Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Сборники стихотворений. Том 1 Страница 3

Маятник Божий

Я маятник неоценимый,Что из Создателя повисВ юдоль гармонии творимой,Я бледный восковой нарцисс.

Тысячелетья я качаюсьИз ада жизни в синий райИ в водах Леты отражаюсьПод сенью шепотливых вай.

Чем глубже в мерзкое болотоЯ ликом солнечным качнусь,Чем безответней душит кто-тоТебя во вследниках, Иисус, —

Тем выше силой отвращенья,Покрытый грязью, но живой,Взлетаю в синие владеньяЯ многострадной головой.

И только этот темно-синий,Всё повторяющийся взлетВ неискрыленные пустыниМне исцеление дает.

И снова маятник священный,Пророком зарываясь в грязь,Кромешный ад без переменыПытается с пустыней в связь

Мистическим символом слова,Примером девственным ввести,Но на Голгофе всё готово:Палач, нагайка и кресты.

Отец! Не забывай о сыне!И маятник, сорвав с оси,В Хаоса звездные пустыни,В пустыни синие снеси!

Ледяные пальмы

Сегодня вдруг, впервые в этот год,О страждущем опальном серафимеС улыбкой грустной вспомянул ГосподьИ душу, потухающую в схиме,Обрадовал цветами ледяными.

Засеребрились, засияли вдругВ убогих рамах ледяные пальмы,Акант, лилеи, бисер и жемчуг —Эдема сказка, за которой вдаль мыМечтанья душ направили опальных.

Такою пальмою и ты, поэт,Недолговечной на задворках жизни,Засеребрясь на миг, во цвете летУйдешь в ничто без горькой укоризны,Оставив слов жемчужины для тризны.

Такие пальмы создаешь и тыНа загрязненных стеклах рам тюремных,И вечности волшебные цветыНа миг склонятся к братьям тяжкошлемным,Напоминая о садах надземных.

Арлекинада

Я неуклонно, неизменноМечты вертящийся дервиш.Меня кровавой переменой,Меня ничем не поразишь.И с экстатическою пеной,Среди обуглившихся крыш,

Плясать я буду пред ковчегомИеговы вечной красоты,Пред нерожденным человекомМоей пророческой мечты,Пока для вечного ночлегаНе отыщу опять кресты

Кладбища, где цементной плинтыЛадонь мой торопливый бегВдруг оборвет, где гиацинтыПосадит сторож из калек,Где вспомнишь, наконец, что сын тыТворца, убогий человек!

Любимый сын! В чаду похмелья,Но творчески блюдя аршин,Художника полишинеляОн создал, – и любимый сын,Очнувшись, узрел на постели,Что он нелепый арлекин!

Да, да, я шут Творца вселенной,Мечты нетленной корибант,От непосильного согбенный,Но волею почти Атлант,И потому мечты нетленнойТебе создался фолиант!

Моих восторгов побрякушки,Моих эпитетов нектар,Метафор и гипербол пушки,И вдохновения пожар,И рифмы милые гремушкиСкрывают, что нелеп и стар

Узор Твоих жилых угодийИ смысл головоломных рун,Что всё мучительно в природеИ неприемлемо без струн,Что без шута Твоей пагодеИ истуканам карачун.

Да, я, полишинель Иеговы,Неизлечимый мира сплинЛечу символами, – и новый,Всё новый будет арлекинБелить красавице суровойГнилые щеки… Дзинь, дзинь, дзинь!

Отходящий

К тебе я, нежной, белоснежнойИ безбережной,Прихожу,Тебе я, тихой и великой,Волшебноликой,РасскажуО том, как пели явь свирелиВ родном ущельи,Где княжуЯ словом тленным несомненно.Склоня колена,НанижуЯ слов безглавых и лукавыхЖемчуг кровавый.ПокажуЯ в струйке алой, многопалойТебе кораллыИ рубин.И ты без гнева, королева,Из синя чреваИ пустыньХоть издалече мячик речи,Расправив плечи,ПерекиньМне, трубадуру. – Брось лемуруСвою бандуру,Властелин!И стань пророком синеоким,Мечом жестокимОбезглавьЗемли проказы: жизнь экстазыЗадушит сразу,Как удав.Оставь сирену, злобы пенуИ яви стену,Всё оставь.На дне могилы стебель хилыйОставь бацилле,Возроптав,А сам свободный в храм ГосподнийКорабль бесплодныйПереправь!

