Александр Пушкин - Цыганы Страница 3

Вонзает в него нож.

               Алеко!

                             Умираю...

    Алеко, ты убьешь его!Взгляни: ты весь обрызган кровью!О, что ты сделал?

                             Ничего.Теперь дыши его любовью.

    Нет, полно, не боюсь тебя! —Твои угрозы презираю,Твое убийство проклинаю...

    Умри ж и ты!

Поражает ее.

                            Умру любя...

    Восток, денницей озаренный,Сиял. Алеко за холмом,С ножом в руках, окровавленныйСидел на камне гробовом.Два трупа перед ним лежали;Убийца страшен был лицом.Цыганы робко окружалиЕго встревоженной толпой.Могилу в стороне копали.Шли жены скорбной чередойИ в очи мертвых целовали.Старик-отец один сиделИ на погибшую гляделВ немом бездействии печали;Подняли трупы, понеслиИ в лоно хладное землиЧету младую положили.Алеко издали смотрелНа всё... когда же их закрылиПоследней горстию земной,Он молча, медленно склонилсяИ с камня на траву свалился.

    Тогда старик, приближась, рек:«Оставь нас, гордый человек!Мы дики; нет у нас законов,Мы не терзаем, не казним —Не нужно крови нам и стонов —Но жить с убийцей не хотим...Ты не рожден для дикой доли,Ты для себя лишь хочешь воли;Ужасен нам твой будет глас:Мы робки и добры душою,Ты зол и смел — оставь же нас,Прости, да будет мир с тобою».

    Сказал — и шумною толпоюПоднялся табор кочевойС долины страшного ночлега.И скоро всё в дали степнойСокрылось; лишь одна телега,Убогим крытая ковром,Стояла в поле роковом.Так иногда перед зимою,Туманной, утренней порою,Когда подъемлется с полейСтаница поздних журавлейИ с криком вдаль на юг несется,Пронзенный гибельным свинцомОдин печально остается,Повиснув раненым крылом.Настала ночь: в телеге темнойОгня никто не разложил,Никто под крышею подъемнойДо утра сном не опочил.

Эпилог

    Волшебной силой песнопеньяВ туманной памяти моейТак оживляются виденьяТо светлых, то печальных дней.

    В стране, где долго, долго браниУжасный гул не умолкал,Где повелительные граниСтамбулу русский указал,[2]Где старый наш орел двуглавыйЕще шумит минувшей славой,Встречал я посреди степейНад рубежами древних становТелеги мирные цыганов,Смиренной вольности детей.За их ленивыми толпамиВ пустынях часто я бродил,Простую пищу их делилИ засыпал пред их огнями.В походах медленных любилИх песен радостные гулы —И долго милой МариулыЯ имя нежное твердил.

    Но счастья нет и между вами,Природы бедные сыны!..И под издранными шатрамиЖивут мучительные сны.И ваши сени кочевыеВ пустынях не спаслись от бед,И всюду страсти роковые,И от судеб защиты нет.

1824

Примечания

Написано в 1824 г. и является поэтическим выражением мировоззренческого кризиса, который переживал Пушкин в 1823—1824 гг. Поэт с необычайной глубиной и проницательностью ставит в «Цыганах» ряд важных вопросов, ответа на которые он еще не в состоянии дать. В образе Алеко выражены чувства и мысли самого автора. Недаром Пушкин дал ему свое собственное имя (Александр), а в эпилоге подчеркнул, что и сам он, как и его герой, жил в цыганском таборе.

Своего героя, романтического изгнанника, бежавшего, как и Кавказский пленник, в поисках свободы от культурного общества, где царит рабство, физическое и моральное, Пушкин помещает в среду, где нет ни законов, ни принуждения, никаких взаимных обязательств. Пушкинские «вольные» цыгане, несмотря на множество точно и верно воспроизведенных в поэме черт их быта и жизни, конечно, крайне далеки от подлинных бессарабских цыган, живших тогда в «крепостном состоянии» (см. в разделе «Из ранних редакций», черновое предисловие Пушкина к его поэме). Но Пушкину надо было создать своему герою такую обстановку, в которой он мог бы полностью удовлетворить свое страстное желание абсолютной, ничем не ограниченной свободы. И тут обнаруживается, что Алеко, требующий свободы для себя, не желает признавать ее для других, если эта свобода затрагивает его интересы, его права («Я не таков, — говорит он старому цыгану, — нет, я, не споря, от прав своих не откажусь»). Поэт развенчивает романтического героя, показывая, что за его стремлением к свободе стоит «безнадежный эгоизм». Абсолютная свобода к любви, как она осуществляется в поэме в действиях Земфиры и Мариулы, оказывается страстью, не создающей никаких духовных связей между любящими, не налагающей на них никаких моральных обязательств. Земфире скучно, «сердце воли просит» — и она легко, без угрызений совести изменяет Алеко; в соседнем таборе оказался красивый цыган, и после двухдневного знакомства, «брося маленькую дочь» (и мужа), «ушла за ними Мариула»... Свободные цыгане, как оказывается, свободны лишь потому, что они «ленивы» и «робки душой», примитивны, лишены высоких духовных запросов. К тому же свобода вовсе не дает этим свободным цыганам счастья. Старый цыган так же несчастлив, как и Алеко, но только он смиряется перед своим несчастьем, считая, что это — нормальный порядок, что «чредою всем дается радость, что было, то не будет вновь».

