Станислав Куняев - Стихи Страница 3

" Собаку переехала полуторка. "

Собаку переехала полуторка.Собака терпеливо умирала.Играли дети. Люди шли по улице.Шли мимо, а собака умирала.Я взял полураздавленного пса.Я удивился на жестокость эту,с проезжей части оттащил к кювету,где пёс скончался через полчаса.

Я прибыл в этот городок вчера.Гремели поезда. Мели метели.Здесь рано наступали вечера.Здесь на столбах плафоны не горели.Здесь рано наступали вечера…Заигранно, как старая пластинка,скрипели ставни, пели флюгера,в помойках возле каждого дворахрипели доморощенные динго.Им объявили смертную борьбу —придумали отстрелы и облавы.Здесь дети часто слышали стрельбуи знали, что она не для забавы,что будет безопаснее играть,ходить из школы, ездить на салазках…Естественно, кто думал о собаках,когда им приходилось умирать?!Я выглядел изрядным чудакомна местном фоне всей охоты псовой.Простительно. Я человек был новый,поскольку не был с городом знакоми с этой жизнью, зимней и суровой.

1963

ФЛАМИНГО

Л. Мартынову

Может быть, с Ганга, а может быть, с Индак Курьгальджинскому озеру прилетают фламинго.Не белые лебеди, не серые гуси —фламинго,единственные в Союзе.Может быть, с Инда, а может быть, с Гангаприлетают.Но странно, какая приманка,что привлекает их в этом озере дальнем,в этом климате, резко континентальном?А чудес в Кургальджинском районе немало,там шныряют ондатры, кричат пеликаны,словно угли под ветром, расцветают тюльпаны,и несутся полынною степью сайгаки,быстроногие, словно борзые собаки.Много редкостных тварей, много всяких диковин,только вот до фламинго — куда далеко им!Так хотел я увидеть в зарослях камышиныхэтих птиц, бело&розовых, длинноногих.Только очень нужны в Казахстане машины,только очень длинны в Казахстане дороги.Мне усталые говорили мужчины:— Нет, не можем никак предоставить машины.Вот отсеемся, свалим такую заботу,вот тогда приезжайте, устроим охоту.А покамест у нас установка иная,а пока не мешайте — у нас посевная.Я вздыхал, огорчённо фуражку снимая:— Да, конечно… конечно… Важней посевная! —Я случайно подумал: вдруг это несложнопосмотреть на фламинго.Вдруг это возможно…И ходил я по пашне за тракторамии в хозяйственные вопросы совался,всякими данными интересовался —весновспашкою, зябью, занятыми парами.И, сказать откровенно, в заботах серьёзных —в бытовых,в культмассовых,в хлеборобныхзабывал я этих красавиц сезонных,забывал я об этих телах инородных,Но ложился я спать — начинали мне снитьсяв тишине щитовых совхозных гостиницэлегантные, розовокрылые птицы,танцевавшие медленный&медленный танец…Вот и всё. Всё, что было. А я улетаю.Что не видел фламинго — не сокрушаюсь..Только жаль одного — насовсем улетаю.— Вы вернётесь? — Вернусь! (Простотак соглашаюсь.) —Пассажиры несут рюкзаки, чемоданы,и перед тем, как оставить земные заботы,все работы, райцентры и аэропорты, —поднимают в буфете литые стаканы.Самолёт пролетел над полтысячью речек,самолёт приземлился, подскочил, как кузнечик,а над ним проплывают всё мимо и мимооблака, бело-розовые, словно фламинго.Вот уже разбежались, взлетели. Качаюсьи в окошко гляжу. И с посёлком прощаюсь.До свиданья! Едва ли уже я увижуэту башню пожарную, ту саманную крышу.Дело в том, что сюда я уже не успею.Ну, а если успею, то всё это значит,что куда-то ещё я тогда не успею.Вот какая задача. А как же иначе?И поэтому, видимо, я оглянулся.И поэтому всем, тем, кто пашет, кто сеет,кто встречает кого-то,провожает кого-то,тем, кто просто стоит или просто глазеет,помахал я рукоюс борта самолёта.

1961

" От имени народа говорить — "

От имени народа говорить —великий дар, особая заслуга.Быть в центре осязанья, зренья, слуха,сказать слова — и страсти утолить.Но где найти тот высочайший слог,чтоб выразить такую монолитность,собрать в единый фокус многоликость?..Тут нужен гений или демагог.Мои друзья, вы все одарены.Товарищи, у вас ума палата,но отблеском подобного таланталбы ваши — явно — не озарены.Пускай читает приговор судьяот имени народа.Это правоимеет он. А нам полезней, право,поговоритьот имени себя.