Невралгия

Часто, часто ураганыУ меня ревут в мозгу.Чернокрылые бакланы,На скалистом берегуРаскаленных полушарий,Прихотливый лабиринтКлювом пьют, как шкипер старыйОдуряющий абсинт.Но лишь медная кастрюляЗолотой прольет потокЧерез тучи, как козуляИз пещеры скок, скок, скок!И двойные алебардыБыстроногой нимфы горИз угрюмых гротов бардаВыметают этот сор.И тогда уж постоянноТополь, острая как меч,Наподобие экранаОкружает мозга печь.Тополь в пепельной рубашке,Не стыдливая и без,И под листья стаи пташекК ней спускаются с небес.Там воробушка мохнатый,Чижик-пыжик, чик-чирик!Там и ласточки стрельчатойИже херувимский крик!Крики, визги, ликованьеБрызжут к синим небесам,Но рыдает от страданьяРастекающийся храмИ в помятые подушкиПогружает купола.Но усердные пичужкиЗачирикают дотлаНа престоле ларчик гостий,Кубок крови пролитой…Погоди же, на погостеБудет и тебе покой!

Минуэт

Купол серебристо-синийНа Атлантах распростертых.Серебристо-свежий инейОкаймляет натюрморты:Тын и теплый стог соломы,В кольях черных огород,И мужицкие хоромы,И оглобли у подвод.Иней стелется по сизойГорных великанов коже,И деревья, как маркизы,Как сановные вельможи,В перепудренных, кудрявых,Церемонных париках,В сочетаниях лукавых,На шелковых каблуках,В шаловливом минуэтеИзвиваются на лонеСиних холмов, где в каретеЗолоченой и в коронеДревний, самый древний в мире,Едет золотой король.И вокруг него всё ширеКопья блещут и пароль,Светом брызжущий, несется,Пронизая всё вокруг,Как пронзает тьму колодцаЗлатом шитая хоругвь.Только холодно и жуткоМне в оранжерейной клетке,И серебряные шуткиЗа оранжевые ветки,За кусочек неба синий,Синий, синий, италийский,Я отдал бы этот иней,Эти жемчужные низки!

Ноктилюка

Море! Лазурное море, поведай,Было ль когда ты счастливою Ледой,Грудию синей поило ль Зевеса,Жемчугом уст распахнуло ль завесуМантии звездной безбрежного Бога,Лилось, струилось ли Млечной Дорогой?

Нет, никогда бирюзовые дланиВиться не смели по Божьему стану,Нет, никогда сладострастные грудиЛаски не ведали звездного чуда,Нет, никогда необъятность вселеннойТы не забрызжешь соленою пеной!

Я же, вселенной и радость и мука,Жалкая в пене твоей ноктилюка,Атом незримый в голодном планктоне,Солнечноликим Зевесом на тронеЧасто бываю, и нежная ГебаКубок нектара дает мне в Эребе.

Море лазурное! Дланью конечнойТы не обнимешь Тропы этой Млечной!Я же в любовь осимволил безбрежность,В девушки чистой невинную нежность.Вот почему до последних завесОбнял вселенную смертный Зевес!

Пролески

Безжизнен лес. Прошлогодние ризыЛежат вокруг пеленой желто-сизойИ под ногою шуршат, как черепьяРазбитых амфор или как отрепьяКулис прогнивших торжественной сцены,Где Смерти подвиг серел неизменный.И снег лежит по прогалинам в балках,Как саван в клочьях, и хриплые галкиКричат кругом, и топор дровосекаСтучит везде, повергая без спехаОкаменевших, недвижных и черных,Как будто мертвых, как будто покорных.Но колесница лучистая ФебаНа днях три раза лазурное небоОпоясала, и черная стаяДроздов вернулась из дальнего края,Где пела в гнездах у Гроба Господня.И дрогнул лес, и без счета сегодня,Из-под одежд перегнивших, негодных,Поднялось ликов веселых, свободных,Подснежников белоснежных, невинных,Пролесочков голубых, темно-синих,Которых страшные, смрадные трупыВсю зиму грели, как будто тулупы.И мы с тобою – такие пролескиНа гробе страшном, последние всплескиМечты погибшей, навеки, быть может,Мечты, которой никто не поможет.Отчизна, вера, народов равенство,Свобода, братство, Христово блаженство,Всё это, всё лишь такие черепья,Всё это, всё почему-то отрепья.И дай-то Бог до конца нам хотя быСтремиться вместе к лазурной КаабеСвятого неба, как эти пролески,Свия любящую грудь в арабески!

Палланца

1. «Пока вакхического танца…»

Пока вакхического танцаНе утомляет душу прыть,Нам берегов твоих, Палланца,Жемчужно-сизых не забыть,Где незабвенных трое сутокТы в синей зыбочке своейДля двух доверчивых малютокВзметала пенистых коней,Где без досадных диссонансовВпервые Вечный ДирижерВ одном божественном кадансеСлил жизни несогласный хор.

2. «Жарко-розовые стены…»