Так Пушкин в своей поэме развенчал и традиционного романтического героя-свободолюбца, и романтический идеал абсолютной свободы. Заменить эти отвлеченные, туманные романтические идеалы какими-либо более реальными, связанными с общественной жизнью Пушкин еще не умеет, и потому заключение поэмы звучит трагически-безнадежно:

Но счастья нет и между вами,Природы бедные сыны!... . . . . . . . . . . . . . . . . . . .И всюду страсти роковые,И от судеб защиты нет.

Эти выстраданные Пушкиным глубокие мысли и чувства облечены в «Цыганах» в совершенную поэтическую форму. Свободная и в то же время четкая и ясная композиция поэмы, яркие картины жизни и быта цыган, насыщенные лиризмом описания чувств и переживаний героя, драматические диалоги, в которых раскрываются конфликты и противоречия, составляющие содержание поэмы, включенные в поэму посторонние эпизоды — стихи о беззаботной птичке, рассказ об Овидии — все это делает поэму «Цыганы» одним из самых лучших произведений молодого Пушкина.

Закончив поэму в октябре 1824 г., Пушкин не торопился с ее опубликованием. Во-первых, он думал еще обогатить критическое содержание поэмы, введя в нее речь Алеко к новорожденному сыну, в которой звучит горькое разочарование поэта в ценности науки и просвещения, того просвещения, которому Пушкин так искренне и преданно служил и до своего кризиса и после него, до самой смерти. Этот монолог Алеко остался недоработанным в рукописи (см. «Из ранних редакций»). Другой причиной задержки обнародования «Цыган» было, можно думать, то, что в это время (конец 1824-го и 1825-й г.) Пушкин уже преодолевал свой кризис романтизма, и ему но хотелось нести в публику столь сильное произведение, не выражающее уже его настоящие взгляды. «Цыганы» были напечатаны только в 1827 г, с пометкой на обложке: «Писано в 1824 году».

С. М. Бонди

Из ранних редакций

После стиха «В шатре и тихо и темно»:

Бледна, слаба, Земфира дремлет —Алеко с радостью в очахМладенца держит на рукахИ крику жизни жадно внемлет:«Прими привет сердечный мой,Дитя любви, дитя природы,И с даром жизни дорогойНеоцененный дар свободы!..Останься посреди степей;Безмолвны здесь предрассужденья,И нет их раннего гоненьяНад дикой люлькою твоей;Расти на воле без уроков;Не знай стеснительных палатИ не меняй простых пороковНа образованный разврат;Под сенью мирного забвеньяПускай цыгана бедный внукЛишен и неги просвещеньяИ пышной суеты наук —Зато беспечен, здрав и волен,Тщеславных угрызений чужд,Он будет жизнию доволен,Не зная вечно новых нужд.Нет, не преклонит он коленПред идолом какой-то чести,Не будет вымышлять измен,Трепеща тайно жаждой мести, —Не испытает мальчик мой,Сколь [...] жестоки пени,Сколь черств и горек хлеб чужой —Сколь тяжко медленной ногойВсходить на чуждые ступени;От общества, быть может, яОтъемлю ныне гражданина, —Что нужды, — я спасаю сына,И я б желал, чтоб мать мояМеня родила в чаще леса,Или под юртой остяка,Или в расселине утеса.О, сколько б едких угрызений,Тяжелых снов, разуверенийТогда б я в жизни не узнал...

Долго не знали в Европе происхождения цыганов; считали их выходцами из Египта — доныне в некоторых землях и называют их египтянами. Английские путешественники разрешили наконец все недоумения — доказано, что цыгане принадлежат отверженной касте индейцев, называемых париа. Язык и то, что можно назвать их верою, — даже черты лица и образ жизни — верные тому свидетельства. Их привязанность к дикой вольности, обеспеченной бедностню, везде утомила меры, принятые правительством для преобразования праздной жизни сих бродяг, — они кочуют в России, как и в Англии; мужчины занимаются ремеслами, необходимыми для первых потребностей, торгуют лошадьми, водят медведей, обманывают и крадут, женщины промышляют ворожбой, пеньем и плясками.