Адам Мицкевич - Стихотворения и поэмы Страница 29

И ревновали мы поэтов к славе,

Еще гремящей там, в лесу и в поле,

Хотя не увенчал их Капитолий

Но рутовый венок, сплетенный жницей,

Лаврового венка милей сторицей.

* * *

От самого себя меня оборони!

Сквозь письмена твои я зрю в иные дни,

Как солнце сквозь туман, который золотою

Нам мнится пеленой, а солнце - слепотою.

Но тот, кто зрячей солнц, жемчужный тот туман

Воспринимает как очей самообман.

Лучом моей людской и солнечной зеницы

Пронзаю глубь твою, тянусь к твоей деснице

И.вопию: "Открой мне тайн твоих темницы!"

Узнай про мощь мою - ты равен только ей

Премудростью своей и волею своей.

Не знаешь своего начала? Так и племя

Людское своего не помнит появленья.

Чем занят ты? В себя извечно погружен.

И род людской - в своих делах погряз и он.

Для мудрости своей ты сам непознаваем,

И мы о нас самих в незнанье пребываем.

Не знаешь ты конца - и мы не можем знать,

Умеем, как и ты, делить, соединять.

Ты - разный, ну и мы умами несводимы,

Един? Ну что ж, и мы - сердцами мы едины.

Ты мощен в небесах, мы звезды числим там;

Всевластен на морях - мы бродим по морям.

Ты, что сияешь без восхода и захода,

Чем отличён, скажи, ты от людского рода?

Воюешь на земле и в небе с сатаной?

Воюем мы в себе и боремся с собой.

Однажды ипостась ты принял человека,

На миг - или таким ты пребывал от века?

[1835 - 1836]

РАСКАЯНИЕ ПРОМОТАВШЕГОСЯ

О, сколько вас, приятелей, подруг,

В очах, подобно звездам, промелькнуло.

К моим рукам тянулось столько рук!

Ни разу сердце к сердцу не прильнуло.

Проматывал я сердце, как казну

Младой транжир. Но должники, не каясь,

Сбежали. Можно ль ставить мне в вину,

Что стал приметлив, что остерегаюсь

Довериться сомнительным рукам?

Прощайте вы, прелестницы, прощайте,

Знакомцы юности - прощаю вам!

А крохи, уцелевшие на счастье,

До времени я прячу, юный мот.

Уже о старческом забочусь хлебе...

Нашел того, который часа ждет,

Чтоб отплатить с лихвою... Он на небе!

[1835 - 1836]

* * *

Прясть любовь, как шелкопряд нить внутри себя снует,

Источать из сердца, как льется из земли ручей,

Развернуть, как златобой, что из зернышка кует

Золотой листок; впитать в глубину души своей,

Словно ливни пьет земля; реять с ней среди высот,

Словно ветер; и раздать, как пшеница раздает"

Семена; и, словно мать, - пестовать среди людей.

И сравнится мощь твоя с полнотою сил природных,

А потом, как мощь стихий, разрастется мощь твоя,

А потом сравнится мощь с мощью соков живородных,

После - с силою людской, с мощью ангелов господних,

И сравняешься в конце со владыкой бытия.

1839, Лозанна

* * *

Над водным простором широким

Построились скалы рядами,

И их отраженья глубоко

В заливе кристальном застыли...

Над водным простором широким

Промчалися тучи грядами,

И их отраженья глубоко.

Как призраки дымные, плыли...

Над водным простором широким

Огонь в облаках пробегает,

Дрожит в отраженье глубоком

И, тихо блеснув, угасает...

Опять над заливом день знойный,

И воды, как прежде, спокойны.

В душе моей так же печально,

И глубь ее так же кристальна...

И так же я скал избегаю,

И так же огни отражаю...

Тем скалам - остаться здесь вечно,

Тем тучам - лить дождь бесконечно...

И молньям на миг разгораться...

Ладье моей - вечно скитаться.

Лозанна [1839 - 1840]

* * *

Когда мой труп садится перед вами,

В лицо глядит и тешится словами,

Душа не здесь, она давно с ним розно

О, далека в тот миг она и слёзна!

Есть и у мысли край ее родимый

То дивный край, и для меня он отчий,

У сердца моего там побратимы

И та родня ему дороже прочей.

Туда в разгар забот или забавы

Вдруг ухожу. Там запах медуницы,

Там на лугу, где по колено травы,

Со мной играют бабочки и птицы.

И светлая сбегает по ступеням,

Пересекает жито молодое,

И тонет в нем, и, выплывая с пеньем,

Встает на взгорье утренней звездою.

[1839 - 1840]

* * *

Полились мои слезы, лучистые, чистые,

На далекое детство, безгрешное, вешнее,

И на юность мою, неповторную, вздорную,

И на век возмужания - время страдания:

Полились мои слезы, лучистые, чистые...

[1839 - 1840]

УПРЯМАЯ ЖЕНА

Самоубийствами весьма богат наш век,

И если только человек

На берег выйдет погулять,

Встревожен чем-то - по всему видать,

И если плохо он одет, обут,

Речная стража тут как тут!

