…И уже предо мною прямоЛеденела и стыла Кама,И «Quo vadis?»[45] кто-то сказал,Но не дал шевельнуть устами,Как тоннелями и мостамиЗагремел сумасшедший Урал.И открылась мне та дорога,По которой ушло так много,По которой сына везли,И был долог путь погребальныйСредь торжественной и хрустальнойТишины Сибирской Земли.От того, что сделалось прахом,Обуянная смертным страхомИ отмщения зная срок,Опустивши глаза сухиеИ ломая руки, РоссияПредо мною шла на восток[46].

‹СТРОФЫ, НЕ ВОШЕДШИЕ В ПОЭМУ›

Что бормочешь ты, полночь наша?Всё равно умерла Параша,Молодая хозяйка дворца.Тянет ладаном из всех окон,Срезан самый любимый локон,И темнеет овал лица.Не достроена галерея-Эта свадебная затея,Где опять под подсказку БореяЭто всё я для вас пишу.

А за правой стенкой, откудаЯ ушла, не дождавшись чуда,В сентябре в ненастную ночь-Старый друг не спит и бормочет,Что он больше, чем счастья, хочетПозабыть про царскою дочь.

Я иду навстречу виденьюИ борюсь я с собственной теньюБеспощаднее нет борьбы.Рвется тень моя к вечной славе,Я как страж стою на заставеИ велю ей идти назад………Как теперь в Москве говорят.Я хочу растоптать ногамиТу, что светится в светлой раме,Самозванку

Над плечами ее не крылья

Верьте мне вы или не верьте,Где-то здесь в обычном конвертеС вычислением общей смертиПромелькнет измятый листок.Он не спрятан, но зашифрован,Но им целый мир расколдованИ на нем разумно основанНебытья незримый поток.

Я еще не таких забывала,Забывала, представь, навсегда.Я таких забывала, что имяИх не смею теперь произнесть,Так могуче сиянье над ними,(Превратившихся в мрамор, в камею)Превратившихся в знамя и честь.

Не кружился в Европах бальных,Рисовал оленей наскальных,Гильгамеш ты, Геракл,Гесер Непоэт, амифопоэте,Взрослым был ты уже на рассветеОтдаленнейших стран и вер.

Институтка, кузина, Джульетта!…Не дождаться тебе корнета,В монастырь ты уйдешь тайком.Нем твой бубен, моя цыганка,И уже почернела ранкаУ тебя под левым соском.

Вкруг него дорогие тени.Но напрасны слова молений,Милых губ напрасен привет.И сияет в ночи алмазной,Как одно виденье соблазна,Тот загадочный силуэт.И с ухватками византийцаС ними там Арлекин-убийца,А по-здешнему – мэтр и друг.Он глядит, как будто с картины,И под пальцами клавесины,И безмерный уют вокруг.

Ты приедешь в черной карете,Царскосельские кони этиИупряжкаиха l’anglaiseНа минуту напомнят детствоИ отвергнутое наследство…

Словно память «Народной воли».Тут уже до Горячего поля,Вероятно, рукой подать.И смолкает мой голос вещий.Тут еще чудеса похлеще,Но уйдем – мне некогда ждать.

И уже, заглушая друг друга,Два оркестра из тайного кругаЗвуки шлют в лебединую сень…Но где голос мой и где эхо,В чем спасенье и в чем помеха,Где сама я и где только тень?Как спастись от второго шага…

Вот беда в чем, о дорогая,Рядом с этой идет другая,Слышишь легкий шаг и сухой,А где голос мой и где эхо,Кто рыдает, кто пьян от смеха —И которая тень другой?

КОММЕНТАРИИ

Лирика

Посвящено Николаю Гумилеву.

Написано в начале 1910 года. Николай Гумилев, в ноябре 1909, получив наконец от Анны Андреевны Горенко согласие на брак, сразу же уехал в Африку. В Киеве он появился лишь в конце января 1910-го, когда его невеста уже решила, что с ним случилось что-то недоброе. В ранних стихах Ахматова, обращаясь к Гумилеву, часто называла его «братом».

«Синий вечер…», как и «Весенним солнцем это утро пьяно…» и «Я написала слова…», создан осенью 1910 года, однако, судя по реалиям, в этом триптихе отражена ситуация начала апреля, когда Анна Ахматова ожидала приезда в Киев Николая Гумилева – уже в качестве почти официального жениха.

Он – Гумилев. Стихотворение написано в Киеве, в ноябре 1910 г., вскоре после очередного отъезда Николая Степановича в Африку, в годовщину их помолвки. Осенью 1909-го А.А.А. получила от Гумилева письмо, которое, по ее словам, наконец-то убедило ее дать согласие на брак. Письмо не сохранилось, но Ахматова запомнила самую главную фразу: «Я понял, что в мире меня интересует только то, что имеет отношение к Вам». Прошел год, и юная супруга с изумлением убедилась: ее мужа интересует слишком многое из того, что не имеет никакого отношения к ней, и прежде всего, конечно, «дальние странствия». При жизни Гумилева, особенно в первые годы замужества это и раздражало, и обижало ее, позднее Ахматова поняла, что обижаться бессмысленно. Гумилев был одержим не «охотой к перемене мест», в его страсти к путешествиям было нечто фатальное: «А путешествия были вообще превыше всего и лекарством от всех недугов». (Из письма Анны Ахматовой к Аманде Хейт, автору первой западной ее биографии). В образе всемирного путешественника является Гумилев и на маскарад мертвых в «Поэме без героя»: