Расул Гамзатов - Молитва Страница 3

Звезды

Перевод Я. Козловского

Звезды ночи, звезды ночиВ мой заглядывают стих,Словно очи, словно очиТех, кого уж нет в живых.

Слышу,с временем не ссорясь,В час полночной тишины:«Будь как совесть, будь как совестьНе вернувшихся с войны!»

Горец, верный Дагестану,Я избрал нелегкий путь.Может, стану, может, стануСам звездой когда-нибудь.

По-земному беспокоясь,Загляну я в чей-то стих,Словно совесть, словно совестьСовременников моих.

«Ночей и дней все нарастает бег…»

Перевод Я. Козловского

Ночей и дней все нарастает бег,В Путь Млечный перейдет тропа земная.Что завещать мне людям, белый снег,Что завещать им, лошадь вороная?

Что в дар оставить: к милости призыв?Иль зов к отмщенью, кровника достойный,Чтоб говорили: видел сны покойный,Под голову оружье положив?

Мы негодуем, мучаемся, любим,Я сам себе и раб, и государь,И, уходя, что мне оставить людям,Связуя воедино новь и старь?

Родов ли зависть, схожую с проклятьем,Вражду племен, коварство ли владык,Что должен я в наследство передать им,Покуда мой не окаменел язык?

Я не хочу, чтоб кровь лилась как ныне,И покорялся заново Кавказ.И кадий, необрезанный, в гордынеЗвал с минарета совершить намаз.

И, обращаясь с укоризной к веку,Я говорю:– Пусть тот из мусульманНе совершит паломничества в Мекку,Который даже не прочел Коран.

И, проникавший в роковые страсти,Настанет час —   я упаду с седла,Где нет числа канатоходцам власти,Канат высок, но низменны дела.

Горит светильник, что зажжен когда-тоМоим отцом вблизи ночных отар.И вместе со стихами —    сын Гамзата —Его я горцам оставляю в дар.

«Когда бы был Корану я обучен…»

Перевод Я. Козловского

Когда бы был Корану я обученИ приобщен к молитвам мусульман,Лицо к нагорным обращая кручам,Тебе бы я молился, Дагестан.

Но возле эмиратских минаретов,Где путь прервал верблюжий караван,Велением любви, а не заветовЯ за тебя молился, Дагестан.

Четверку белых лошадей окинувИ слушая притихший океан,В лучах закатав стане бедуиновЯ за тебя молился, Дагестан.

И видел я, но не с колен намаза,Как вновь забрезжил несказанный светИ, проходя по лезвию Кавказа,На равных с небом говорил поэт.

Был за грехи ничуть не преуменьшенЕго земной пожизненный уделОбожествлять в стихах одну из женщинИ чтить, как рай, отеческий предел.

«Всему свой срок приходит»

Перевод Я. Козловского

Всему свой срок приходит.Под уклонАрба моя с вершины покатилась.Молю, Всевышний,окажи мне милостьСвоих зимой избегнуть похорон.

За тем, чтоб на кладбище кунаки,Пронизанные стужей, коченели,И белые венчали башлыкиИх головы под вихрями метели.

Не дай, Аллах, мне умереть весной,Чтоб, отложив любовные свиданья,Невесты гор толпились предо мнойИ черными их были одеянья.

Даруй мне тайно умереть, Аллах,Чтоб четверо могильщиков умелыхБестрепетно в отмерянных пределахЗемле Кавказа предали мой прах.

Осознавать отрадно будет мне,Что друга не оставил я в кручине,А враг не оказался на коне,Лишившись вести о моей кончине.

Пусть спутники уверовают в то,Что я заснул под дождик колыбельныйИ вскоре догоню их на платоИль в каменной теснине сопредельной.

И бороду седую шевеля,Старик промолвит, глядя на вершину:– Я видел сам: в священную МединуУшел Расул проведать Шамиля.

И, улыбаясь, скажет обо мнеПравдивая красавица аула:– Я нынче ночью нашего РасулаСреди поэтов видела во сне.

«Мне жаль, что, как отец, я не владею…»

Перевод В. Коркина

Мне жаль, что, как отец, я не владеюБожественным Корана языком.Отец, тебя я на Коран беднее,Хоть средь людей не числюсь бедняком.

Муллою с детства не был я обученМолитвам предков. Не моя вина.Зато иные я познал созвучья.Иные имена и письмена.

Великий Пушкин. «Чудное мгновенье!..”«Я вас люблю…» Я, как в бреду, шептал.В тот миг к его живому вдохновенью,Как к роднику, губами припадал.

Прости, отец, что я сказать посмею:«Как жаль, что ты не повстречался с ним!Грущу, что ты на Пушкина беднее.О, как бы он тобою был любим!”

Мне зависть незнакома. Но, пожалуй,Прав, утверждая это, не совсем:Признаться, тоже завидно бывало,Когда, увы, я был, как камень, нем.

Когда? О, часто! Гостем безъязыкимПо свету шляться много довелось.Но в мире есть один язык великий —Поэзия!Ты с ним – желанный гость.

Понятен он и юноше и старцу,Когда Любовь поет, забыв про все.Шекспир, Петрарка, Гёте…Мне, аварцу,Ты новым братом стал, мудрец Басё.

Поэзия – Любовь. Иной причиныИскать гармоний, верь, в природе нет.Незримо сходит Бог в тот час с вершины,Когда Он слышит, что поет Поэт…

Но стережет нас светопреставленье —Зубовный скрежет, дикий вой и рык.На мир упало умопомраченье:Язык войной поднялся на язык.

Вражду смирить ничто теперь не в силах.Бог удалился, оскорбленный, прочь.А ты, Поэт? Удел твой – на могилахРыдать без слов, не зная чем помочь.

Нет, о любви ты петь уже не сможешь.Хоть и минует черная вражда.Убито сердце. Зря лишь растревожишь.В нем счастье не воскреснет никогда.

…Иной поэт придет невесть откуда,Мальчишка, шалопай, кудрявый бес.На языке Махмуда и НерудыСпоет Любовь.И Бог сойдет с небес.А что потом – неужто все по кругу?..

«О, шансов мы не упускаем…»

Перевод В. Коркина

О, шансов мы не упускаемПлевать минувшему вослед…А песнь иль злобу завещаем —Ужель о том заботы нет?

Мостов порушенных обломки —Наш путь. Он скорбен был и крут…Дай Бог надежду, что потомки —Где ложь, где правда – разберут.

«Равнодушно пройти не дают…»

Перевод В. Коркина

Равнодушно пройти не даютМне могил безымянных надгробья.Что печаль моя? – Прихотей зуд.Что тоска моя? – Стона подобье.

Шелестит на могиле трава.Что пред вечным безмолвием стою?Моя слава? – Слова, все слова.Мой талант? – Словоблудье пустое.

«Мать люльку качает в ауле…»

Перевод Я. Козловского

Мать люльку качает в ауле,А где-то под желтой лунойСвистят ненасытные пули,И вспять не вернуть ни одной.

Звучит колыбельная ночи,И где-то парит Азраил,У ангела смерти нет мочиСложить своих аспидных крыл.

И мать одержима любовью,А где-то родившийся деньВстает над дымящейся кровью,Бросая багровую тень.

И грудь обнажила над сыномГорянка в ауле опять.И где-то бредет по руинамОт горя безумная мать.

И множатся сонмы отрытых,Ощеренных рвов и траншей.И больше на свете убитых,Чем умерших смертью своей.И слышится стон лазарета,И снова палят и бомбят.И длится трагедия этаТысячелетье подряд.

Но каждой своей параллельюМир чает:придут времена,Как женщина над колыбелью,Склонится над ним тишина.

Двадцатый век

Перевод А. Вознесенского

Если б были чемпионаты,Кто в веках по убийствам первый —Ты бы выиграл, Век Двадцатый.Усмехается Век Двадцать Первый.

Если б были чемпионаты,Кто по лжи и подлостям первый —Ты бы выиграл, Век Двадцатый.Усмехается Двадцать Первый.

Если б были чемпионаты,Кто по подвигам первый —Нет нам равных, мой Век Двадцатый!Безмолвствует Двадцать Первый.

Я собственному слову не поверю,Когда не прозвучит оно в горах,Скитальцу в полночь не откроет двери,В глазах ребенка не рассеет страх.

Нет, не поверю даже на мгновенье,Когда оно красавице однойНе явится в глубоком сновиденье,Чтоб навсегда отнять ее покой.

Я не поверю собственному слову,Коль в колыбельной песне нет егоИ коль оно для тяжелобольногоВ последний час не значит ничего.

Нет, не поверю, как пустому звуку,В котором смысла не было, и нет,Коль на себя оно не примет муку,Чтоб эту землю заслонить от бед.

И лишь тогда поверю бесконечно,Когда горянки наши из ЦунтаЗатянут песню на родном наречье,Гортанном, словно бурная вода.

Когда на скалах Грузии соседнейЗапляшет лань, внимая голосам,Когда за песню золотом осеннимЗаплатят щедро горные леса.

Магнитные дни