1963

" Пишу не чью-нибудь судьбу — "

Пишу не чью-нибудь судьбу —свою от точки и до точки,пускай я буду в каждой строчкеподвластен вашему суду.

Ну что ж, я просто человек,живу, как все на белом свете.Люблю, когда смеются дети,шумят ветра, кружится снег.

Моё хмельное забытьё,мои дожди, мои деревья,любовь и жалость — всё моё,и ничему нет повторенья.

А всё же кто-нибудь поймёт,где грохот времени, где проза,где боль,где страсть,где просто поза,а где свобода и полёт.

1963

" С утра болела голова. "

С утра болела голова.Но хуже то, что надоеластаринная игра в слова,а я не знал другого дела.Не знал… Но к середине дня,к периоду полураспада,настала, к счастью для меня,пора большого снегопада.Снег возникал из ничего.Он падал. Нет, не то — не падал,но опускался на чело,но медленно и плавно плавал.И продолжением тропыбыл каждый шаг. И я поверил,что снег прекраснее травыи совершеннее деревьев.Был белый день. Был белым свет.Слетали хлопья с белых веток.Какое это чудо — след,твоей ноги неровный слепок!Снежок ладонями сожми.Коснись горячими губами.Возьми и поиграй в снежки,умойся белыми снегами.

1962

" Метель заходит в город "

Метель заходит в городкак запоздалый гость.Но чтоб пройти сквозь город,необходима злость.Многоэтажный ярусдомов. Углы, мосты…Метель приходит в яростьот этой тесноты.Нахлестывает хлесткозакутанных людейв квадратах перекрестков,в овалах площадей.Ей негде разогнатьсяна этих площадях,немного разгулятьсяна белых лошадях.Раскачивает знакинад черной мостовой,закручивает флаги,кружит над головой.Обламывает ветви,несется под уклон…Свистит на белом светеарктический циклон…Проигрывает в споре —и вот уже на спадвыходит в чисто поле,где никаких преград.Ни голоса, ни звука.Окончено вытье.И пропадает вьюга,как не было ее.

1962

" Среди декоративных насаждений "

Среди декоративных насаждениймной овладела жажда наслаждений.

Шагали по бульвару моряки.Акаций потемневшие стручкигремели на ветру, как погремушки.Толпа лениво берегом плыла.Гудели накрахмаленные юбки,как корабельные колокола.Казалось мне — я что-то потерял.

Без устали толкаясь и толпясь,сопя и деловито торопясь,на тесной танцплощадке танцеваликурортники.Как будто тасовалиДруг друга.«Очи чёрные» игралоркестр.А было очень жарко.Ладони тяжелели на плечах.Неутолённая светилась жаждав зелёных,чёрныхи в иных очах.Но, не найдя здесь ничего другого,я вскоре отошёл от частокола.Планеты поднялись на небосвод,планеты начинали свой обход.

У тяжкой железобетонной урныдва парня в окружении подругстояли.Чуть пощипывая струны,один из них привычным жестом рукнаигрывал уныло и устало.В ответ ему звучал ленивый смех.Потом одна плясала под гитару,трясла плечами и кричала «й-эх!».Неподалёку лаяла собака.Клубился крик. Там вызревала драка.

Я бесполезно в поисках ходил.Мне не было в тот вечер утоленья,и всё равно нигде не находилспокойствия и умиротворенья.Я вышел к океану.На пескибросали тень фанерные грибки.Гудела бухта.В темноте на нейкачались отражения огней.Мелькали рыбьи морды в глубине,топорщились решётчатые жабры,и в рыбьих мордах отраженье жаждыя увидал. Так показалось мне.Я сбросил куртку. Развязал шнурки.Гремели перезревшие стручки.А под моей ногой шипела пена,холодная и хрусткая, как снег.Волна откатывала постепенно,и угасал её нескорый бег.Я плюхнулся в волну.И стилем «брасс»поплыл…Я плыл, покуда глазловил огни.Покуда утомленьепришло ко мне — и умиротворенье.Я возвратился.Берегом плылатолпа.Пел громкоговоритель.Кругом торжествовала добродетель.Гармония царила и цвела,кустарники в ночи благоухали.Сограждане культурно отдыхали.Весь мир, освобождённый от страстей,был полон тишины и пониманьяпростых вещей, приятных новостейумеренного сосуществованья.Он пиво пил. Он не топтал газоны.Ходил в кино и соблюдал законы.Миролюбивы, благостны, нежны,слонялись кротко милиционеры.Их полномочья, функции и мерыв тот тихий вечер были не нужны.

1963