Анатолий Богатых - Под уездной звездой Страница 3

«Сон мне: тракт малоезжий, протяжен и дик…»

Сон мне: тракт малоезжий, протяжен и дик.Песню вою на долгий – на Русский – салтык.

На распутьях кричу, сам себе печенег:– Есть ли во поле жив хоть один человек?!Как живёшь без креста да без веры отцов?

– Лишь глазницы пустые, провал их свинцов.– Лишь пустые глаза у живых мертвецов.– Лишь молчанье в ответ. Этот мир – не жилец.

Вот и сказочке нашей приходит конец.

Ах, во снах зелена, изумрудна трава!Как шелка мурава! А проснёшься – мертва.А очнёшься – похмельно болит голова,опоённая ложью…

Часу в шестом

Надоело. Надоело.Я сегодня пью вглухую.Я сегодня, грешным делом,в одиночестве тоскую.

Хоть бы кто зашёл однажды, —хоть Алёшка, граф продажный,хоть каприйский буревестник,хоть братан их, Ванька Каин,хоть из нынешних балбесов,хоть поганый мент, хоть каждыймимошляющий татарин…

Всё равно. Подымем вместеза Отечество – без бесов,за Россию – без окраин!

«…Две рюмки – похмелье, вареньице к чаю…»

…Две рюмки – похмелье, вареньице к чаю.В домашнем застенке на лире бряцаю.

Осенний мотив навязался с утра:– Мы вольные птицы! Пора, брат, пора…

«Всё о печали, друг мой, о печали…»

Всё о печали, друг мой, о печали…Поговорим с тобою до утра.(Ты не заметила, как нынче странно сталитемнее дни, яснее вечера? —Об эту пору вечной Дикой Степьюк орде поганых шла святая рать…)Вино откроем и свечу затеплим.Не засыпай, ещё не время спать.Будь милосердна. Мне в такие ночи,когда лежишь измученный, без сна,приходят мысли тёмные – и точат.И страшен крест молчащего окна.И страшен мрак, таящийся повсюду.Как вспомнишь – многая текла вода,а мертвецы не встали никогда,и не дождаться Воскресенья чуда.Как вспомнишь, сколько их ушло тогда,где так и жили, – с верой, но без Бога,где жизни запрессованы в года,а кости запрессованы в дорогах,в дорогах, уходящих на востоктакой огромной выстраданной ложью,что в поезде «Москва – Владивосток»зайдётся сердце непонятной дрожью.Умытый кровью, в чарованье навьем,лежит простор – века веков! – страны.Безумьем дедов и отцов бесславьеммы от зачатья нашего больны.

И кровь отмщенья ждёт…

«…Осень. Осели осы на перекрестье оконном…»

…Осень. Осели осы на перекрестье оконном.Гроздьев красным-красно. Грузен жёлтый закат.Из дому выйдешь – осень. Льнут к ладони со звономлисые лица листьев, ластятся – и летят.

Осень. Земные оси к небесным легли положе.Мёрзнет звёздная россыпь. В изморози водосток.К ночи острее воздух. Поздний спешит прохожий.В гулком проулке глохнет подкованный каблучок…

«Меня в бессоннице настиг…»

Меня в бессоннице настигодин случайный миг видений:созвучен мне чужой язык,близки чужих преданий тени.

И – нелюбимое дитя —в изгнанье дальнем и сладимом,земле оставленной не мстя,живёшь не пасынком, но сыном.

И забываешь сушь, и зной,и муку зим, и снег степной.

…И понял я, —под чуждым небомнам не найти чернее хлебаи горше горького вина —неволи, выпитой до дна,познав свободу неземную,а на земле и воли нет.

Лишь на Руси единой свет.

«…И не о тех…»

…И не о тех,т е п е р ь забывших род свой.

Но – в одиночестве, как в странном сне,вдруг ощутив знобящий знак сиротства —во тьме ночной чредой явились мне:и давний снег, багрённый Русской кровью,и тени жён, познавших муку вдовью(их долгий бабий крик до немоты),и скорбных кладбищ Русские кресты,там, на чужбине, – имена простыефамилий славных, кость и кровь России.(Т в о е й России, Господи, – простичужбину им, умершим и убитым.)

…Не мне ли знать,ч т о д н ё м, д л я н а с с о к р ы т ы м,нас всех Владыка призовёт, и примет,и души наши благодатью летнейв последней правде и в любви последнейсоединит; и враг врага обнимет,и цвет знамён в один сольётся цвет? —Но плачу я, и горше плача нет,когда ночами сны мне снятся злые, —как навсегда уходят корабли,как сохнут слёзы ясных глаз России,рассеянные по лицу земли…

Двадцатипятилетие

Шалавой ночью выйду в город.Фонарной строчкою пропоротпространства тёмного кусок,и тьма – опасная, как ворог —забилась в каждый уголок.А мне нужда подбить итог,прожитых лет учесть сознаньеи загадать ухода срок.Нагим пришёл я в вечер ранний,пришёл без имени и званьяв морозный мир, в январский сад.Я стал богаче полузнаньем,я невесёлый прячу взгляд.Мне отлюбилось время клятв,мне ближе мир, где жить свободней,где сад – просвечен и костляв.Бреду в тоске иногородней.Пообочь в беленькой исподнейберёзка жмётся у ларька, —не одинок я в час Господний!И ночь беззвёздная легка,когда мигнут издалекаглаза собачьи в подворотне,как два бессонных светлячка…

1981; из рукописи книги «Городская окраина»

«Во поле чистом оглохшая мгла…»

Во поле чистом оглохшая мгла.

…Сны безнадежны – и в каждом из нихтёмные лица сограждан моих,вечная грусть глубоко залегла.Выйдешь ли ночью, видишь воочью —чёрные флаги простёрли крыла…

Во поле нашем оглохшая мгла.

…Только волнуются тени живыемёртвых теней, да идут постовые —страшен и тяжек размеренный шаг, —душу обыщут, и взвоешь в кулак.Ох, как дороженька узкая зла…

Во поле Русском оглохшая мгла.

Одиночество

Небо с пёстрой землёй смыкая,буйство красок земных смиряя,чёткость линий дневных стирая,мгла вечерняя – мгла сырая —опускалась на землю рано.Воздух в клочья сбивался странно,на ветвях зависая рвано, —воздвигалась гряда тумана,беспросветная и глухая.Было зябко, и зыбко было.

Било десять. Дорога стылальдом весенним. Двенадцать било.Небо Млечным Путём пылило.В переплёты окна сквозило,сквозняками тянуло с пола.И стоял я, смятеньем скован,нетерпенья и смуты полон.И луна, голуба и пола,из фабричной трубы всходила,половинной мерцая долей.

Пополуночи час и болебило смутно. Мои мозоликостенели. Без сил, без воли —обрастал я пером. И в болиудлинялись мои лопатки.Когти в пух обрамлялись гадкий.И рассвета стыдясь, украдкойподоконник покинув гладкий,полетел я над Русским полем,непривычным крылом махая.

«Вот говорят: Не стоит пить…»

Вот говорят: «Не стоит пить,всю жизнь паря за облаками,что н е т тебя, что ты не с намии что нельзя с тобою жить…»Всё так.Но так тому и быть.А каково м н е – т р е з в ы м – с вами?!

«Опять со мной моя бессонница…»

Опять со мной моя бессонница,ночное тихое житьё.Опять устало лампа клонится —и жёлт, и жалок свет её.Но, отгороженная шторами,по эту сторону окнамерцает странными узорамимоя надменная страна.Моя держава сероокаяпроступит медленно во мгле,в небытие уйдя истоками,вся умещаясь на столе.Тяжёлой венчанный короною,я слышу подданных моих.И Муза – гостья непреклонная —ко мне ведёт покорный стих.И – гостья гордая – Музыка,печалясь пленною струной,изысканнейшим из языковв тиши беседует со мной.И – не пьянея – пьёшь дарованныйнапиток светлый и хмельной,земной свободою раскованный —и этой властью неземной, —пока за призрачными шторамине проступил квадрат окна,пока людскими разговорамине прозвучала тишина…

Но над землёй моей усталоя руки бледные скрестил. —

И тьма была —и светом стала.И ночь плыласветло и алов согласном трепете светил.

Прошлое

Нынешней ночью – кромешных потёмокглубь созерцая – придумалось мне:в доме оставлен ослепший ребёнок,взрослыми брошен…

Бревно на бревне,дом оседал. Неразумные тваристены точили, и пахло грибкомв комнатах дома. И было по паретварей на стену. И восемь – на дом.Немощный, бледный, со слабостью в теле,белые в тьму упирая зрачки,мальчик вжимался в простенок; и пелистранную песню слепые сверчки,дом разрушая, из стен выпускаяживших когда-то людей голоса.Слов проплыла шелестящая стая,слуха коснувшись…

Смежая глаза,он обмирает и голову клонит,тёмной, неведомой силой влеком, —падает на пол, уткнувшись в ладони,нож ощущая шестым позвонком.

Подражание Тютчевскому