Александр Перфильев - Стихи Страница 26

«Ты одна… мечты… вино на полке…»

Ты одна… мечты… вино на полке,Книга об Италии с тобой.Я, как пленный зверь, мечусь в светелке,Подгоняемый своей судьбой.

У тебя и у меня — сугробыЗа окном и дали голубы…Хорошо бы, знаешь, хорошо быУбежать в сугробы от судьбы!

Так бы взять и выпить эту снежность,Остудить и заморозить грудь…Чтобы неоправданную нежностьБурей, мглою, снегом захлестнуть…

Чтоб она, под тяжестью обвалаЗастывала синей глыбой льда,Не любила и не согревалаНикого, нигде и никогда.

«Ты сидишь, своим убита горем…»

Ты сидишь, своим убита горем,Я своим, но дружбу сохраняПомолчим, поговорим, поспоримУ колеблющегося огня.

Восковая свечка оплывает,Он приятней — этот полумрак,Тем, кому чего-то не хватает,Яркий свет не нравится никак…

Не чего-то, а больней — кого-тоНе хватает, от всего уйдя…Так тебе — ушедшего заботы,Мне ж давно не достает — тебя.

Потому что только лишь тобоюМного одиноких лет я жил…Все, что мне даровано судьбоюЯ в мою любовь к тебе вложил.

О, как пусто, жутко, бестелесноЭто кресло влево от меня…Кто на очереди — неизвестно…Но за то, что жизнь неинтересна,Милый друг, не обижай меня.

Весна

Пришел конец морозного каприза,Казалось нам — нет холоду конца…Домой уже вернулась Мона Лиза,За океаном покорив сердца.

И март, как Джиокондова улыбка, —То холодом повеет, то теплом.Нависло небо призрачно и зыбкоВенецианским голубым стеклом.

А ветер, косолапый, неуклюжий,То резкий шквал, то легковейный бризПодсушивает уличные лужи,И с гор лавины сбрасывает вниз.

Какого ждать нам от тебя сюрприза?Согреешь нас иль будешь холодна,Как улыбнувшаяся Мона Лиза,Всегда непостоянная весна?

«Ни чинов, ни орденов… А просто…»

Памяти Ф.Т. Лебедева

Ни чинов, ни орденов… А простоЖил-да-был такой-то имя-рек.Ведь речей и пенья у погостаНе услышит мертвый человек.

И вдове, окаменелой в горе,Все кругом, как будто сон дурной:Два или пятнадцать певчих в хоре,Все равно… зимой или весной.

Отслужили, опустили. СловоСказано. Неважно, как и кем.Вдовий траур смят. И обцелованСкорбный рот. И взгляд стеклянно нем.

Отошли… Нависшая минутаВдалеке не так уже гнетет…За оградой кто-то и кому-тоРассказал последний анекдот.

Жизнь опять вступила в круг привычный,Погасив видение Креста,Потому что, ведь она цинична,И бесчеловечна, и проста!

Мало дела ей, что стынут векиУ вдовы, что умер имя-рек…Так уходит каждый, и навеки,И святой, и грешный человек!

«Так, жизнь прошла, и не заметил…»

Так, жизнь прошла, и не заметил,Как будто лишь слегка задев плечом,Чем каждый прошлый день был светел,Кем был согрет, чем омрачен.

Но ни потери, ни заботы,Ни войны, данные судьбой,Страшней, чем самый долгий бой,Чем бремя каторжной работы —Война внутри, с самим собой…

Да, жизнь прошла, и значит, все в порядке,Так доживай, молчи и затаи…Ты видела во мне лишь недостатки,Я видел лишь достоинства твои.

Черный дрозд

На балконные перилаЕжедневно, как на постЖелтоклювый и унылыйПрилетает старый дрозд.

В снег врезаясь черным фраком,Так похожий на диэз,Он печальным нотным знакомГоворит: Бонжур, тристес!

Иногда с перил взлетаётНа заснеженную жердь…Кто, скажите, угадает —Может, дрозд, а может, смерть?

Мы с дроздом давно знакомы,Он, как близкий человек…Дрозд в снегу сидит — я дома,У меня на сердце снег…

Стужа вечно будет стужей,И никто не разберет,Что на этом свете хуже —За окном иль дома лед?

На закате леденеетВсе окошко иногда,В темном небе чуть светлеетОдинокая звезда,……………………….

И никто не пожалеетНи меня, и ни дрозда.

«Перебираю по ночам, как четки…»

Перебираю по ночам, как четкиМои стихи… Погас их прежний пыл,Но воскресают в них нежданно четкиВсе женщины, которых я любил.

Мир вам, стихи — былого отраженье,Любимые — простите мне, что васЯ всех бы отдал за одно движеньеХолодных губ и равнодушных глаз.

Над книгой о Шопене

От повседневной липкой мути,Которая взяла нас в плен,Уйти, задуматься, вздохнуть иЧитать о том, как жил Шопен.

Из дома в Желязовой Воли,Где святость нищей простоты,Летят диэзы и бемоли,Как первозданные цветы.

И кто в саморекламном светеВысоких чувств не заглушил,Почувствует, как хороши,И как чудесно пахнут этиЦветы бессмертия души.

На круги своя

Все кажется ясно, когда ни о чемНе думать… Быть может, про службу, про дом?О том, что сегодня купить на обед,Плохая ли будет погода, иль нет?

К какому-то другу зайти по пути…Вот только… к себе самому не зайти,А все потому, что не знаешь о том —Есть дом у тебя… или это не дом?

Ну, скажем, нет дома — осталась душа,Да нет и души… И идешь не спеша…Пусть ветер вернется на круги своя,А ты — на постылые круги жилья,Где чай, сигарета, усталость, кровать…И спать и не видеть, не слышать, не знать…

«Вы пропустили — я не повстречал…»

Вы пропустили — я не повстречалТого, что люди называют счастьем.В пробеле том — начало всех начал…И тридцать лет прошло, как одночасье.

Мне — не судьба. Могу лишь оценитьПотерю я ретроспективным взглядом.Условное мне чуждо — «может быть»…Все может быть… Но вы ведь были рядом?

Петербургские миниатюры

I. «Вьется стружка под палью рубанка…»

Вьется стружка под палью рубанка,Терпкой горечью пахнет смола,Вся намокла от пота голландка,Вот и по лбу струя потекла.

Жарковато чухонское лето,Взмокнешь, коль поработал с утра………………………………………..Так века донесли без портретаДо меня этот облик Петра.

II. «Осенний вечер. В доме окна настежь…»

Осенний вечер. В доме окна настежь,От них к Неве струится дым и чад…Голландский свой попыхивая кнастер,За шахматной доской они сидят…

На шхунах ветерок шевелит снасти,А игроки, насупившись, молчат,Глаза устремлены в один квадрат;На нем английский корабельный мастерРоссии делает в четыре хода мат.

III. Черная речка

Отмерили дистанцию. СчитатьШаги смертельные они умели…И тот, что в николаевской шинели,Стал равнодушно руку поднимать…

Все тот же самый вид у Черной речки,Морозный воздух свеж и снег глубок.Да, это здесь… Нет, не было осечки,И он упал, схватись за левый бок.

Весенняя гроза