Александр Перфильев - Стихи Страница 28

II. «Дворец изящной балерины…»

Дворец изящной балерины,Пыль городская на траве,И цирк с мечетью воедино,Петровский домик на Неве —

Сумбур, издревле нам присущий,Нет, мы не Запад, не Восток…Уже не сдержит «Стерегущий»В кингстоны хлынувший поток…

Он неуклонен, неизменен,Никто не избежит его,С балкона призывает ЛенинК уничтожению всего!

Мост Троицкий, направо крепость,И сумасшедших дней бедлам…Смешалась новых дней нелепостьС былым величьем пополам!

«Сейчас у нас все тонет в новизне…»

Сейчас у нас все тонет в новизне,Сок старых сказок и преданий выпит,И ласточки летят, но не в Египет,Не знаю я, куда летят оне.

Мир стал черствей, скучней и безучастней,Разжененный на горсть монет.Счастливый Принц сейчас вдвойне несчастней,И ласточек, тех прежних, больше нет.

Сказка

Л.О. Беку-Софиеву

I. «Жар-Птица вспыхнула и улетела…»

Жар-Птица вспыхнула и улетела.Ночь окунулась в утра серебро,И сказка, что продлиться не хотела,Оставила — а сказке что за дело?В руках Иван-Царевича перо.

И это все. И надо ль звать любовьюМинуты, заставлявшие мечтать?Перо дано, чтоб собственною кровьюПоследнюю страницу дописать.

II. «Я — Серый Волк. Царевич, сядь скорее…»

Я — Серый Волк. Царевич, сядь скорее,И в шерсть косматую мне урони слезу,И я тебя по волчьему жалея,От обманувшей сказки увезу.

И будет нам в дороге дальней снитьсяВ полях, в лесах, среди морей и рек —Тебе — не улетавшая Жар-Птица,А мне — что я не Волк, а Человек.

Да, мы с тобой, увы, не едем в гости,Ты не горюй, все это ничего.Ты взял перо, а я и жалкой костиЕще не получил… ни от кого!

III. «Нет ничего, а только что-то…»

Нет ничего, а только что-то,Мерцающее в серой мгле,И ожидание расчетаЗа прожитое на земле.

За все, что было счастьем, илиОсыпалось, как пустоцвет,За всех — кого мы не любили,Иль зря любили много лет!

Рождество («Оно уж не такое — Рождество…»)

Оно уж не такое — Рождество,В снегах, в сугробах, аромате хвойном,И свечи, что горят ни для кого,Как будто бы поминки по покойном.

Мерцающие бледные огни,Как стали вы сейчас бледны и жалки,И наша жизнь похожа в эти дниНа Сольвейг, задремавшую у прялки…

Буравит море пароходный винт,И вал на вал, вскипая, громоздится,А Сольвейг спит… Ей это море снится,Где позабывший про нее Пер Гинт,Который никогда не возвратится…

Ваше имя

Всегда со мной — в работе и покое,На улице, иль в комнате моей,Певучее и нежное такое,Созвучие из солнечных лучей.

Всегда во мне, как огненное пламя,Горящее бессменно — день и ночь,Поющее в душе моей стихами,Зовущее все в жизни превозмочь,И в шепоте, и в шорохе, и в дыме,В движении, в безмолвии, во сне —Что может быть прекрасней и любимей,Чем это гармоническое имя —Поющее, живущее во мне!

О розе, обратившейся в сонет

Виктории Григорьевне Мондич,

с благодарностью и симпатией

Стихи и розы в нынешние дниСозвучны сердцу чудаков немногих…Средь современных радостей убогихКто ценит их? Кому нужны они?

Но ваша роза — алые огни —Протянутая жестом королевыПоэту, позабытому, в тени, —Какие в ней волшебные напевы!

И если даже жест был ради жеста,То красота осталась красотой,А роза — воплотившейся мечтой,Которой в жизни не осталось места…Но этот жест был оценен поэтом,И роза возвратилась к вам сонетом.

«О них — о вас…»

О них — о васНевольники судьбы…Не тех, сейчасРастущих, как грибы,СоцреализмомЗапрудив печать…Хочу… о тех,Кто вынужден молчать.Не всяк из нихСинявский, Даниэль…А кто притих,Кто сник, забился в щель?Кто не нашелНи капельки тепла?Кто пишет в стол…А если… нет стола?

Диккенс

Ввечеру, когда чайник поет,И плиты накаляется круг,В мою комнату Диккенс войдет,Молчаливый, внимательный друг.

Со двора через шторы — лучи,Там луну обнимает мороз,И стрекочет сверчок на печи —Впрочем, нет, не сверчок, а склероз.

Одиноко мое Рождество,И поет мне морозная мгла:Ты не жди никого, ничего,Крошка Доррит у нас умерла…

«А май все тот же. Только мы не те…»

А май все тот же. Только мы не те.Спадают вниз лиловые сирениВ своей совсем ненужной красотеКоротких и обманчивых мгновений.

Она пройдет, сиреневая муть,Слетит с кустов сияющее пламя,Нам остается только вниз взглянутьХолодными, спокойными глазами.

И затоптать лиловую метель,Как топчем все, что в сердце отзвучало,Пока еще не убрана панель,И новое цветенье не настало!

«Благодарю за дружескую нежность…»

Викушке

Благодарю за дружескую нежность,О, если б знали, как она бодрит!Она смягчает боли неизбежность,Пред нею все тревожное молчит!

В ней чувствуешь всегда руки пожатье,Хоть не любимой, но такой родной,И вспоминаешь цвет и шорох платья,Как остро может вспоминать больной.

Любви не надо, мы любили много,И тех и тех, неведомо, за что.В любви есть ревность, ревность в смерть дорога,А в нежности все тихо, все от Бога,И вы нежны, спасибо вам за то!

Новый год

Еще стреляют где-то вдалеке,Но погасают фейерверков брызги,Смолкает шум в соседнем кабаке,И музыки назойливые визги…

Вот Новый Год пришел из кабака,И развалился, пьяный, пред рассветом,Но зря его художника рукаРисует ангелочком неодетым…

Он не младенец, нет, наоборот,Опять заплачут матери и вдовы,Он много горя миру принесет,Пока ему на смену не придетЕще старее и страшнее — новый!

«Хотя давно к природе мы глухи…»

Хотя давно к природе мы глухи —Да и природы голос тих и робок, —Люблю, когда весною петухиПоют среди асфальтовых коробок.

Они певцы ветхозаветных дней,Вражды не знавших и политиканства,И все, что полагается весне,Носило отпечаток постоянства.

Но то была не косность, а покой,К прогрессу не мешавший нам стремиться,Не лучше ль было в тишине такойЛюбить и петь, работать и учиться?

Теперь мы отошли от тишины,Преодолели все — пространство, космос,Но в глубине души осужденыНа пустоту, неверие и косность.

И поднимаясь к звездам и лунеПри помощи тончайших вычислений,Не знаем мы рожденных в тишинеКрылатых дум и чистых вдохновений.

И вот теперь, когда весна пришла,И все вокруг оделося зеленым,На Пасхе мне звучат колоколаНе радостным, а похоронным звоном.

«Вы вопросы себе задавали…»