Евгений Евтушенко - Братская ГЭС Страница 3

Пирамида продолжает:

Но за рабство рабы не признательны.Несознательны рабы,несознательны.Им не жалко надсмотрщиков,рабам,им не жалко фараона,рабам, —на себя не хватает жалости.И проходит стон по рядам,стон усталости.

ПЕСНЯРАБОВ

Мы рабы… Мы рабы… Мы рабы…Как земля, наши руки грубы.Наши хижины — наши гробы.Наши спины тверды, как горбы.Мы животные. Мы для косьбы,молотьбы, а еще городьбыпирамид, — возвеличить дабыфараонов надменные лбы.Вы смеетесь во время гульбысреди женщин, вина, похвальбы,ну а раб — он таскает столбыи камней пирамидных кубы.Неужели нет сил для борьбы,чтоб когда-нибудь встать на дыбы?Неужели в глазах голытьбы —предначертанность вечной судьбыповторять: «Мы рабы… Мы рабы…»?

Пирамида продолжает:

A потом рабы восставали,фараонам за все воздавали,их швыряли под ноги толп…А какой из этого толк?Я,египетская пирамида,говорю тебе,Братская ГЭС:столько в бунтах рабов перебито,но не вижу я что-то чудес.Говорят,уничтожено рабство…Не согласна:еще мощнейрабствовсех предрассудков классовых,рабство денег,рабство вещей.Да,цепей старомодных нет,но другие на людях цепи —цепи лживой политики,церквии бумажные цепи газет.Вот живет человечек маленький.Скажем, клерк.Собирает он марки.Он имеет свой домик в рассрочку.Он имеет жену и дочку.Он в постели начальство поносит,ну а утром доклады подноситизгибаясь, кивает:«Йес…»Он свободен,Братская ГЭС!Ты жестоко его не суди.Бедный малый,он раб семьи.Ну а вотв президентском креслечеловечек другой,и если,предположим, он даже не сволочь,что он сделать хорошего сможет?Ведь, как трон фараона,без новшествкресло —в рабстве у собственных ножек.Ну а ножки —те, кто поддерживаюти когда им надо,придерживают.Президенту надоедает,что над нимчье-то «надо!» витает,но бороться поздно:в их лестикулаки увязают,как в тесте.Президент сопит обессиленно:«Ну их к черту!Все опостылело…»Гаснут в нем благородные страсти…Кто он?Раб своей собственной власти.Ты подумай,Братская ГЭС,в скольких людях —забитость,запуганность.Люди,где ваш хваленый прогресс?Люди,люди,как вы запутались!Наблюдаю гранями строгимии потрескавшимися сфинксамиза великими вашими стройками,за великими вашими свинствами.Вижу:дух человеческий слаб.В человекенельзяне извериться.Человек —по природе раб.Человекникогда не изменится.Нет,отказываюсь наотрезждать чего-то…Прямо,открытоговорю это,Братская ГЭС,я, египетская пирамида.

МОНОЛОГ БРАТСКОЙ ГЭС

Пирамида,я дочь России,непонятной тебе земли.Ее с детства плетьми крестили,на клочки разрывали,жгли.Ее душу топтали, топтали,нанося за ударом удар,печенеги,варяги,татарыи свои —пострашнее татар.И лоснились у воронов перья,над костьми вырастало былье,и сложилось на свете поверьео великом терпенье ее.Прославлено терпение России.Оно до героизма доросло.Ее, как глину, на крови месили,ну, а она терпела, да и все.И бурлаку, с плечом, протертым лямкой,и пахарю, упавшему в степи,она шептала с материнской ласкойизвечное: «Терпи, сынок, терпи…»Могу понять, как столько лет Россиятерпела голода и холода,и войн жестоких муки нелюдские,и тяжесть непосильного труда,и дармоедов, лживых до предела,и разное обманное вранье,но не могу осмыслить: как терпелаона само терпение свое?!Есть немощное, жалкое терпенье.В нем полная забитость естества,в нем рабская покорность, отупенье…России суть совсем не такова.Ее терпенье — мужество пророка,который умудренно терпелив.Она терпела все…Но лишь до срока,как мина.А потомслучалсявзрыв!

Прервала пирамида:

Я противвсяких взрывов…Навиделась я!Колют,рубят,а много ли проку?Только кровь проливается зря!

Братская ГЭС продолжает:

Зря?Зову я на память прошлое,про себя повторяя вновьстроки вещие:«…Дело прочно,когда под ним струится кровь».И над кранами,эстакадами,пирамида,к тебе сквозь мошкуподнимаю ковшом экскаваторав кабаках и боярах Москву.Погляди-ка:в ковше над зубьямизолотыеторчат купола.Что случилось там?Что насупленнораззвонились колокола?

