Страницы прочитанной жизни - Сергей Данилов Страница 25

У собаки осознанный взгляд человека.

Пёс во мне обожает свою конуру.

Он привязан к вещам, у него ипотека.

Можно в парке увидеть его поутру.

Вислоухий слонище трубит на работе,

Всех безумных свершений, идей волонтёр.

Переносит лишения в местном болоте.

Утром, хобот задрав, тушит пьянки костёр.

Есть упрямый осёл, погружённый в раздумья.

Пока мысль не созреет – не сделает шаг.

Он доводит порою меня до безумья,

Восседая над ворохом мятых бумаг

Невозможно представить себя без макаки —

Строю рожи, кривляюсь, знакомых дразню.

Доходило порою до дружеской драки.

Едких фраз и сарказма обширно меню.

Уживаются твари, соседствуют мирно.

Лев-начальник вальяжно приходит домой.

Я брыкаться способен, стоять в стойле смирно,

На диване ленивцем лежать в выходной.

Струпья страданья

Искал я любовь дни и годы,

За тенью её брёл века.

Менялись течения моды,

Удавкой душила тоска.

Секли ветры горьких раздумий,

Сгущался сомнений туман.

Мечты в виде высохших мумий

Зарыл я во множестве стран.

Обрёл страсть. Восторга минуты

Сменяли блаженства часы.

Ослабли печальные путы

От чар ненаглядной красы.

Парил в облаках эйфории,

Стеснялся игривых проказ.

Цунами интимной стихии

Дарили безумный экстаз.

Роман обернулся проблемой —

Претензий сносил меня шквал.

Я встал перед жёсткой дилеммой:

Покой – или секс и скандал.

Осталась в архиве победа.

Разрыв я с трудом пережил —

Неделями после побега

В вине добродетель топил.

Закончились дни прозябанья,

Я выполз на божеский свет.

«Очисть с души струпья страданья», —

Даёт ангел счастья совет.

Встреча с совестью

Когда я случайно встречусь с моей больной совестью,

Она с укором посмотрит мне в пропитые глаза.

Не выйдет откупиться полушутливой повестью,

Придётся, выжав сцепленье, не отпускать тормоза.

Оглядеться, как я ваяю произведения

Современного искусства для накопленья рублей,

Что имеет сейчас, кроме валюты, значение,

Можно ли по уши в бизнесе стать с годами светлей.

Кто они, скромные мимолётные любовницы,

Мотыльками летящие на свет моего огня.

Поблекшие тени той златокудрой виновницы,

Из-за которой вся от меня отвернулась родня.

Чего я достиг, выпекая стихотворения,

Раздавая их страждущим душам, заменяя хлеб.

Произошли необратимые изменения —

Мой старый дом оккупировал грошовый ширпотреб.

Станет ужом извиваться взгляд набедокуривший.

Спрячу трусливого в угол, с совестью спорить – каюк.

Путь к дешёвой пивной, радостно окна прищурившей,

Надёжно протоптан мной в компании местных пьянчуг.

В плевательнице жизни

В замену Дон Кихоту – маргинал,

А Санчо Панса – шустрый гастарбайтер.

Любой работник ныне – нелегал

Или диплом порвавший копирайтер.

Культурный слой сведён рублём к нулю,

В театрах разместились мегамоллы.

Индюк болбочет истины орлу,

В меню на месте хлеба – суши, роллы.

Духовность проиграла все бои —

Обыденность главенствует свободно.

Промотаны доверия паи,

Под слоем дёгтя слово «благородно».

В пустых мечтах царит самообман,

Мир катится к циничной дешевизне.

Похожи на разрушенный вулкан

Бычки надежд в плевательнице жизни.

Монохромные эпизоды

В памяти монохромных эпизодов

Со стопою лет становится больше.

Искать по прошлому экскурсоводов

С годами сложней, затратней и дольше.

Воспоминаний потоки нескупы,

Но очевидцев раз два и обчёлся.

Для молодых мы – ходячие трупы,

К местной аптеке наш быт тусклый свёлся.

Трудимся в мире душевных раскопок,

Перебираем ночами архивы.

Пыль отираем с любовных коробок

Нежно – адепты былой перспективы.

Старенье и боль

Слово «старенье» звучит уныло,

Нужны молодые, крепкие руки.

Кого сединою припорошило —

Должен терпеть одиночества муки.

Племя младое, оно же стадо,

Желает праздности и наслажденья.

Тратить с дедами часы – досада,

Какие к дьяволу нравоученья!

Время спиралью вычурной вьётся

На дискотеках, в нарядных кортежах.

Эхом далёкой войны отзовётся

Боль стариков во внуках-невежах.

Промокашки

Не кладут в тетради промокашки.

Не добились в школе нужных льгот

Мягкие «исподние рубашки»,

Кляксы поглощавшие, как пот.

Отцвела пора чернильных ручек,

Архаизмы отданы в музей.

На столах у наших милых внучек

Основное – сенсорный дисплей.

Мы, боёв житейских генералы,

Всем нововведениям чужды:

Помним деревянные пеналы

И с пером засохшим нелады.

Пятнами пестрела униформа,

Синее на пальцах и щеках.

Не писать, печатать ныне – норма,

Мир переменился на глазах.

Были мы в чернилах, замарашки,

Вечно перепачканы смешно.

Вымерли в тетрадях промокашки.

Так и нам судьбой предрешено.

Беззвучье

Ручьи речей спокойней, мельче

Становятся день ото дня.

Рождественских историй меньше.

Под пледом дремлет беготня.

Моря безмолвия безбрежны

И полноводны тишиной.

Приятны утра, безмятежны,

Покрыты радостной росой.

Пришло с годами пониманье —

В беззвучье бездна красоты.

Мы трепетно храним молчанье,

Сплетая искренно мечты.

Не потакайте сатане

Мы все сейчас на карантине.

Планета – наш стационар.

Забыть о дикой