Александр Кондратьев - Боги минувших времен: стихотворения Страница 27

Чур [54] I

Забытых прадедов дубовый истукан,Я родовой очаг не охраняю боле.Давно уж красный кут покинув поневоле,Я огород храню, сторожевой чурбан!..Потомки мирные воинственных древлянНе знают витязя, когда-то смело в полеИх предков ведшего, Перуна властной волей,К победам сладостным. Досель как будто пьян,Едва лишь вспомню я пернатых стрел шипенье…Мечей сверкание… кровь, бьющую из ран…Чубы косматые… победный клик славян…Меда пахучие… и твой напев, Баян!..Теперь исчезло все. Всему удел — забвенье.И вздох прошелестел, как ветра дуновенье.

Чур II

Под зноем солнечным я вылинял, иссох;Источен осами, червями, муравьями;Гнию под ливнями и тлею под снегами;На впадинах лица давно повырос мох…Но жив и бодр мой дух, и взор досель не плох.Как страж с дубинкою стою между грядами,Следя, как враг ползет, таясь, под коноплями…— Эй, хлопцы! Воровать не пробуйте горох!Здесь караулю я, и вас прогнать сумею.Бессонный часовой днем и в глухую ночь,Я сохранил еще в руках былую мочь,И так дубинкою тяжелою моеюВам отработаю и спины я и шею,Что с ревом, в ужасе, вы убежите прочь!

Чур III

Два раза надо мной сгорал уже порог,И третью хату вновь построили потомки.И я лежу под ней. У пояса — обломкиМеча разбитого, и пса костяк у ног.Мне в руки хладные дан меду полный рог.Теперь он пуст давно. Вокруг меня потемкиИ грусть всегдашняя. Порой мой вздох негромкийЗаслышат правнуки и, полные тревог,Загадывать спешат: к добру тот вздох иль к худу?Порой мне надоест лежать, и в сора грудуЯ ночью выползу, а дети скажут: «ЩурЗа печкой возится»; а я близ углей будуСидеть задумчиво, по виду мал и бур,Как крыса старая, семейный древний чур.

Навь [55]

Мы души скорбные исчезнувших людей,Чьи смолкли голоса, чьи очи отблестели,Чьи кости желтые давно в земле истлели…Мы — призраки иных, давно забытых дней.Мы — рой рыдающих, мятущихся тенейСредь хлопьев воющей, крутящейся метели.В немолкнущей тоске о прежнем теплом телеМы в ночь морозную скрипим из-под саней.Мы — отлетевшие от вас во мрак и тьмуСыны вам, может быть, не чуждых поколений.Над трубами домов мы греемся в дыму,К вам в окна просимся, стучимся робко в сени.Вы нам не внемлете. И тщетно наши пениСтремятся путь найти вам к сердцу и уму…

Радуница [56]

Последний у плетня растаял уж сугроб.Весна спустилася в долины, где росли мы.Заслыша зов ее, мы, жаждою томимыИ света и тепла, спешим покинуть гроб.О, если навсегда нас оживить могло бВесны дыхание! Для нас так тяжки зимы!Одеты в белое, людским очам незримы,Веночком из цветов украсив бледный лоб,Летим в селения, где наша жизнь текла…Все незнакомые, не родственные лица…Прочь! Прочь от них! В леса! Там пахнет медуница,Черемуха цветет, рябина зацвела.Днем будем на ветвях качаться, а резвиться,Плясать и петь — в полях, когда на небе мгла.

Род [57]

Мы – пращуры твои. Меж нас отец и дедИ прадед твой стоят, потомок наш беспечный.Все зорко мы следим, как путь твой скоротечный,Преуготованный, средь радостей и бед,Свершаешь ты, идя, с надеждой… нам вослед.Тот путь известен нам. Блюдя закон предвечный,Едва родился ты, мы из щели запечнойБеззвучно выползли всем сонмом на советТаинственный, ничьим не зримый смертным глазом –Судьбу твою решить и твой направить разум.При свете трепетном пылающих лучинСвершали мы суда полуночного чин,С улыбкой грустною благословляя разомТебя на жизнь и смерть в юдоль земных кручин.