Решает, что пришел несчастный утопиться,

И, от души сочувствуя ему,

Спасает - и ведет в тюрьму.

Однажды человек над Сеною бежал

Против течения. Его жандарм поймал,

Спросив с официальным удивленьем,

Чем объяснить такое поведенье.

"Несчастье! - тот кричит, - спасите человека!

Моя законная жена

Упала в реку!"

На что жандарм ему ответствует резонно:

"Не знаешь, видно, ты гидравлики закона:

Утопленника вниз всегда несет теченье!

Против теченья ты несешься почему ж,

Когда бежать в обратном должен направленье?"

"Моей не знаешь ты жены! - воскликнул муж.

Не жизнь у нас была, а вечный спор!

Всегда все делала она наперекор,

И у меня теперь такое убежденье,

Что даже мертвая она плывет против теченья!"

1840

[БРИТО - СТРИЖЕНО! ]

Кто немного нездоров,

Приглашает докторов,

Кто ж серьезней захворает,

Тот знахарок приглашает,

А у них своя аптека

Вмиг излечат человека,

Ревматизм, чахотку, рожу

Иль желудка несваренье.

Глухота и глупость тоже

Поддаются излеченью,

Лишь упрямство, как ни бились,

Излечить не научились.

Жил под Згежем некий Мазур,

У него пропала сука

Сторож дома и лабаза.

Без нее в хозяйстве - мука.

Ищут, ищут, ищут всюду,

Но она - как знать причину?..

Вдруг сама вернулась... Чудо!

Выбрита наполовину!

"Негодяи! - вскрикнул Мазур,

Чтоб ее узнать не сразу,

Выкинули, черти, штуку

И побрили нашу суку!"

"Нет, она острижена,

Говорит ему жена,

Псов стригут, а эта брита?.."

Мазур смотрит ядовито:

"Ты - с лицом ладони глаже,

Бородатых обучаешь!

Бредни! Стыдно слушать даже!

А наш пан - как ты считаешь,

Как по-твоему? - старик

Лысину свою постриг?"

"А усат наш эконом,

Скажем прямо, словно сом,

Мне, пожалуйста, скажи ты:

Что же - стрижен или брит он?"

"Будь он проклят, этот сом,

Этот пан и эконом!

Мазур говорит сердито.

Хорошо, что сука дома,

Хоть чудовищно обрита..."

"Да, ты прав. Я тоже рада,

Говорит жена со вздохом,

Но, увы, признаться надо,

Что ее остригли плохо..."

"Ты о ножницах опять!"

"Ты о бритве вспоминать!

Повнимательней смотри ты

Видишь, стрижена!"

"Нет, брита!"

"Отчего же так неровно?

Это стрижка, безусловно!"

Так заспорили супруги...

Шум идет по всей округе,

Все смеются и галдят,

"Брито! Стрижено!" - кричат.

"Подойди, скажи, сосед,

Сука стрижена иль нет?"

"Подъезжай, еврей, скажи ты,

Разве сука не побрита?.."

Ксендз потом опрошен был,

Даже пан смотреть ходил.

Сей консилиум решил

Твердо и единогласно,

Что слепому даже ясно

Брита бедная собака...

"Поняла ли ты, однако?"

Муж спросил жену в дороге.

Нет ответа. На пороге

Сучку увидали вдруг.

"Здравствуй, мой побритый друг!"

А жена: "Как рада я,

Стриженая ты моя!"

Тут не выдержал наш Мазур.

Онемев от злости сразу,

Молча он жену берет

И к пруду ее несет.

Как с соленьями кадушку,

Окунул свою подружку.

Захлебнулась баба сразу,

Но во гневе страшен Мазур,

Он кричит: "Ну, что, жена,

Брита или стрижена?"

Задыхается бедняжка,

Но, как ни было ей тяжко,

Пальцы высунув наружу,

Словно ножницами, стала

Ими стричь под носом мужа.

Мазур в ужасе тогда

Прочь метнулся от пруда...

Добрела жена до хаты,

Бедный муж ушел в солдаты.

[1840]

ПОЭМЫ

ГРАЖИНА

Литовская повесть

Дул ветер - и холодный и сырой.

В долине - мгла. А месяц плыл высоко,

Средь круговерти черных туч порой

Ущербное показывая око.

Вечерний мир - как сводчатый чертог:

Вращающийся свод его поблек,

И лишь окно чуть брезжит одиноко.

Весь Новогрудский замок на крутом

Плече горы луною позолочен.

Поросший дерном вал высок и прочен.

Песок синеет. Тень косым столбом

Уходит в ров, где вздохи влаги сонной

Колеблют бархат плесени зеленой.

Спит Новогрудок. В замке тушат свет.

Лишь стражам, окликающим друг друга,

Ни сна на башнях, ни покоя нет.

Но кто внизу проносится вдоль луга?

Кто при луне закончить путь спешит?