Алексей Апухтин - Избранные стихотворения Страница 3

То вдруг какой-то страх и чувство пустоты

Сжимали грудь мою... Сменяя призрак ложный,

Другие чередой являлися мечты,

Другой носился бред, и странный и тревожный.

Пустыней белою тот пир казался мне;

Тоска моя росла, росла, как стон разлуки...

И как-то жалобно дрожали в тишине

Напева бального отрывочные звуки.

4 января 1857

Как сроднились вы со мною,

Песни родины моей,

Как внемлю я вам порою,

Если вечером с полей

Вы доноситесь, живые,

И в безмолвии ночном

Мне созвучья дорогие

Долго слышатся потом.

Не могучий дар свободы,

Не монахи мудрецы,-

Создавали вас невзгоды

Да безвестные певцы.

Но в тяжелые годины

Весь народ, до траты сил,

Весь - певец своей кручины -

Вас в крови своей носил.

И как много в этих звуках

Непонятного слилось!

Что за удаль в самых муках,

Сколько в смехе тайных слез!

Вечным рабством бедной девы,

Вечной бедностью мужей

Дышат грустные напевы

Недосказанных речей...

Что за речи, за герои!

То - Бог весть какой поры -

Молодецкие разбои,

Богатырские пиры;

То Москва, татарин злобный,

Володимир, князь святой...

То, журчанью вод подобный,

Плач княгини молодой.

Годы идут чередою...

Песни нашей старины

Тем же рабством и тоскою,

Той же жалобой полны;

А подчас все так же вольно

Славят солнышко-царя,

Да свой Киев богомольный,

Да Илью-богатыря.

1 июля 1857

Ночь уносит голос страстный,

     Близок день труда...

О, не медли, друг прекрасный,

     О, приди сюда!

Здесь свежо росы дыханье,

     Звучен плеск ручья,

Здесь так полны обаянья

     Песни соловья!

И так внятны в этом пеньи,

     В этот час любви,

Все рыданья, все мученья,

     Все мольбы мои!

11 сентября 1857

"Шестнадцать только лет!" - с улыбкою холодной

      Твердили часто мне друзья: -

"И в эти-то года такой тоской бесплодной

      Звучит элегия твоя!

О, нет! Напрасно, вняв ребяческим мечтаньям,

      О них рассказывал ты нам;

Не верим мы твоим непризнанным  страданьям,

      Твоим  проплаканным ночам.

Взгляни на нас: толпой беспечно горделивой

      Идем мы с жребием своим,

И жребий наш течет так мирно, так счастливо,

      Что мы иного не хотим.

На чувство каждое мы  смотрим безразлично,

      А если и грустим порой,

Смотри, как наша грусть спокойна и прилична,

      Как вся проникнута собой!

Пускай же говорят, что теплого участья

      В нас горе ближних не найдет,

Что наша цель мелка, что грубо наше счастье,

      Что нами двигает расчет;

Давно прошла пора, когда не для забавы

      Таких бы слушали речей:

Теперь иной уж век, теперь иные нравы,

      Иные страсти у людей.

А ты? Ты жить, как мы, не хочешь, не умеешь,

      И, полон гордой суеты,

Еще, как неба дар, возносишь и лелеешь

      Свои безумные мечты...

Поэт, беги ты их, как гибельной заразы,-

      Их судит строгая молва,

И все они, поверь, одни пустые фразы

      И заученные слова!"

Не для судей моих в ответ на суд жестокий,

      Но для тебя, былых годов

Мой друг единственный, печальный и далекий,

      Я сердце высказать готов.

Ты понял скорбь души, заглохшей на чужбине,

      Но сам нередко говорил,

Что должен я беречь и прятать, как святыню,

      Ее невысказанный пыл.

Ты музу скромную, не зная оправданья,

      Так откровенно презирал...

О, я тебе скажу, как часто в час страданья

      Ее, изменницу, я звал!

Я расскажу тебе, как я в тоске нежданной,

      Ища желаниям  предел,

Однажды полюбил... такой любовью странной,

      Что долго верить ей не смел.

Бог весть, избыток чувств рвался ли неотвязно

      Излиться вдруг на ком-нибудь,

Воображение ль кипело силой праздной,

      Дышала ль чувственностью грудь,-

Но только знаю я, что в жизни одинокой

      То были лучшие года,

Что я так пламенно, правдиво и глубоко

      Любить не буду никогда.