Рожаницы [58]

Пусть наши старики пытаются без насРешать и направлять судьбу новорожденных.Собранье матерей, мы прав своих законныхНе станем уступать. Их воля не указТем, кто их всех рождал, наказывал не раз,Вскормил и вырастил… Средь нас, разноплеменных,Есть единение — родильниц утомленныхВсегда мы облегчить готовы в муки час.И долю мы даем дитяти… Ну и норов…Обходится порой меж нами не без споров.Но непреклонными нас люди не зовут.Медовой кашею смягчить наш можно суд…Решенье ж рожаниц сильнее приговоровЩуров и пращуров, что те ни наплетут.

Демоны сна

Мы живы до сих пор. Качая колыбель,Зовут нас женщины. И мы на зов их нежныйСпешим прийти толпой послушной и прилежной,Ребенка – усыпить, мать – отпустить в постель…Вот унял Угомон [59] крикливцев; как свирельНад люлькою поет Баюн, и безмятежнойДремотою объят, младенец в мир безбрежныйВидений унестись готов… Но неужельПро мать за будем мы?! Нет! Ласково Зевота,Склонившись, шепчет ей: «Уж спит твое дитя,Сны подкрепят его; крылами шелестя,Отгонят ими мух. Пусть и твои ЗаботаС Недолею [60] уснут, тебя не тяготя.Сырливицу [61] ж и крикс прогоним за ворота.

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ

«Вот покинул я царство теней…»

Вот покинул я царство теней,Где над Летой я скорбно носился,Вновь на свет я из мрака явился,Снова вижу и слышу людей.

Так же медленно плещет волна,Окружая эвбейские скалы,Так же чайка над ними леталаИ под солнцем белела она.

Аромат над землею летит.Из цветов он струится волною,И сиянием солнца облит,Махаон промелькнул надо мною…

«В твоих глазах две светлых точки есть…»

В твоих глазах две светлых точки есть,В твоих глазах сверкают два луча,Они хранят таинственную честь,Грозя врагам, как острие меча…Ужели я, ужель то буду я,Кто выйдет в бой жестокий, как гроза?!Сверкнут во тьме два светлых острия,Мелькнет копье… кровавая струя…И слез волна затмит твои глаза.

Промелькнувшей

…Ты ушла, но волной ароматыДо сих пор опьяняют меня,И мне кажется, будто сама тыЕще здесь, и так льются, звеняИ с неведомой силой волнуя,Сладкозвучные речи твои.Так лепечут бессонные струи,Так весенние плещут ручьи…Да, твой образ остался со мною.Он не скоро уйдет от меня.Ароматов обвита волною,Ты пришла ко мне вместе с весною,В мое сердце тоску зароня.

«Мировою волною подхваченный…»

Мировою волною подхваченный,Я на пенистый гребень взнесен;Не жалею о воле утраченной,Не страшит меня вечности стон.

Знаю участь мою неизбежную,Всем нам доля одна суждена.Так влеки ж меня в даль безбережную,Уноси, мировая волна!

Над пучиной мятежно-сердитоюБудет славить мой пламенный стихОбреченные мне АфродитоюРозы уст прихотливых твоих.

Песнь торжественная на возвращение Гумилёва из путешествия в Абиссинию

Братья, исполнимте радостный танец!Прибыл в наш край из-за дальнего Понта,Славу затмить мексиканца, Бальмонта,С грузом стихов Гумилёв — африканец!Трон золотой короля МенеликаГордо отринув, привез он с собоюПояс стыдливости, взятый им с боюУ эфиоплянки пылкой и дикой.Славы Синбадовой гордый наследникРас-Мангашею пожалован в графы,Он из страны, где пасутся жирафы,Вывез почетный за храбрость передник.С буйволом бился он, львов истребитель;В битвах смирил непокорных адалей;В поисках новых неведомых далейЮным поэтам он лучший учитель.Перед героем слоны трепетали,Прятались в нору трусливо гиены,И преклоняли покорно колена,Ликом к земле припадали адали [62].Перьями страуса гордо украшен,С гривою льва над челом благородным,Пред крокодиловым зевом голодным,Грозно отверстым, стоял он, бесстрашен.И, возвратившись к супруге на лоно,Ждавшей героя верней Пенелопы,Он ей рога молодой антилопыС нежной улыбкой поднес благосклонно.

Дочери