Борис Слуцкий - Собрание сочинений. Т. 1. Стихотворения 1939–1961 Страница 27

«Воссоздать сумею ли, смогу…»

Воссоздать сумею ли, смогуОбраз человека на снегу?Он лежит, обеими рукамиПровод,            два конца его схватив,Собственной судьбой соединивПустоту, молчание, разрыв,ТишинуМежду двумя кусками.

Пулемет над головою бьет,Слабый снег под гимнастеркой тает…Только он не встанет, не уйдет,Провода не бросит, не оставит.

Мат старшин идет через него,И телефонистку соблазняют…Больше — ничего.Он лежит.Он ничего не знает.

Знает! Бьет, что колокол, озноб,Судорога мучает и корчит.Снова он застыл, как сноп, как гроб.Встать не хочет.

Дотерпеть бы! Лишь бы долежать!..Дотерпел! Дождался! Долежался!В роты боевой приказ добрался.Можно умирать — или вставать.

«Руку притянув к бедру потуже…»

Руку           притянув                          к бедру                                      потуже,Я пополз на правой,                               на одной.Было худо.                   Было много хуже,Чем на двухИ чем перед войной.

Был июль. Войне была — неделя.Что-то вроде: месяц, два…За спиной разборчиво галделиНемцы.            Кружилась голова.

Полз, пока рука не отупела.Встал. Пошел в рост.Пули маленькое тело.Мой большой торс.

Пули пели мимо. Не попали.В яму, в ту, что для меня копали,Видимо, товарищи упали.

ФУНТ ХЛЕБА

Сколько стоит фунт лиха?Столько, сколько фунт хлеба,Если голод бродит тихоСзади, спереди, справа, слева.

Лихо не разобьешь на граммы —Меньше фунта его не бывает —Лезет в окна, давит рамы,Словно речка весной, прибывает.

Ели стебли, грызли корни,Были рады крапиве с калиной.Кони, славные наши кони,Нам казались ходячей кониной.

Эти месяцы поражения,Дни, когда теснили и били,Нам крестьянское уваженьеК всякой крошке хлеба привили.

ВОЙНА

Безвыигрышная лотерея:Купи, храни, проверь, порви, —Жестокая, как Лорелея,Не признававшая любви.

Все проиграли, все утратили,Без ног остались и земель.Наверно, только мы, писатели,Кой-что приобрели взамен.

Кто — память. Кто — воспоминания.Кто — нервный смех, кто — чуткий сон.Кто — просто список поминанияНа сто, на пятьдесят персон.Кто — фабулы.Кто — просто темы.Кто — чувство долга и виныПред рано умершими,                                       темиНевозвращенцами с войны.

ВОСПОМИНАНИЕ О ЖУРНАЛИСТЕ

Короткая — как у газеты — жизнь.Измятая — как у газеты — смерть.И легкий труп, как газетный комок.Вот и все, что я вспомнить мог.

СТАТЬЯ 193 УК (ВОИНСКИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ)

Спокойней со спокойными, но все же —Бывало, ждешь и жаждешь гневной дрожи,Сопротивленья матерьяла ждешь.Я много дел расследовал, но малоВстречал сопротивленья матерьяла,Позиции не помню ни на грош.

Оспаривались факты, но идеиОдни и те же, видимо, владелиКак мною, так и теми, кто сиделЗа столом, но по другую сторону,Называл автобус черным вороном,Признаваться в фактах не хотел.

Они сидели, а потом стоялиИ падали, но не провозглашалиСвое «Ура!», особое «Ура!».Я помню их «Ура!» — истошно-выспреннее,Тоскливое, несчастное, но искреннее.Так все кричат, когда придет пора.

А если немцы очень допекали,Мы смертников условно отпускали —Гранату в руки и — на фронт! вперед!И санитарные автомобилиНас вместе в медсанбаты отвозили,И в общей,В братской,Во сырой могилеНас хоронилОдин и тот жеВзвод.