И  что ж? Неузнанны, осмеяны, разбиты,

      К ногам вседневной суеты

Попадали кругом, внезапной тьмой покрыты,

      Мои горячие мечты.

Во тьме глухих ночей, глотая молча слезы

      (А слез, как счастия, я ждал!),

Проклятьями корил я девственные грезы

      И  понапрасну проклинал...

Порой на будущность надежда золотая

      Еще светлела впереди,

Но скоро и она погасла, умирая,

      В моей измученной груди...

Тому уж год прошел, то было ночью темной.

      Раз, помню, выбившись из сил,

Покинув шумный пир, по площади огромной

      Я торопливо проходил.

Бог знает, отчего тогда толпы веселой

      Мне жизнь казалась далека,

И на сердце моем, как камня гнет тяжелый,

      Лежала  черная тоска.

Я помню, мокрый снег мне хлопьями нещадно

      Летел в лицо; над головой

Холодный ветер выл; пучиной безотрадной

      Висело небо надо мной.

Я подошел к Неве... Из-за свинцовой дали

      Она глядела все темней,

И волны в полосах багровых колебали

      Зловещий отблеск фонарей.

Я задрожал... И вдруг, отчаяньем томимый,

      С последним ропотом любви

На мысль ужасную напал... О, мимо, мимо,

      Воспоминания  мои!

                        Но образы иные

      Меня преследуют порой:

То детства мирного виденья золотые

      Встают  нежданно предо мной,

И через длинный ряд тоски, забот, сомненья

      Опять мне слышатся в тиши

И игры шумные, и тихие моленья,

      И смех неопытной души.

То снова новичком себя я вижу в школе...

      Мой громкий смех замолк давно;

Я жадно рвусь душой к родным  полям и к воле,

      Мне  все так дико и темно.

И тут-то в первый раз, небесного напева

      Кидая звуки по земле,

Явилась мне она, божественная дева,

      С сияньем музы на челе.

Могучей красотой она не поражала,

      Не обнажала скромных плеч,

Но сладость тихую мне в душу проливала

      Ее замедленная речь.

С тех пор везде со мной: в трудах, в часы досуга,

      В мечте обманчивого сна,

С словами нежными заботливого друга,

      Как тень, носилася она;

Дрожащий звук струны, шумящий  в поле колос,

      Весь трепет жизни в ней кипел;

С рыданием любви ее сливался голос

      И песни жалобные пел.

Но, утомленная моей борьбой печальной,

      Моих усилий не ценя,

Уже давно, давно с усмешкою печальной

      Она покинула меня;

И для меня с тех пор весь мир исчез, объятый

      Какой-то страшной пустотой,

И сердце сражено последнею утратой,

      Забилось прежнею  тоской.

Вчера еще в толпе, один, ища свободы,

      Я, незамеченный, бродил

И тихо вспоминал все прожитые годы,

      Все, что я в сердце схоронил.

"Семнадцать только лет! - твердил я, изнывая, -

      А  сколько горечи, и зла,

И бесполезных мук мне эта жизнь пустая

      Уже  с собою принесла!"

Я чувствовал, как рос во мне порыв мятежный,

      Как желчь кипела все сильней,

Как мне противен был и говор неизбежный,

      И шум затверженных речей...

И вдруг передо мной, небесного напева

      Кидая звуки по земле,

Явилася она, божественная дева,

      С сияньем музы на челе.

Как я затрепетал, проникнут чудным взором,

      Как  разом сердце расцвело!

Но строгой важностью и пламенным укором

      Дышало милое чело.

"Когда взволнован ты,- она мне говорила,-

      Когда с тяжелою тоской

Тебя влечет к добру неведомая сила,

      Тогда зови меня и пой!

Я в голос твой пролью живые звуки рая,

      И пусть не слушают его,

Но с ним твоя печаль, как пыль, исчезнет злая

      От  дуновенья моего!

Но в час, когда томим ты мыслью беспокойной,

      Меня, посланницу любви,

Для желчных  выходок, для злобы недостойной

      И не тревожь, и не зови!.."

Скажи ж, о муза, мне: святому обещанью

      Теперь ты будешь ли верней?

По-прежнему ль к борьбе, к труду и упованью

      Пойдешь ты спутницей моей?

И много ли годов, тая остаток силы,

      С тобой мне об руку идти,

И доведешь ли ты скитальца до могилы

      Или покинешь на пути?