Андре Шенье - Ямбы Страница 3

VII

Когда войдет баран в пещерный сумрак бойни            И поглотит его проем —Отара, пастухи, последний пес конвойный            Уже не думают о нем.Мальчишки, что за ним, гоняясь, ликовали,            Красоток разноцветный рой —Они его вчера умильно целовали,            Украсив пестрой мишурой, —Не вспомнят про него, когда мягка котлета.            Что в бездне помощи искать?Мне ясен мой удел. Не надо ждать ответа.            Пора к забвенью привыкать.Как тысячу других, отрезанных от мира,            Назавтра, стадо поделя,Разделают меня и выкинут для пира            Клыкам народа-короля.А что могли друзья? Рукой родной и близкой,            Мой истомленный дух леча,В решетку передать случайную записку            Да золотой для палача…Живущий должен жить. Не мучайтесь виною.            Живите счастливы, друзья.Вам вовсе ни к чему спешить вослед за мною.            В другие времена и яОтвел бы, верно, взгляд от страждущих в неволе,            Не замечая скорбных глаз.Сегодня мой черед кричать от этой боли,            Да будет жизнь светла для вас.

VIII

·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·Живем и мы. А что ж. Наверно, так и надо.            Едим и спим в последний час.Покуда смерть-пастух выгуливает стадо,            Пока топор не выбрал нас,Тут сплетничают, пьют, мужьям очки втирают,            Ревнуют, пакости творят,За картами сидят и юбки задирают,            Кропают вирши и острят.Вон кто-то шар надул: он прыгает, летучий,            Набитый ветром, без помех,Как речи семисот пошлейших недоучек —            Меж них Барер ученей всех,А рядом мельтешат, острят и колобродят            Политиканы, болтуны.Но заскрипела дверь — и на порог выходит,            Среди внезапной тишины,Казенный поставщик кормов для тигров-судей…            Чье нынче выпало число?Кто ляжет под топор? И леденеют груди…            И облегченно: пронесло!Бесчувственный глупец, тебе — назавтра срок!            ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·   ·

IX

Погас последний луч, пора заснуть зефиру.            Прекрасный день вот-вот умрет.Присев на эшафот, настраиваю лиру.            Наверно, скоро мой черед.Едва успеет час эмалью циферблата            С привычным звоном пропорхнуть,За шестьдесят шагов, которым нет возврата,            Проделав свой недолгий путь,Как непробудный сон смежит мои ресницы,            И прежде чем вот этот стихВ законченной строфе с другим соединится,            Наступит мой последний миг:Войдет вербовщик душ, посланец смерти скорой.            Под гоготанье солдатниОн выкликнет меня в потемках коридора,            Где я отмериваю дни,Оттачивая строк карающие пики —            Коплю бессильные слова, —И рифма на губах затихнет в полувскрике,            Запястья стиснет бечева.Через толпу друзей по тесноте прохода            Проволокут меня силком.Я был одним из них до страшного прихода,            Но я им больше не знаком.Что ж, я пожил свое. Свобода побуждений,            Мужская честь и прямота,Святые образцы ушедших поколений,            Блаженства робкая мечта,Фемиды грозный лик над кровью преступленья,            Высокой жалости урок,Деянья старины, не знающие тленья,            Горячность дружественных строк —Их в мире больше нет! На что мне жить на свете,            Где верховодят ложь и страх?О трусы, только мы одни за все в ответе!            Прощай, земля! Прими мой прах.Довольно мешкать, смерть! Утишь мои мученья.            Ты впрямь, душа, погребенаПод грузом бед? Но жить — такое наслажденье!            И жизнь моя еще нужна.Кто честен — тот, судьбой гоним несправедливо,            Уже готовый в землю лечь,Не опускает глаз, и так же горделива            Его бестрепетная речь.Но если не дано изменчивой судьбою            Мечом потешиться в бою —Чернила под рукой, а боль всегда со мною.            Из них оружие скую!И если, Правота, ни помышленьем тайным,            Ни просто словом невпопад,Ни жестом, ни хотя б сомнением случайным            Перед тобой не виноват,И если жжет тебя больнее всякой боли            Тысячеустая хвалаДеяньям подлецов, ревнителей неволи, —            Спаси меня! В разгуле злаЯ мститель твой, я длань, разящая громами!            Уйти, не отстреляв колчан,Не растоптав в грязи, в стыду, в позоре, в сраме            Мерзавцев, сеющих обман, —Кладбищенских червей, дорвавшихся до тела            Несчастной Франции? Сюда,Мое перо, мой крик, мой гнев — пора, за дело!            Когда б не вы — что я тогда?Вы жаркая смола, питающая пламя,            Хоть факел выгорел до дна.Я в муках, но живу, я неразлучен с вами.            Надежды мощная волнаМеня несет. Без вас и жизнь — одна отрава:            Тоски ощеренная пасть,Соратники в ярме, палаческая слава            Лжеца, палаческая власть,Достойных нищета, изгнанников могилы,            Закона пакостная ложь…И в этом жить?! Ну нет! Всегда достанет силы            Всадить в себя кинжал! Так что ж?Неужто никого — почтить хотя бы словом            Полегших жертвами резниИ осушить глаза их сыновьям и вдовам,            Чтоб окровавленные дниПугали палачей упорством возвращенья,            Как неизбытая вина,Чтоб их нашла в аду трехвостка отомщенья,            Уже для них припасена?Чтоб плюнуть им в лицо, мученье их смакуя?..            Смерть, не стучись! Я отопру.Страдай, гневись, душа, отмщения взыскуя!            Плачь, Доблесть, если я умру.

Примечания

I

Когда-то страстный Архилох… — древние греки считали Архилоха (вторая половина VII в. до н.э.) великим лирическим поэтом. Сватаясь к дочери паросского богача Ликамба, Архилох получил грубый отказ. В отместку за это он осыпал Ликамба оскорбительными стихами, написанными новым размером — ямбом. Опозоренный Ликамб покончил с собой. (Здесь и далее прим. перев.)

II

Давид, Жак Луи (1748—1825) — знаменитый французский живописец-классицист, близкий друг Робеспьера, один из видных деятелей Конвента. Его кисти принадлежит картина «Смерть Марата». Прах последнего, по предложению художника, поддержанному Конвентом, был перенесен в Пантеон.

Барер де Вьёзак, Бертран (1755—1841) — член Комитета общественного спасения, видный деятель Конвента. Известен своим красноречием, равно как экстремизмом своих заявлений в Конвенте, снискавших ему прозвище «Анакреон гильотины». Участник Термидора, позднее эмигрировал в Бельгию.

Бриссо, Жак Пьер (1754—1793) — видный политический деятель, депутат Конвента, жирондист. Отправлен на гильотину по решению Конвента.

Да, женская рука… — имеется в виду Шарлотта Корде, убийца Марата.

Доволен Кальвадос — после убийства Марата ходил слух, что оно организовано жирондистами, укрывшимися в Кальвадосе.

Пелетье — Лепелетье де Сен-Фаржо, Луи Мишель (1760—1793) — видный деятель якобинцев. Заколот роялистом, так как был в числе депутатов Конвента, голосовавших за смертную казнь Людовику XVI. В январе 1793 года останки Лепелетье перенесены в Пантеон. Этот эпизод Великой французской революции запечатлен Давидом в картине «Последние минуты Мишеля Лепелетье де Сен-Фаржо».

Бурдон де ля Кроньер, Леонар (1754—1807) — член Конвента, враждовавший как с Робеспьером, так и с жирондистами.