Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2 Страница 3

13 февраля Феодосия

ПЛАЩАНИЦА

Ты одна за моей плащаницей,Как Мадонна с Голгофы, пойдешь;И забрызгает грязь колесницу,И подол твой, и блески калош.

Простынями больной потаскушкиВсё увешает небо февраль;И лабазы, трактиры, избушкиПлощадными словами печаль

Безысходную встретят малютки,Что рыдает за гробом навзрыд;И булыжник дорожный для шуткиЕй в подошвы вопьет свой гранит.

И не будет цветочков на крышке…И в наемной карете пасторИ босяк в шутовском сюртучишке,С треуголкой и факелом, взор

Ненадолго от черных шалевокОтвлекут, меж которыми спит,Как и в жизни смирен и неловок,Беспредельности жалкий пиит.

И не станут звонить колокольни,И венков с эпитафией нет,И старушке протявкает школьник:То непризнанный, видно, поэт!

Ты одна за моей плащаницейПоплетешься на тесный погост;Но не будь там подбитою птицейИ скажи мне с улыбкою тост.

И скажи мне: Как рада я, Толя,Как я рада теперь за тебя,Что твоя прекратилась неволя,Что ушел ты безумно любя.

Ты расскажешь лазоревой маме,Что оставил сестрицу одну,И за мною она с василькамиГолубыми отправит весну.

И ты выйдешь мне к двери навстречуЛучезарным серафом Отца,Поцелуем тебе я отвечу, –И блаженству не будет конца!

14 февраля Феодосия

РОЗОВЫЕ ЛЕСТНИЦЫ

По розовым лестницам небаСрывать голубые фиалкиВедешь ты меня из Эреба,И жизни прошедшей не жалко

Мне радостей творчества скорбных;Ты жить не хотела у прялки,Я долга верблюдом двугорбымВ подданстве не мог быть у палки.

Пустая гнела нас беседа,Унылые каркали галки,И горек был ломоть нам хлеба,Как будто седой приживалке.

И в неба граненого словаОт скуки я долго метал кий,И тело казнил я суровоИ жил наподобье весталки.

Но ты златорунного ФебаПризнала в верижнике жалком.По розовым лестницам небаСрывать голубые фиалки

Ведешь ты меня, и в гирляндыСвиваем мы небо без прялкиИ скачем, как встарь корибанты,В лазурных фиалок скакалки.

15 февраля Феодосия

РЫБКИНЫ КУПЛЕТЫ

Люби, твори и будь спокоен,И не катайся на изнанке,Не наноси себе, мой воин,В сердечный пряничек твой ранки!

И чтобы вес твой был удвоен,Стань хоть пасхальным поросенком!И обжирайся! Чтоб утроенБыл пай, указанный Розенком!

Будь хоть привратницы достоинСферичной, царственной осанкой,Будь отрубями хоть напоен,Но стань племянником германки!

Твоя же золотая рыбкаК тебе вернется без приманки,Без ритма шаловливой зыбки,Без слова сахарной баранки!

Теперь ей круглая улыбкаЛица и пухленькие ручкиВажней всего: устала рыбкаЛечить братишкины колючки!

16 февраля Феодосия

ТРИ ОСКОЛКА 

I

Сплетем из наших душ венкиУ тихо дремлющей рекиЗабвенья, а тела, спалив,Насыпем в глиняный ликиф,

Где птица вечности – павлин,И Агнец Божий, и дельфин,И между лозами АмурХитро сокрыты под глазурь;

И драгоценный черепокПоставим смело на челнок;Раздастся колокольный звон,И тихо тронется Харон.

3 февраля

II

Как дикий Иоанн Предтеча,Пророк – пустынник и теперь,Но не приходит издалечеГрехами отягченный зверь,

И в синеструйном ИорданеНе омывает плоти явь,И Агнец только в ИоаннеУзрит поруганный устав.

III

Нет истины нерукотворнойИ ложен творчества Завет,Но, слову вечности покорный,Священнодействует поэт.

И потому алтарь Господень,Где раздается плотский войЦиничного познанья своден,Он очищает бечевой!

18 февраля Феодосия

ГОЛУБОЙ ПИР 

I

Сегодня опять благосклонноРоняют вокруг чудесаМечты голубые затоны,Зовущие вдаль небеса.

Сегодня опять в небосклоныВоздушный кузов корабляУносит на юте «Беллоны»На пир голубой короля.

Овечек едва лишь рожденных,Кудрявых, атласных руна,Из бледных кораллов кессоны,Фестоны червонного льна,

Громадные, страстные грудиКрасавиц в лазурной фате,Жерла озлобленных орудий,Мессии на алом кресте,

Колонн голубых канелюры,Луга золотых орхидей,Твердынь грозовых амбразурыИ радуги пестрых цепей, –

Державному нищему нужныВ очей ненасытливый трюм:Без них он, калека недужный,Как сокол в неволе, угрюм!

II

Вот, вот он, синий, синий, синий,Слегка колышимый ковер,Разостлан до незримых линий,Что отуманивают взор!

Лишь слева пояс пурпуровый,Из глины низкая коса,Врывается стрелой суровойВ лазоревые чудеса,

Да в синей чаше серебристойСтруей влюбленная камсаКипит и блещет, как монисто,Как лунной пряжи полоса,

И серебристая чуларкаФонтаном плещется вокруг,Но ни одна рыбачья баркаНе простирает смертный круг.

Зато, о Боже, снег крылатый,Вихрясь на миллионах крыл,Оставил синие палатыИ всё подоблачье покрыл;

Зато, о Боже, покрывалоЛегло на свежую лазурьИ мерно в волнах колыхалось,Как незастывшая глазурь;

Зато, о Боже, диадемыТы обронил из чайных роз,Цветочной пылию ЭдемаПокрылся голубой наркоз!

III

Нет, не покрывало БожьеИ не блестки диадем,Не снежинки синю ложуПопадаются в ярем:

То крылатой, хищной братьиРаспростерлись тенета,То последнее объятьеПред потерей живота.

Острокрылые могилки,Двухклинковый ятаган,Альционы, звонокрылки,Черноперистый баклан

Завихрились, запрудилиБирюзовы небесаБриллиантовою пылью,Как метелиц волоса.

Сколько их! Считай-ка звезды,И червонный колосок,И усопших на погосте,И зыбящийся песок!

Ах, с алчбою человечьейАльционы в сереброПогружаются по плечи,И священное нутро,

Цель разбойничьих крылений,Цель, быть может, и всего,Туком дышащих мгновенийНаполняется легко!

IV

Не подобен ли белым пиратамНеобъятный Создателя мир,И не правит ли туком проклятымМирозданье нелепейший пир,

И не мне ли назначен символомАльбатрос, проглотивший кефаль,Что трепещет в кишечнике голом,Альбатрос, уносящийся вдаль;

И не я ли в груди, как Везувий,Создают от тоски и огня;И не я ли в искривленном клювеУношу золотое агня;

И не я ли всю рать альционов,И сребристую в волнах камсу,И земных и забережных троновДрагоценности в гроб унесу;

И не я ли, как хищник вселенной,Поглощаю из края и в крайИ прошедший, и мир нерожденный,И крылатыми созданный рай,

Поглощаю в грязи у дороги,Ненасытный, голодный всегда,Но уж насмерть усталые ногиНе расправит иллюзий узда!

17–18 февраля Феодосия