«Остановился на бегу…»

Остановился на бегу.Наган поправил на боку,А также две гранатыПоправил так, как надо.

Казалось, сердце вовсе пас,Но снова влезло в нужный паз.Передохнул мгновенье,А может, полмгновенья.

Теперь до немцев метров сто.А может, меньше. Ну и что?Осталось на один бросок,А пуля, та, что мне в високВрагом предназначалась,Куда-то прочь умчалась.

МОСТ НИЩИХ

Вот он — мост, к базару ведущий,Загребущий и завидущий,Руки тянущий, горло дерущий!Вот он в сорок шестом году.Снова я через мост иду.Всюду нищие, всюду убогие.Обойти их — я не могу.Беды бедные, язвы многиеРазложили они на снегу.

Вот иду я, голубоглазый,Непонятно каких кровей.И ко мне обращаются сразу —Кто горбатей, а кто кривей —Все: чернявые и белобрысые,Даже рыжие, даже лысые —Все кричат, но кричат по-своему,На пяти языках кричат:Подавай, как воин — воину,Помогай, как солдату — солдат.Приглядись-ка к моим изъянам!Осмотри-ка мою беду!Если русский — подай христианам:Никогда не давай жиду!По-татарски орут татары,По-армянски кричит армянин.Но еврей, пропыленный и старый,Не скрывает своих именин.Он бросает мне прямо в лицоВзора жадного тяжкий камень.Он молчит. Он не машет руками,Он обдергивает пальтецо.Он узнал. Он признал своего.Все равно не дам ничего.Мы проходим — четыре шинелиИ четыре пары сапог.Не за то мы в окопе сидели,Чтобы кто-нибудь смел и смогНарезать беду, как баранину,И копаться потом в кусках.А за нами,             словно пораненный,Мост кричит на пяти языках.

РОСТОВЩИКИ

Все — люди!Все — человеки!Нет. Не все.

Пел в кустах усердный соловейко.Утро было до колен в росе.Старики лежали на кроватяхНиже трав и тише вод, —Убирать их, даже накрывать ихНи одна соседка не придет.

Восковая неподвижность взгляда.На стене — нестертая пыльца.

А с кроватью рядом —Склянки с ядом,Выпитые до конца.

Пасторскую строгость сюртукаБелизна простынь учетверяла.Черные старухины шелкаЛиковали над снегом покрывала —Нелюбимой власти иго сбросив,Души их стремились в небеса!

Петр-апостол задал им вопросы,Четкие ответы записал.

Но военный комендант селенья —Власть повыше ключаря Петра.По его прямому повеленьюВ доме обыск наряжен с утра.

Сундуки вскрывают понятые,Нарушают благостный уют,Дутые, чеканные, литыеЗолотые заклады достают.

Это возвращаются из плена,Это покидают стариковСкромные сокровища смиренных,Сирые богатства бедняков.

Вся деревня привалила к стекламИ глядит в окно, как в объектив —Мутный-мутный,Потный-потный,Блеклый, —Все равно — дыханье затаив.

Перед ней в неслыханном позоре,Черные от головы до пят,Черные, как инфузории,Мертвые ростовщики лежат.

«Определю, едва взгляну…»

Определю, едва взгляну:Росли и выросли в войну.

А если так, чего с них взять?Конечно, взять с них нечего.Средь грохота войны кузнечногоДевичьих криков не слыхать.

Былинки на стальном лугуРастут особенно, по-своему.Я рассказать еще могу,Как походя их топчут воины:

За белой булки полкило,За то, что любит крепко,За просто так, за понеслоКак половодьем щепку.

Я в черные глаза смотрелИ в серые, и в карие,А может, просто руки грелНа этой жалкой гари я?

Нет, я не грел холодных рук.Они у меня горячие.Я в самом деле верный друг,И этого не прячу я.

Вам, горьким — всем, горючим — всем,Вам, робким, кротким, тихим — всемЯ друг надолго, насовсем.

«Как залпы оббивают небо…»