Педро Кальдерон - Жизнь - это сон Страница 3

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Астольфо, солдаты, Эстрелья, придворные дамы.

Астольфо

Лишь рассеяли туманы

Очи, равные кометам,

Сразу трубы-барабаны

Стали славе их ответом.

Песней птицы и фонтаны

Огласили все кругом,

И в восторге неземном

Славит лик ваш нежно-бледный

Птиц крылатых голос медный,

Медных труб крылатый гром.

Так встречают вас, сеньора:

Пушки вам палят, услада,

Птицы вам поют, Аврора,

Трубы вам гремят, Паллада,

И цветы цветут вам, Флора.

Ибо, затмевая светом

День, прогнавший ночи тени,

В сне Аврора, Флора летом

И Паллада средь сражений,

Вы - услада в сердце этом.

Эстрелья

Если б мерили слова

На поступки и деянья,

Вы б отважились едва

На такие излиянья:

В них - непрочная канва.

А торжественные встречи

Мне наскучили, не скрою:

Ведь всегда в противоречье

Обращение со мною

И любезность вашей речи.

Лишь тому, кто без креста,

Лишь обманщику пристало,

Чья известна клевета,

Чтобы славили уста,

А сознанье убивало.

Астольфо

Эстрелья! Хоть до сих пор

Я заслужил у вас

Только такой приговор,

Послушайте мой рассказ:

Я вам разъясню наш спор.

Умер Эусторхио Третий,

Польский король; на трон

Басилио сел; на свете

Имел двух наследниц он;

Одною был я рожден,

А вы рождены другою.

Клорилене, та, что судьбою

Введена в чертоги иные,

Где звезды ее золотые

Тешат своей игрою,

Старшей была; и ей

Были вы дочь родная;

Вторая (пусть много дней

Дарует ей бог!) - вторая

Матерью стала моей.

Ресизмунда в Московии где-то

Вышла замуж. Родился я там.

Чтобы все было ясно вам,

Я коснусь другого предмета.

Как и все под луной, годам

Неумолимо подвластен

Басилио; более страстен

К наукам, чем к женщинам, он

Овдовел бездетным, и трон

Наследуем мы, кто причастен

К роду его. Сестрою

Старшею вы рождены;

А я, хоть рожден второю,

Мужчина, и вы должны

Здесь отступить предо мною.

Рассудить нас в таком сомненье

Мы просили у дяди;

Обещал он обдумать решенье

И созвал нас, чтоб правды ради

Здесь привести в соглашенье.

Не зная надежды иной,

Я покинул Московии дали.

Я вам не грозил войной,

Но вместо этого стали

Вы воевать со мной.

Ах! Одного лишь я

Желаю сейчас безусловно,

Чтоб мудрый народ - судья

Нас рассудил полюбовно,

И чтоб вы, королева моя,

Королевою по условью

Моему назвались, и конец

Навсегда настал прекословью,

Чтоб достался мне дядин венец,

Вам - империя вместе с любовью.

Эстрелья

Столь изысканных слов елею

Как в душе не найти ответа?

Я б хотела, чтоб стала моею

Лишь затем империя эта,

Чтоб вручить ее вам. Но смею

Вас спросить: как могу поверить,

Что любовь моя вам желанна,

Раз вашу можно проверить

По портрету, что постоянно

На груди у вас? Что ж лицемерить?

Астольфо

Все открою, но не сейчас:

Для беседы нам не подходит

Весь этот трубный глас,

За сценой трубы.

Означающий, что выходит

Сам король... Он увидел нас.

Входит старый король Басилио со своей свитой.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и король Басилио со свитой.

Эстрелья

Фалес благомудрый...

Астольфо

Эвклид несравненный...

Эстрелья

Блеском планеты...

Астольфо

Ходом светила...

Эстрелья

Правишь разумный...

Астольфо

Правишь почтенный...

Эстрелья

Зная, что будет...

Астольфо

Зная, что было...

Эстрелья

Пути созвездий...

Астольфо

Судьбу вселенной...

Эстрелья

Позволь же, склонясь в умиленье...

Астольфо

Позволь же, упав на колени...

Эстрелья

Плющом вкруг тебя обвиться!

Астольфо

В ноги тебе поклониться!

Басилио

Дети! Вам в утешенье,

Видя ваше покорство,

Какое вы здесь явили,

Защиты прося без притворства,

Попытаюсь принять решенье,

Чтоб все им довольны были.

Сейчас постараюсь умело

Пространное это дело

Здесь разобрать; молчанья

Прошу лишь, а ваши желанья

Потом вы скажете смело.

