Александр Блок - Стихотворения 1904 года Страница 3

22 апреля — 20 мая 1904 (1910)

ВЗМОРЬЕ

Сонный вздох онемелой волныДышит с моря, где серый маякУказал морякам быстрины,Растрепал у поднебесья флаг.

Там зажегся последний фонарь,Озаряя таинственный мол.Там корабль возвышался, как царь,И вчера в океан отошел.

Чуть серели его паруса,Унося торжество в океан.Я покорно смотрел в небеса,Где Она расточала туман.

Я увидел Глядящую в твердь —С неземным очертанием рук.Издали мне привиделась Смерть,Воздвигавшая тягостный звук.

Там поют среди серых камней,В отголосках причудливых пен —Переплески далеких морей,Голоса корабельных сирен.

26 мая 1904

«В час, когда пьянеют нарциссы…»

В час, когда пьянеют нарциссы,И театр в закатном огне,В полутень последней кулисыКто-то ходит вздыхать обо мне…

Арлекин, забывший о роли?Ты, моя тихоокая лань?Ветерок, приносящий с поляДуновений легкую дань?

Я, паяц, у блестящей рампыВозникаю в открытый люк.Это — бездна смотрит сквозь лампыНенасытно-жадный паук.

И, пока пьянеют нарциссы,Я кривляюсь, крутясь и звеня…Но в тени последней кулисыКто-то плачет, жалея меня.

Нежный друг с голубым туманом,Убаюкан качелью снов.Сиротливо приникший к ранамЛегкоперстный запах цветов.

26 мая 1904

«Я живу в глубоком покое…»

Я живу в глубоком покое.Рою днем могилы корням.Но в туманный вечер — нас двое.Я вдвоем с Другим по ночам.

Обычайный — у входа в сени,Где мерцают мои образа.Лоб закрыт тенями растений.Чуть тускнеют в тени глаза.

Из угла серебрятся латы,Испуская жалобный скрип.В дальних залах — говор крылатыйТех, с кем жил я, и с кем погиб.

Одинок — в конце вереницы —Я — последний мускул земли.Не откроет уст Темнолицый,Будто ждет, чтобы все прошли.

Раздавив похоронные звукиРавномерно-жутких часов,Он поднимет тяжкие руки,Что висят, как петли веков.

Заскрипят ли тяжкие латы?Или гроб их, как страх мой, пуст?Иль Он вдунет звук хриповатыйВ этот рог из смердящих уст?

Или я, как месяц двурогий,Только жалкий сон серебрю,Что приснился в долгой дорогеВсем бессильным встретить зарю?

Около 15 июня 1904

«Вот он — ряд гробовых ступеней…»

Вот он — ряд гробовых ступеней.И меж нас — никого. Мы вдвоем.Спи ты, нежная спутница дней,Залитых небывалым лучом.

Ты покоишься в белом гробу.Ты с улыбкой зовешь: не буди.Золотистые пряди на лбу.Золотой образок на груди.

Я отпраздновал светлую смерть,Прикоснувшись к руке восковой,Остальное — бездонная твердьСхоронила во мгле голубой.

Спи — твой отдых никто не прерветМы — окрай неизвестных дорог.Всю ненастную ночь напролетЗдесь горит осиянный чертог.

18 июня 1904

«Вечность бросила в город…»

Вечность бросила в город     Оловянный закат.Край небесный распорот,     Переулки гудят.

Всё бессилье гаданья     У меня на плечах.В окнах фабрик — преданья     О разгульных ночах.

Оловянные кровли —     Всем безумным приют.В этот город торговли     Небеса не сойдут.

Этот воздух так гулок,     Так заманчив обман.Уводи, переулок,     В дымно-сизый туман…

26 июня 1904

«Город в красные пределы…»

Город в красные пределыМертвый лик свой обратил,Серо-каменное телоКровью солнца окатил.

Стены фабрик, стекла окон,Грязно-рыжее пальто,Развевающийся локон —Всё закатом залито.

Блещут искристые гривыЗолотых, как жар, коней,Мчатся бешеные диваЖадных облачных грудей,

Красный дворник плещет ведраС пьяно-алою водой,Пляшут огненные бедраПроститутки площадной,

И на башне колокольнойВ гулкий пляс и медный зыкКажет колокол раздольныйОкровавленный язык.

28 июня 1904 (1915)

«Я жалобной рукой сжимаю свой костыль…»

Я жалобной рукой сжимаю свой костыль.Мой друг — влюблен в луну — живет ее обманом.Вот — третий на пути. О, милый друг мой, ты льВ измятом картузе над взором оловянным?

И — трое мы бредем. Лежит пластами пыль.Всё пусто — здесь и там — под зноем неустанным.Заборы — как гроба. В канавах преет гниль.Всё, всё погребено в безлюдьи окаянном.

Стучим. Печаль в домах. Покойники в гробах.Мы робко шепчем в дверь: «Не умер — спит                    ваш близкий…»Но старая, в чепце, наморщив лоб свой низкий,Кричит: «Ступайте прочь! Не оскорбляйте прах!»

И дальше мы бредем. И видим в щели зданийСтаринную игру вечерних содроганий.

3 июля 1904 (Январь 1906)

«Поет, краснея, медь. Над горном…»

Поет, краснея, медь. Над горномСтою — и карлик служит мне:Согбенный карлик в платье черном,Какой являлся мне во сне.

Сбылось немного — слишком много,И в гроб переплавляю медь.Я сам открыл себе дорогу,Не в силах зной преодолеть.

Последним шествием украшен,Склонюсь под красный балдахин.И прогремят останки башенС моих довременных вершин.

И вольно — смуглая гадалка,Спеша с потехи площадной,Швырнет под сени катафалкаСвой воскрешающий запой.

Тогда — огромен бледным телом —Я красной медью зазвучу.И предо мною люди в беломПоставят бледную свечу.

4 июля 1904

ГИМН

В пыльный город небесный кузнец прикатил     Огневой переменчивый диск.И по улицам — словно бесчисленных пил     Смех и скрежет и визг.

Вот в окно, где спокойно текла     Пыльно-серая мгла,Луч вонзился в прожженное сердце стекла,     Как игла.

Все испуганно пьяной толпой     Покидают могилы домов…Вот — всем телом прижат под фабричной трубой     Незнакомый с весельем разгульных часов…

Он вонзился ногтями в кирпич     В унизительной позе греха…Но небесный кузнец раздувает меха,     И свистит раскаленный, пылающий бич.

Вот — на груде горячих камней     Распростерта не смевшая пасть…Грудь раскрыта — и бродит меж темных бровей     Набежавшая страсть…

Вот — монах, опустивший глаза,     Торопливо идущий вперед…Но и тех, кто безумно обеты дает,     Кто бесстрастные гимны поет,          Настигает гроза!

Всем раскрывшим пред солнцем тоскливую грудаНа распутьях, в подвалах, на башнях — хвала!Солнцу, дерзкому солнцу, пробившему путь,—Наши гимны, и песни, и сны — без числа!..

          Золотая игла!Исполинским лучом пораженная мгла!

Опаленным, сметенным, сожженным дотла —          Хвала!

27 августа 1904 (1915)

«Поднимались из тьмы погребов…»

Поднимались из тьмы погребов.Уходили их головы в плечи.Тихо выросли шумы шагов,Словеса незнакомых наречий.

Скоро прибыли толпы других,Волочили кирки и лопаты.Расползлись по камням мостовых,Из земли воздвигали палаты.

Встала улица, серым полна,Заткалась паутинною пряжей.Шелестя, прибывала волна,Затрудняя проток экипажей.

Скоро день глубоко отступил,В небе дальнем расставивший зори.А незримый поток шелестил,Проливаясь в наш город, как в море

Мы не стали искать и гадать:Пусть заменят нас новые люди!В тех же муках рождала их мать,Так же нежно кормила у груди…

В пелене отходящего дняНам была эта участь понятна…Нам последний закат из огняСочетал и соткал свои пятна.

Не стерег исступленный дракон,Не пылала над нами геенна.Затопили нас волны времен,И была наша участь — мгновенна.

10 сентября 1904