Виктор Широков - Иглы мглы Страница 29

Евгению Винокурову

Заученность обычного мирка:прибавить здесь, тут разделить и вычесть;твоя возможность, в сущности, мелка:указано все правилами свыше.Сначала это нравится почтине думая, проводишь вычисленья;как вдруг тебя надумает постичьсвое, совсем особенное мненье.Ты не согласен просто так решать,пытаешься постичь первоосновуделаешь столь нужный первый шагк своей догадке, к верной мысли, к слову…Доска крошится острием мелка…Пыль сыплется, и возникают цифры…Уже твоя возможность не мелка,уже видна, как подоплека в цирке,разгадка тайного, начало всех началгеометрическая сущность мира;и — ученик — становишься на чассоздателем неведомого мира.Ты сам его открыл, своим путемдошел, отбросив истины чужие;чтобы потомок как-нибудь потомотверг его, свои напружив жилы.Дерзает несогласный с прежним бог,свои догадки проверяя смело.Мир вечен, потому что вечна смена.В движении движения залог.

Павлу Антокольскому

Переулок Сивцев Вражек.Сколок сказочных речей.В этот каменный овражекчеловеческий ручейзатекает… Здесь — заказникзданий, мыслей и фонем.Чувств непреходящих праздникздесь витает надо всем.По булыжинам горбатымЗдесь влеклась арба невзгод.В переулке за Арбатомптица Вымысла живет.Я иду к поэту в гостичерез страны и векаи густых метафор гроздьятак и сыплют с языка.Расписной, как тульский пряник,льнет и ластится косяк…Сивцев Вражек, я — твой данник.Получи сполна ясак.

Дорога в Болдино. Онавела влюбленного поэтачерез миры и временав надежде истины и света.Был за спиною Петербург,кругом — кордоны и холера;но не сгибался гордый духи оставалась стойкой вера.Какая — скажут — красота,когда взамен речей свободныхлишь рев рогатого скотада блеянье овец голодных?!Соломы нет. Одна труха.Льет дождь, не зная перерыва.И нет преступнее греха,чем суесловные порывы.Но не бывает нем поэт,пока сердца для чести живы.И нарушается запрет,и тленны рыцари наживы.И вновь, связуя времена,сквозь Арзамас автобус катит…Дорога к Пушкину длинна.Всей жизни, может быть, не хватит.

Неясно над Пушкиным небо.Опять фонари не горят.И словно в бездонные недрашел металлический взгляд.Но скажешь ли, что безучастенсейчас он к стихии людской:вне споров, удач и несчастийнавек вознесен над толпой?!Затем ли все шире дорогак нему; и по ней мы идем;что скрыта живая тревогаза этим обветренным лбом?В любую эпоху и эрупоэт не боится свинца.К барьеру, к барьеру, к барьерудоносчика и подлеца!Пока не окончена дума.Пока еще тесно в груди…И вечности черное дуло,как слава, еще впереди!

Лежит раскрытая тетрадь.Текут стихи простым размером.Как просто взять и написать:"я знаю, жребий мой измерен…"За веком пролетает век.Но столько Правды было в этом,что повторяет человекпроизнесенное поэтом!

Было холодно. Я без пальтопоспешал вдоль чугунной ограды;да и что изменяет порядок,если жизнь, словно цирк шапито,сквозняку изначально подвластна(рвется запросто жесткий брезент);это в юности — приз и презент;тряска — чем не лекарство и ласка.Было холодно не оттого,Что бежал одинокий и сирыйдух боялся словесных усилийнепременно представить егов виде куце подстриженных строчек,перевязанных бантиком рифм…Пусть браним мы себя и корим,но еще неприглядней подстрочник.И в ознобе тревоги слепойя пиджак запахнул потеплее.Продолжайся и длись, эпопея.Если певчий, то мерзни и пой!

Снегирек, снегирек,свой подай голосок!Снегирек посажен в клетку.Красногрудый снегирек…Прыгает он редко-редко.Тихо в уголок залег.Он пшено не клюет.На рябину не глядит.Звонких песен не поет.Встрепенется и молчит.Неприступна клетки дверь.Каково ему теперь?Объяснили мне, сказалиочень простенько:был он куплен на вокзаледальним родственником.О, веселье появленьяклетки в комнате!"Доченьке на удивленьезапакованаптичка-невеличкав палец ростиком…Пусть посмотрит, как отличномашет хвостиком".Снегирек забился тихо в уголок.Красноперый неподвижный узелок.Бусинка-глазок мелькнет-пропадет.Неужели он в неволе пропадет?Словно кровью, клетка мечена ржой.Я бы выпустил его, да — чужой.Я бы выпустил его — нагорит?!Да куда ж он, дурачок, полетит?Холода кругом стоят, холода.Эх, короткие вы, птичьи года!Снегирек, снегирек,редкий резкий голосок.

Вдруг заболели уши у меня.Я долго маялся, пока не догадалсязаткнуть их ватой. Целый день спокойноходил везде, лишь приглушенно слышадвиженье жизни… Музыкой казалисьшумы, а шорохи совсем исчезли.Воздушные шары так опадают,когда шутник иголкой их проткнет;лишь вялая резина на ветрубеззвучно парусит, напоминаяо бренности… Но наверху блаженствая вдруг подумал: "Что, если придетсяголовоногим вкрадчивым моллюскомвсю жизнь прожить, мечтая лишь о пище,о сне да тишине?.." Затычки прочья выбросил. Сверлом вонзилась больи тотчас же, голубушка, притихла.Биенье жизни гулко захлестнуломеня своей упругой полнотой.

Признаюсь вам: я долго был рабом…О нет, я не ворочал камня глыбыи не носил цепей, не бился лбом,как поначалу вы решить могли бы.Я не знавал капризов госпожии не был пленником одной известной страсти,что заставляет поступать в пажии стариков сплошной козырной масти.Раб вдохновенья, я десяток летгордился этой сказочной судьбою,но как-то понял, что заслуги нетв словах, не продиктованных тобою.Дарованное свыше — не позор,но мне сейчас куда дороже сталаспособность отличить от соли сор,в руде заметить крапинки металла.И я жалею, что не испыталвсех потрясений сумрачного быта,чтобы воскликнуть: "Гляньте, кем я стал!а кем я был… Все мной самим добыто!"

Я шел с товарищем, о чем-то рассуждал;о книгах, вероятно, о поэтах(кого-то вдохновенно осуждал,кого-то скупо ободрял, при этомвитийствуя…). Вдруг, обнажая страсть,лицо товарища предстало строгим ликом;он стал рассказывать, полуоборотясь,о сыне, языком почти великим.Слова простые, образуя связь,казались дивным стихотворным слитком;и разрезала губы, как алмаз,сказал бы я — волшебная улыбка!(О, детства сказочного золотая рыбка!)Я шел, как с вами, как сейчас иду;Свернул неторопливо в переулок…Стихи ли выпевались на ходу?.О чем-то мысль мелькнула… Мысль мелькнула.

Обожаю графику зимы.Эти ветви — черные на белом.Редкие прогалины земли,снежным заштрихованные мелом.Радуюсь рельефности мостов,разрезающих тяжелый воздух,свежести и нежности мазковкраскою, замешанной на звездах.

Дай мысль,дай формулу,дай жестиных не надобно торжеств!Пророк, восстань!Верши же суд свойво мне, в другом,во всех присутствуй!Как эта резкая весна,ручьев упругая возняпреображают незаметнотакой обыкновенный мир,так Время ставит молча метуна наши лица в этот миг.

А. Т.