КАЗНЬ СТЕНЬКИ РАЗИНА

Как во стольной Москве белокаменнойвор по улице бежит с булкой маковой.Не страшит его сегодня самосуд.Не до булок…Стеньку Разина везут!Царь бутылочку мальвазии выдаивает,перед зеркалом свейскимпрыщ выдавливает,примеряет новый перстень-изумруд —и на площадь…Стеньку Разина везут!Как за бочкой бокастойбочоночек,за боярыней катит боярчоночек.Леденец зубенки весело грызут.Нынче праздник!Стеньку Разина везут!Прет купец,треща с гороха.Мчатся вскачь два скомороха.Семенит ярыжка-плут…Стеньку Разина везут!!В струпьях все,едва живыестарцы с вервием на вые,что-то шамкая,ползут…Стеньку Разина везут!И срамные девки тоже,под хмельком вскочив с рогожи,огурцом намазав рожи,шпарят рысью —в ляжках зуд…Стеньку Разина везут!И под визг стрелецких жен,под плевки со всех сторонна расхристанной телегеплылв рубахе белойон.Он молчал,не утирался,весь оплеванный толпой,только горько усмехался,усмехался над собой:«Стенька, Стенька,ты как ветка,потерявшая листву.Как в Москву хотел ты въехать!Вот и въехал ты в Москву…Ладно,плюйте,плюйте,плюйте —все же радость задарма.Вы всегда плюете,люди,в тех,кто хочет вам добра.А добра мне так хотелосьна персидских берегахи тогда,когда летелосьвдоль по Волге на стругах!Что я ведал?Чьи-то очи,саблю,парусда седло…Я был в грамоте не очень…Может, это подвело?Дьяк мне бил с оттяжкой в зубы,приговаривал,ретив:«Супротив народа вздумал!Будешь знать, как супротив!»Я держался,глаз не прятал.Кровью харкал я в ответ:«Супротив боярства —правда.Супротив народа —нет.От себя не отрекаюсь,выбрав сам себе удел.Перед вами,люди, каюсь,но не в том,что дьяк хотел.Голова моя повинна.Вижу,сам себя казня:я был против —половинно,надо было —до конца.Нет,не тем я, люди, грешен,что бояр на башнях вешал.Грешен я в глазах моихтем, что мало вешал их.Грешен тем,что в мире злобствабыл я добрый остолоп.Грешен тем,что, враг холопства,сам я малость был холоп.Грешен тем,что драться думалза хорошего царя.Нет царей хороших,дурень…Стенька,гибнешь ты зазря!»Над Москвой колокола гудут.К месту ЛобномуСтеньку ведут.Перед Стенькой,на ветру полоща,бьется кожаный передник палача,а в руках у палачанад толпойголубой топор,как Волга, голубой.И плывут, серебрясь,по топоруструги,струги,будто чайки поутру…И сквозь рыла,ряшки,харицеловальников,менял,словно блики среди хмари,СтенькаЛИЦАувидал.Были в ЛИЦАХ даль и высь,а в глазах,угрюмо-вольных,словно в малых тайных Волгах,струги Стенькины неслись.Стоит все терпеть бесслезно,быть на дыбе,колесе,если рано или позднопрорастаютЛИЦАгрозноу безликих на лице…И спокойно(не зазря он, видно, жил)Стенька голову на плаху положил,подбородок в край изрубленный упери затылком приказал:«Давай, топор…»Покатилась голова,в крови горя,прохрипела голова:«Не зазря…»И уже по топору не струги —струйки,струйки…Что, народ, стоишь, не празднуя?Шапки в небо — и пляши!Но застыла площадь Красная,чуть колыша бердыши.Стихли даже скоморохи.Среди мертвой тишиныперескакивали блохис армяковна шушуны.Площадь что-то поняла,площадь шапки сняла,и ударили три разаклокоча,колокола.А от крови и чуба тяжела,голова еще ворочалась,жила.С места Лобного подмоклоготуда,где голытьба,взглядыписьмами подметнымишвыряла голова…Суетясь,дрожащий попик подлетел,веки Стенькины закрыть он хотел.Но, напружившись,по-зверьи страшны,оттолкнули его руку зрачки.На цареот этих чертовых глаззябкошапка Мономаха затряслась,и, жестоко,не скрывая торжества,над царемзахохоталаголова!..

Братская ГЭС продолжает: