Коллектив авторов - Антология альтернативной литературы 1. Альманах Страница 3

– Тихо, не ори. А если порошок в Хатлонской области из первых рук брать – шестьсот процентов. Один к шести – прикинь!

Минимум. И всех дел – на десять дней.

Алишер говорит – как два пальца. А у него там завязки, все дела, двоюродный брат – большой человек, глава рода – «колони хона». Плюс он же в хукумате – местной мэрии – какая-то шишка.

Только бабки нужны, чтобы оптом взять за нормальную цену. Я три миллиона набрал, под двадцать годовых, через неделю лечу.

– Если так всё просто, что ж твой чурка карщиком работает?

– Да я спрашивал тоже. Бабок-то у него своих нет, вот он и набирает потихоньку. Сейчас стаж накрутит, легализуется, гражданство получит. А потом ещё, видишь, у них система клановая – сказали: «работай здесь, так для семьи нужно», значит, будет работать.

– Серёг, ты вроде бывший сотрудник, до подполковника дошёл, умный мужик, а такую чепуху мелешь.

Кино насмотрелся? Так в кино, кстати, и показывают, как с наркотой влетают. Или наркоконтроль повяжет, или пристрелят как собаку.

– Да я ж не собираюсь этим напостоянку заниматься! Не дурей тебя!

Пару ходок – и в тину. Мне б на квартиру только… Это ты с детства весь в шоколаде: бабка на Покровке, тётка – на Больших Каменщиках, бывшая с дочкой – в двушке, сам – в трёшке. А я, блядь… Заебался я десять лет в Балашихе в малосемейке этой, Ленка стонет уже.

– Будет тебе малосемейка в Бутырке… или в Матросской Тишине… – где там за порошок содержат?

– Ладно, всё. Забыли. Сам как?

– Я?.. Нормально.

Да ты что – не понимаешь, что даже если и купишь, не удастся провезти оттуда?! На границе обшмонают – и привет.

Серёга отмахнулся, задел рукой девчонку за соседним столиком. Мы нависли над столиком, придвинулись головами вплотную.

– Бля, столики в кофейнях пихают – пёрднуть негде. Скоро в два яруса будут ставить.

…Ты как маленький. Я ж тебе говорю, у него брат в хукумате – отдаёшь тариф, а там они уже сами разбираются. Из Фирюзабада на машине довезут до узбекской границы, потом козьими тропами до Самарканда, там встретят, и через Казахстан в Россию. Алишер так несколько раз сопровождал. Таджиков-то ещё трясут более-менее, а белым людям – как два пальца.

Главное – не пытаться ни-ко-го кинуть. Взял десять кило, заплати, что положено, не пытайся прогнать, что пять везёшь.

– Да скорей тебя кинут тридцать три раза. Сахарной пудры наложат вместо порошка, и привет. Ты, что – разбираешься в нём, что ли?! Или с умным видом на язык будешь пробовать – холодит-не холодит?

– Не кинут.

Алишер со мной поедет. Если чего – я его прижму так, что он у меня до конца жизни жопой порошок фасовать будет. И его придавлю, и родичей. У них всё гнездо здесь – и дядя, и шурин, и ещё половина их «тупа». «Туп» – род. Почти как у чехов – «тейп». Из-за родственников обоссытся меня подставлять.

– Дурень ты, Серёга. Я удивляюсь просто. Битый мужик, почти полкан, начальник службы безопасности, а дурень. Рассказываешь так, будто это за грибами на Куровскую съездить. Деньги потеряешь и посадят ещё. А здесь – будешь чеки с порошком по улицам разносить?

– Здесь Алишер всё на себя берёт. Оптом привезу – оптом отдам.

– Жопу ты свою оптом отдашь, вот что. Куда ты лезешь?

А как деньги туда довезти? В двух чемоданах? Тоже пойдёшь к Лужкову в хукумат договариваться? Забудь про это…

Пить мы начали в Домодедово, смутно помню тяжёлую Серёгину ругань на багажном контроле, куда-то он там ходил, с кем-то разбирался… я продремал около вещей.

В Душанбе прилетели ранним утром, договорились с местным бомбилой в тюбетейке до Фирюзабада.

Наркокарщик Алишер заболел пневмонией, не поехал, из Москвы созвонились с Аюпом, его двоюродным братом – «братом из хукумата» – тот всё подтвердил.

Прохождения границы в Душанбе нет, но паспорта на выходе проверяют. Капитан-погранец впился колючим взглядом: «Зачем прибыли в Душанбе? Цель поездки?»

Серёга улыбнулся: «Туризм. Солнышка захотелось. Плова с курагой поесть. Авитаминоз, бля».

Капитан пытался спрашивать про маршрут следования и место размещения, Серёга его отшил в полпинка.

На горных поворотах нас сморило, проснулись только у въезда в город – каменные столбы, фантастической величины дурацкие железные ворота, караул. «Как в «Тысяче и одной ночи», – подумал я.

Аюп встретил нас перед воротами. Мягко, как будто отгоняя мошек от вазы с фруктами, шевельнул пальцами в сторону своего водителя. Водитель – высокий, костистый, с глубоко посаженными глазами – шагнул к нашему бомбиле, протянул ему деньги и что-то буркнул.

Тот попятился, кланяясь Аюпу, на нас не глядя, сложился в суставах, во всех своих сочленениях, и втянулся в салон. Словно всосало его туда. Не переставая кланяться, завёл двигатель и, взвизгнув резиной, умчался прочь.

– Вы – гости, – говорил Аюп, подсаживая нас в белый «Круизер» с молитвенным ковриком на панели приборов. – Вы – гости. Как же так, из аэропорта сами поехали, не позвонили. Это нехорошо, это стыд для меня.

– Да хуле лишний раз беспокоить, – сказал Серёга.

– Беспокойство – это жизнь без гостей, – не очень понятно сказал Аюп и мы въехали в город.

Вдоль улиц тянулись побеленные заборы-дувалы с резными узорами виноградных и инжировых листьев, в проёмах слепо кривились двери и ворота из ветхого, изъеденного жучками дерева. Полуденное солнце не давало тени, дувалы и низкие дома с маленькими окнами выглядели пугающе плоскими, как безглазые стёртые лица из мутных снов. Невидящие окна, никуда не ведущие двери.

По берегам уличных арыков росли крепкостволые раскидистые деревья с мелкой листвой, тёмно-зелёной сверху и белесой с изнанки, слабый ветер шевелил их кроны, как будто за окном непрерывно переодевались женщины – шуршание юбок, мелькание нижнего белья. Впрочем, с похмелюги у меня всегда стояк дикий и всякая похабщина в голову лезет.

Редкие прохожие почтительно кланялись вслед тёмным стеклам автомобиля.

– Почему на некоторых деревьях в садах ленточки? – спросил я.

– Там, где в доме невеста и скоро свадьба. Таков старый обычай, – ответил Аюп и развёл руками, будто извиняясь.

По-русски он говорил хорошо. С падежами, конечно, не справлялся, и непривычно чётко расставлял ударения; гласные подчёркивал вытянутыми губами и горлом, выделял букву «о», иногда растягивая её как «оу», вместо «ш» кое-где вставлял «ч». Непохоже на остопиздевший москвичам кавказский выговор: чеченцы с дагами шипят и скрежещут, то и дело срываясь на угрожающее рычание, речь же Аюпа, наполненная гулкими гласными, напоминала клекотанье большой птицы.

Мы въехали на возвышенную площадь с остатками крепостных стен, машина остановилась. Водитель выскочил, распахнул дверь передо мной, Аюп, поклонившись, помог выйти Серёге.

Площадь удивительно походила на смотровую площадку перед Московским Университетом – как если б мы подъехали к баллюстраде со стороны главного здания.

Только вместо реки и Лужников – нереальная панорама горного хребта, а на площадке вместо матрёшечников – кафешечные столики и навесы. Прозрачный воздух, пропитанный ароматами цветов, лепешек и жареной баранины дрожал и переливался снизу доверху.

В Москве, когда в длинной пробке стоишь, вперёд смотришь – тоже по типу этого слоями воздух струится. Выхлопы из глушаков.

Мы шли между огромными клумбами и цветниками, водяная пыльца фонтанов, приятно освежая, падала на плечи, мгновенно высыхала под жарким солнцем. Пацаны носились по асфальтовым дорожкам, катались на роликах и велосипедах, аккуратно объезжали миндальные деревья в розово-белом цвету, под развесистыми широколистыми чинарами сидели старики в галошах и высоких разноцветных носках-джурабах, молодые мамы с колясками. Всё как у нас, только мамы не в мини, а в ало-зелёных шароварах с халатами.

Наш путь ни разу никто не пересек, по длинной тенистой аллее через всю площадь мы прошли одни.

Сзади, чуть приотстав, шагал водитель.

– Мы совсем не так представляли себе ваш город, – сказал я.

– А как? – вежливо улыбнулся Аюп.

– Ну, так… более традиционно… – замялся я.

– Арык бежит,Большой бежит,Бода несёт прохладу.Голодный тигрДавно не спит,Его убить нам надо…

– неожиданно продекламировал Аюп.

Это мы так в школе русскую азбуку учили…

Смешно, да? Развиваемся немножко, развиваемся. Здесь раньче середина старый город базар был, вонючий (у него прозвучало – «вонучи»), грязный, эпдемичски опасный. Снесли, всё убрали, немножко цветы, немножко фонтаны, детский городок, кафе, ресторанчики, боулинг – пусть люди отдыхают.

От базара название оставили: «Девори баланд» – «высокие стены». Старое тоже немножко нужно помнить, как вы считаете?

– Прекрасно получилось, – искренне сказал я, стараясь сдержать улыбку – над тёмными стёклами здания слева красовались яркие буквы: «Боулынг-хана» и «Билъ-ярдон».