Николай Глазков - Избранное Страница 3

«Люди бегут на лыжах…»

Люди бегут на лыжах,Желая кому-то добра.Налет на цинковых крышахСолнца и серебра.Так лета пролетали.Хотелось хорошего мне б!Но цинком струит планетарийИзнанку каких-то неб.

Смотрит на город витрина,Ни холодно ей, ни тепло.Похоже на паутинуТреснутое стекло.Загромождено мелочамиТеченье большого дня.Люди не замечаютНи мелочей, ни меня.

Если добраться до истин,Ни одна трава не сорняк:Пусть бесполезны листья —Значит, польза в корнях!..Много стихов сочинил яПро то, как жизнь хороша.Пальцы мои в чернилах,Пальцы, а не душа!

Ворон

Черный ворон, черный дьявол,Мистицизму научась,Прилетел на белый мраморВ час полночный, черный час.

Я спросил его: — УдастсяМне в ближайшие годаГде-нибудь найти богатство? —Он ответил: — Никогда!

Я сказал: — В богатстве мнимомСгинет лет моих орда.Все же буду я любимым? —Он ответил: — Никогда!

Я сказал: — Пусть в личной жизниНеудачник я всегда.Но народы в коммунизмеСыщут счастье? — Никогда!

И на все мои вопросы,Где возможны «нет» и «да»,Отвечал вещатель грозныйБезутешным: — Никогда!

Я спросил: — Какие в ЧилиСуществуют города? —Он ответил: — Никогда! —И его разоблачили.

Бюрократы

Всем смелым начинаньям человекаОни дают отпор:Так бюрократы каменного векаВстречали первый бронзовый топор.

Им злоба затаенная дана,С какой они смотрели наПервого русского летуна,Когда тот прыгал с колокольни Ивана Великого.

Они иначе не могли смотреть,Их мысли были мелки и плохи,Они всю жизнь готовили мне смертьИ не печатали мои стихи.

«Жизнь — путевка в Сибирь…»

Жизнь —   путевка в Сибирь,И грехов отпущение,И морская вода.Жизнь люблю   не за быль,За одно ощущение —Взгляд, направленный вдаль.

«Книги в сонме лет летевших…»

Книги в сонме лет летевшихКак огни горят.О крушение потерпевшихКниги говорят,Что хотя валы гороюВились в общий вихрь,Но центральные героиНе тонули в них.

Мой любимый писатель

Мой любимый писатель еще не рожден,Он еще затерялся в веках.Я учителем сделал его и вождем,Для меня он Юпитер и Вакх.

И другие еще, но не только они.Он — еще, и еще, и еще.Он волнует, но впятеро больше манит,Как число, потерявшее счет.

Мой любимый писатель — и дьявол, и бог,И писатель минувших веков.Он Шекспир, Пастернак, Маяковский и Блок,Достоевский, Гомер и Глазков.

Антисонет

Опять классический сонетНавис проблемой для поэта,И от сонета спасу нет,И от сонета спасу нету…

Ты за сонет, а я — за нет.К чему поэзии все это?Долой сюсюканье сонета!Бросай сонеты в Лету лет.

Бросай сонеты, не зевай,Пускай они исчезнут в бездне.Другие жанры называйИ сочиняй другие песни.

Прими совет —Забудь сонет.

Стансы

Явления сужатьНе буду рубежи.Привыкли люди рассуждатьИ не привыкли жить.

Завязли в книжные лиманыИ утонули в иле.Как много вы прочли романовИ мало как любили!

Я хочу, чтоб все были поэтами,Потому что поэзия учит,Потому что Это мирНастоящих и лучших.

«Ночь легла в безжизненных и черных…»

Ночь легла в безжизненных и черных,Словно стекла выбил дебошир…Но не ночь, а — как сказал Кручёных —Дыр-Бул-Щил.

Под мостом легли густые тени,Распластав полозья плоских крыл.В это время хохотом хотенийМир химер художника покрыл.

И художник сам тому не верил,Расточая бисер дуракам,Но в такие дни обычный веерПоднимает ураган.

И художник, в море непогодыОжидая, миром овладел,И тогда сверкнули пароходы,Ночью — пароходы по воде.

«Я чувствую грохоты нашей планеты…»

Я чувствую грохоты нашей планетыВ Китае, в Испании, даже в Марокко.Не хочется быть поэтом,А хочется быть пророком.

Чудесная истина эта —Отнюдь не случайная фраза.Кто званья достоин поэта,Тот видеть сквозь годы обязан.

Не бойня обманутых нацийКровавыми буквами крупноЗаглавием книги событийНа грани веков зарябит,—

Напротив, иных ситуацийВ ту книгу войдет совокупность,Которая будет в зенитеИных исторических битв.

«Осторожно. Окрашено…»

Осторожно. Окрашено —И не вешать приказов:Сумасшествие ГаршиноЗалегло, как проказа.

На Помпеи ВезувияПоднимается лаваПо местам, где безумие,Совершенство и слава.

Ветер воется дующийВ паруса несвободы.Чепуха. Я войду ещеПод победные своды.

«Арабы, арбы, рабы…»

Арабы, арбы, рабы,Двугорбых верблюдов горбыСмешались в пустынной тоскеИ утонули в песке.

А желтое небо там,Как желтого цвета раб…«На базаре что хочешь продам», —Говорит арабу араб.

«Река текла в ожесточенье…»

Река текла в ожесточенье,Транжиря облаков труды,Ее поспешное теченье —Сокрытый умысел воды.

И не вникая в суть фразера,Что тратит воду, речь оря,Вода текла во все озера,А большей частию — в моря.

Дано ей снова превращатьсяИ в облака, и в снег пурги;Но я не буду возвращатьсяК тому, что было у реки.

Подражание древним

Ничего про женщину      не надо ведать,Кроме имени.Остальное можно видетьИли трогать.Имя женщины —      названье любви,А любовь —      лишь чувство без названья.

«Покуда карты не раскрыты…»

Покуда карты не раскрыты,Играй в свои миры.И у разбитого корытаНайдешь конец игры.

И, утомленный неборьбой,Посмотришь на ландшафт,И станешь пить с самим собойСтихи на брудершафт.

Баллада

Он вошел в распахнутой шубе,Какой-то сверток держал.Зуб его не стоял на зубе,Незнакомец дрожал.

Потом заговорил отрывисто, быстро,Рукою по лбу провел, —Из глаз его посыпались искрыИ попадали на ковер.

Ковер загорелся, и струйки огняПотекли по обоям вверх;Огонь оконные рамы обнялИ высунулся за дверь.

Незнакомец думал: гореть нам, жить ли?Решил вопрос в пользу «жить».Вынул из свертка огнетушительИ начал пожар тушить.

Когда погасли последние вспышкиЗатухающих искр,Незнакомец сказал, что слишкомПустился на риск.

Потом добавил: — Теперь мне жарко,Даже почти хорошо… —Головой поклонился, ногой отшаркалИ незаметно ушел.

«В созвездья линзами двоякими…»