Вы знаете (все внимайте

Словам моим: милые дети,

Польский двор достославный,

Ленники и вассалы),

Вы знаете, что давно я

Заслужил за многие знанья

Прозвище "благомудрый",

И, бросая времени вызов,

Кисти наших Тимантов

И мраморы наших Лисиппов

Объявили по всей вселенной

Меня великим Басильо.

Вы знаете, что наукам

Я предаюсь всечасно,

Что я математикой тонкой

У времени отнимаю

И вырываю у славы

Извечное их назначенье:

Каждый день открытия делать.

Ибо я, на таблицы глядя,

Столько нового вижу

В толще грядущих столетий,

Что время опережаю,

Мешая ему поведать

То, что я уже видел.

Эти снежные своды,

Стеклянные эти покровы,

Что солнце лучом освещает

И месяц серпом своим режет;

Эти алмазные сферы,

Эти хрустальные арки,

Где сверкают созвездья,

Где роятся планеты,

Это мои науки,

Это священные книги:

На их листах из алмаза,

В их сапфирных тетрадях

Письменами златыми пишет,

Узорными строками чертит

Небо людские судьбы,

Горькие или благие.

Я их так легко читаю,

Что духом слежу свободно

Быстрое их движенье

По своим путям и дорогам.

И было угодно небу,

Чтоб стал мой злосчастный гений

Разгадчиком тайных знаков,

Толкователем тайных строчек.

Лучше б сразу жизнь моя стала

Мишенью небесного гнева,

Чем быть источником бедствий.

Ибо для тех, кто несчастен,

Даже разум - острее кинжала,

И чья погибель - в познанье,

Тот сам себя и погубит!

Но об этом расскажут лучше

Не слова мои, а деянья,

И затем, чтоб вы им дивились,

Тишины попрошу я снова.

Клорилене, моя супруга,

Родила мне страшного сына,

На рожденье коего небо

Чудеса свои исчерпало.

До того как на свет прекрасный

Предстать из живого склепа

Материнского лона (ибо

Рожденье и смерть подобны),

Он множество раз являлся

В бреду и во сне роженице,

И мнилось ей, что свирепо

Плоть ее разрывает

Чудище в виде ребенка

И, в крови материнской купаясь,

Смерть ей несет, родившись

Человечьим чудищем века.

Когда начались родины,

Сбылись предсказанья неба

(Того, кто прочтет их тайну,

Никогда они не обманут).

Был гороскоп ужасен:

Солнце, омытое кровью,

Схватилось с луною бледной

В яростном поединке.

И, землю сделав барьером,

Два небесных светила

Хоть не мечом рубили

Огнем палили друг друга.

Ужаснейшее затменье

Из всех, что когда-либо солнце

Испытало, с тех пор как кровью

Оплакало смерть Христову,

Наступило в тот день; пожаром

Охваченное светило,

Казалось, сейчас забьется

В последнем своем пароксизме:

Мраком покрылось небо,

Стены домов дрожали,

Тучи прорвались камнями,

Реки разлились кровью.

В этих, постигших солнце,

Судорогах и корчах

Сехизмундо на свет явился,

Как признак проклятья неба;

Он матери стоил жизни,

Чем заявил жестоко:

"Человек я, коль злом плач_у_ я

За добро, что мне оказали".

Обратившись к моим наукам,

Поразмыслив, я понял ясно,

Что будет принц Сехизмундо

Заносчивым человеком,

Несправедливым владыкой

И нечестивым монархом,

Под властью коего станет

Королевство добычей раздоров,

Школой измены черной,

Академией всех пороков.

А он, влекомый безумьем,

Сжигаемый гневом и страстью,

И на меня поднимет

Руку, и пасть заставит

Короля к стопам его сына

(О чем со стыдом говорю я!),

И станут мои седины

Ковром под его шагами.

Кто же злу не поверит,

Когда это зло увидеть

Ему помогли науки,

Что к жизни его причастны?

Поверив предупрежденью

Судьбы, что веленьем неба

В своих роковых откровеньях

Пророчила мне страданья,

Я решил заключить в темницу

На свет рожденного зверя,

Чтоб узнать, имеет ли мудрый

Власть над звездами неба.

Огласили указ, что мертвым

Принц родился наследный,

И велел я построить башню

Средь скал пустынных и диких,

Куда б не нашел дороги

Даже рассвет, отвержен

Непроходимой стеною.

Объявлено было публично,

Что под страхом суровой кары

Запрещается приближаться

К зловещему этому месту,

И этот запрет был вызван

Тем, о чем рассказал я.

Там и живет Сехизмундо,

Жалкий, нищий и пленный,

И только е одним Клотальдо

Видится и говорит он.

Клотальдо учил его знаньям,